он не шевелится и никогда больше не шевельнется.
Все это мама рассказала ей позже. А в воспоминании, ставшем сном, или во сне, ставшем воспоминанием, Саффи бежит со всех ног домой, хочет скорее предупредить, ее губы складывают слова – “Der Teufel! Нечистый! Там! В сарае!” – но она не может произнести ни звука. Она показывает рукой – “Там! В сарае!” – но все стоят и смотрят на нее, хмуря брови и качая головами. “Бедняжка, – говорят они, – бедняжка…”
* * *
Саффи провела третью ночь без сна. Когда ключ Рафаэля поворачивается в замке, часы показывают восемь утра.
Ее супруг вернулся раньше. Вылетел первым утренним рейсом, так не терпелось ему поскорее увидеть свое маленькое семейство. Он распахивает дверь гостиной – жена сидит в уголке дивана, сжав коленки, устремив взгляд на выключенный радиоприемник.
– Саффи? А где наш Эмиль – спит? Все в порядке?
Она смотрит на него, не отвечая, не понимая, хочет встать, но не может, точно окаменелая.
– Расскажи, что ты делала эти три дня? Хорошая была погода, вы гуляли?
Лицо Саффи и ее голос выдают замешательство.
– Хорошая погода? – бормочет она. – Не знаю… Кажется, да… А у тебя… там, где ты был?
– Любовь моя, – говорит Рафаэль.
Опустившись на колени на ковер перед ней, он прижимается щекой к ее бедру и обеими руками обнимает за талию.
– Я так много, так много думал о вас! – шепчет он. – Ты не представляешь, как я скучал.
– Я тоже, – отвечает Саффи после паузы.
– По-моему, ты озябла. Хочешь, сделаю тебе чаю? Сейчас! Я приготовлю отличный горячий чай… Подожди!
Саффи ждет.
Рафаэль возвращается с чаем, ставит поднос перед женой на журнальный столик, подает ей чашку, целует в лоб.
– Спасибо, – говорит она. И добавляет, отхлебнув: – Очень вкусно.
Стало быть, ничего не изменилось, вздыхает про себя Рафаэль. Стало быть, ей не лучше, и материнство не помогает. Расстроенный, он вынимает из чемодана свой несессер и закрывается в ванной, чтобы принять душ и побриться. Выйдя, он застает Саффи сидящей все в той же позе. Чай остыл, она к нему даже не притронулась.
Тем временем проснулся Эмиль. Он, должно быть, мокрый: в жалобном плаче явственно слышен этот характерный дискомфорт.
* * *
Проблемы каждого человека – самые важные, не так ли? Вот и у Эмиля в данный момент своя проблема – мокрый подгузник: моча щиплет попку и промежность. Не усмехайтесь: вы тоже через это прошли. И может статься, что со временем вам это еще раз предстоит испытать.
VIII
Весна вступает в свои права, уже птицы щебечут и клюют крошки во дворе дома на улице Сены, распускаются нежно-зеленые листочки на диком винограде.
Выступления в Милане были встречены критикой на ура, и известный парижский концертный зал дает добро импресарио Рафаэля Лепажа на его сольный концерт в апреле.
На фоне публичного успеха Рафаэлю еще труднее смириться с трудностями в частной жизни. В нем взыграл волюнтаризм: он фотографирует жену и сына и посылает матери в Бургундию самые удачные снимки (в первую очередь тот, единственный, на котором Саффи улыбается).
Все должно наладиться, твердит себе Рафаэль. Должен найтись выход из этой нелепой апатии. Если так и тянуть изо дня в день, будет только хуже. У нас есть все, чтобы быть счастливыми втроем. Саффи, я умоляю тебя, пожалуйста, будь! Ты моя жена, это на всю жизнь, моему сыну нужна настоящая мать, чтобы говорила с ним, и пела ему, и открывала ему мир. Саффи, Саффи моя! Вернись ко мне, вернись в мою постель!
Они не занимались любовью с первых недель ее беременности. Рафаэль не спешит. Он обнимает ее ночами, пытаясь успокоить, приручить, расположить к себе. Ласковы его руки, ласковы слова, и наконец он овладевает ею так нежно, что сам едва не плачет. А она – покорна. Только покорна и не более. Она опять лежит без сна рядом с ним, как до этого лежала без сна в библиотеке. Когда они занимаются любовью, она остается в ночной сорочке, пряча отвратительный оскал на животе. А так – снова предоставляет ему свое тело. Принимает его, как и раньше – рассеянно. Улыбается, разговаривает, но за ее улыбкой, за ее словами – ее нет.
* * *
Вот таким образом, надо признать, не блестяще, обстоят дела в семействе Лепажей к дню большого сольного концерта Рафаэля в середине апреля. И в этот-то день изменится все.
* * *
Около десяти утра Рафаэль репетирует на басовой флейте пьесу, которую собирается исполнить на бис. Он преподнесет своеобразный подарок публике, неожиданно сменив инструмент: даст вволю насладиться виртуозностью и чистотой звука Луи Лота, а под занавес сыграет на своей “Рэндалл Карт” мелодию медленную и задумчивую… после чего слушателям останется только молча встать и разойтись, не аплодируя, чтобы сохранить в себе дивные звуки его музыки.
И вот посреди пьесы басовая флейта Рафаэля издает безобразно фальшивый звук.
– А, черт!
Досадливо поморщившись, Рафаэль прекращает игру. Он знает, в чем дело: когда указательный палец его левой руки отпускает клапан “до”, клапан западает и вместо нужного “до-диез” звучит еще одно вымученно-хриплое “до”. Вечное слабое место этой флейты: как привычный вывих у старушки, периодически подворачивающей левую лодыжку; выход один – обратиться к специалисту.
Можно было бы, конечно, вообще отказаться от этого номера – в программе пьеса не записана, – но его это бесит. Уж если Рафаэль что-то задумал, пусть даже об этом знает он один, – он не терпит осечек. К тому же, как мы убедились, дух волюнтаризма в нем сейчас особенно силен.
И вдруг до него доходит, что можно одним ударом убить двух зайцев: пусть флейту в починку отнесет Саффи. Мастер живет в Маре, на улице Сицилийского Короля – не очень далеко, она может отправиться пешком, с Эмилем в коляске. Погода хорошая, прогулка пойдет ей на пользу… да, решительно, идея ему нравится.
Сделать два дела разом – как это похоже на Рафаэля.
Бедняга.
* * *
Коляска ждет внизу у привратницкой. Огромный, черный, неподъемный агрегат. Саффи кладет туда безмолвный живой сверток. Спрятанная под одеялом в ногах Эмиля басовая флейта занимает больше места, чем он сам.
Женщина с коляской удаляется в сторону реки. Саффи еще не гуляла с Эмилем дальше рынка на улице Бюси. Сегодня предстоит целая экспедиция: Рафаэль нарисовал ей план. Надо спуститься по улице Сены и через арку Академии выйти на мост Искусств. Очень живописный пешеходный мостик, между прочим, самый красивый в Париже; здесь можно увидеть слепого аккордеониста или шарманщика с обезьянкой на плече, здесь художники в беретах и блузах сидят перед мольбертами, рисуя Новый мост, зеленеющую оконечность острова Сите – и даже, на заднем плане, башни собора Парижской Богоматери…
Саффи шагает как автомат сквозь этот теплый, этот дурманящий весенний день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Все это мама рассказала ей позже. А в воспоминании, ставшем сном, или во сне, ставшем воспоминанием, Саффи бежит со всех ног домой, хочет скорее предупредить, ее губы складывают слова – “Der Teufel! Нечистый! Там! В сарае!” – но она не может произнести ни звука. Она показывает рукой – “Там! В сарае!” – но все стоят и смотрят на нее, хмуря брови и качая головами. “Бедняжка, – говорят они, – бедняжка…”
* * *
Саффи провела третью ночь без сна. Когда ключ Рафаэля поворачивается в замке, часы показывают восемь утра.
Ее супруг вернулся раньше. Вылетел первым утренним рейсом, так не терпелось ему поскорее увидеть свое маленькое семейство. Он распахивает дверь гостиной – жена сидит в уголке дивана, сжав коленки, устремив взгляд на выключенный радиоприемник.
– Саффи? А где наш Эмиль – спит? Все в порядке?
Она смотрит на него, не отвечая, не понимая, хочет встать, но не может, точно окаменелая.
– Расскажи, что ты делала эти три дня? Хорошая была погода, вы гуляли?
Лицо Саффи и ее голос выдают замешательство.
– Хорошая погода? – бормочет она. – Не знаю… Кажется, да… А у тебя… там, где ты был?
– Любовь моя, – говорит Рафаэль.
Опустившись на колени на ковер перед ней, он прижимается щекой к ее бедру и обеими руками обнимает за талию.
– Я так много, так много думал о вас! – шепчет он. – Ты не представляешь, как я скучал.
– Я тоже, – отвечает Саффи после паузы.
– По-моему, ты озябла. Хочешь, сделаю тебе чаю? Сейчас! Я приготовлю отличный горячий чай… Подожди!
Саффи ждет.
Рафаэль возвращается с чаем, ставит поднос перед женой на журнальный столик, подает ей чашку, целует в лоб.
– Спасибо, – говорит она. И добавляет, отхлебнув: – Очень вкусно.
Стало быть, ничего не изменилось, вздыхает про себя Рафаэль. Стало быть, ей не лучше, и материнство не помогает. Расстроенный, он вынимает из чемодана свой несессер и закрывается в ванной, чтобы принять душ и побриться. Выйдя, он застает Саффи сидящей все в той же позе. Чай остыл, она к нему даже не притронулась.
Тем временем проснулся Эмиль. Он, должно быть, мокрый: в жалобном плаче явственно слышен этот характерный дискомфорт.
* * *
Проблемы каждого человека – самые важные, не так ли? Вот и у Эмиля в данный момент своя проблема – мокрый подгузник: моча щиплет попку и промежность. Не усмехайтесь: вы тоже через это прошли. И может статься, что со временем вам это еще раз предстоит испытать.
VIII
Весна вступает в свои права, уже птицы щебечут и клюют крошки во дворе дома на улице Сены, распускаются нежно-зеленые листочки на диком винограде.
Выступления в Милане были встречены критикой на ура, и известный парижский концертный зал дает добро импресарио Рафаэля Лепажа на его сольный концерт в апреле.
На фоне публичного успеха Рафаэлю еще труднее смириться с трудностями в частной жизни. В нем взыграл волюнтаризм: он фотографирует жену и сына и посылает матери в Бургундию самые удачные снимки (в первую очередь тот, единственный, на котором Саффи улыбается).
Все должно наладиться, твердит себе Рафаэль. Должен найтись выход из этой нелепой апатии. Если так и тянуть изо дня в день, будет только хуже. У нас есть все, чтобы быть счастливыми втроем. Саффи, я умоляю тебя, пожалуйста, будь! Ты моя жена, это на всю жизнь, моему сыну нужна настоящая мать, чтобы говорила с ним, и пела ему, и открывала ему мир. Саффи, Саффи моя! Вернись ко мне, вернись в мою постель!
Они не занимались любовью с первых недель ее беременности. Рафаэль не спешит. Он обнимает ее ночами, пытаясь успокоить, приручить, расположить к себе. Ласковы его руки, ласковы слова, и наконец он овладевает ею так нежно, что сам едва не плачет. А она – покорна. Только покорна и не более. Она опять лежит без сна рядом с ним, как до этого лежала без сна в библиотеке. Когда они занимаются любовью, она остается в ночной сорочке, пряча отвратительный оскал на животе. А так – снова предоставляет ему свое тело. Принимает его, как и раньше – рассеянно. Улыбается, разговаривает, но за ее улыбкой, за ее словами – ее нет.
* * *
Вот таким образом, надо признать, не блестяще, обстоят дела в семействе Лепажей к дню большого сольного концерта Рафаэля в середине апреля. И в этот-то день изменится все.
* * *
Около десяти утра Рафаэль репетирует на басовой флейте пьесу, которую собирается исполнить на бис. Он преподнесет своеобразный подарок публике, неожиданно сменив инструмент: даст вволю насладиться виртуозностью и чистотой звука Луи Лота, а под занавес сыграет на своей “Рэндалл Карт” мелодию медленную и задумчивую… после чего слушателям останется только молча встать и разойтись, не аплодируя, чтобы сохранить в себе дивные звуки его музыки.
И вот посреди пьесы басовая флейта Рафаэля издает безобразно фальшивый звук.
– А, черт!
Досадливо поморщившись, Рафаэль прекращает игру. Он знает, в чем дело: когда указательный палец его левой руки отпускает клапан “до”, клапан западает и вместо нужного “до-диез” звучит еще одно вымученно-хриплое “до”. Вечное слабое место этой флейты: как привычный вывих у старушки, периодически подворачивающей левую лодыжку; выход один – обратиться к специалисту.
Можно было бы, конечно, вообще отказаться от этого номера – в программе пьеса не записана, – но его это бесит. Уж если Рафаэль что-то задумал, пусть даже об этом знает он один, – он не терпит осечек. К тому же, как мы убедились, дух волюнтаризма в нем сейчас особенно силен.
И вдруг до него доходит, что можно одним ударом убить двух зайцев: пусть флейту в починку отнесет Саффи. Мастер живет в Маре, на улице Сицилийского Короля – не очень далеко, она может отправиться пешком, с Эмилем в коляске. Погода хорошая, прогулка пойдет ей на пользу… да, решительно, идея ему нравится.
Сделать два дела разом – как это похоже на Рафаэля.
Бедняга.
* * *
Коляска ждет внизу у привратницкой. Огромный, черный, неподъемный агрегат. Саффи кладет туда безмолвный живой сверток. Спрятанная под одеялом в ногах Эмиля басовая флейта занимает больше места, чем он сам.
Женщина с коляской удаляется в сторону реки. Саффи еще не гуляла с Эмилем дальше рынка на улице Бюси. Сегодня предстоит целая экспедиция: Рафаэль нарисовал ей план. Надо спуститься по улице Сены и через арку Академии выйти на мост Искусств. Очень живописный пешеходный мостик, между прочим, самый красивый в Париже; здесь можно увидеть слепого аккордеониста или шарманщика с обезьянкой на плече, здесь художники в беретах и блузах сидят перед мольбертами, рисуя Новый мост, зеленеющую оконечность острова Сите – и даже, на заднем плане, башни собора Парижской Богоматери…
Саффи шагает как автомат сквозь этот теплый, этот дурманящий весенний день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47