ТЕРЕЗИЯ БЕКЕНМОШТ
– А кто она, эта госпожа Бекенмошт?
– Это была несчастная мать, – сказала госпожа Моосгабр и смела рукой с могильного холмика до времени опавшие листья, – неудачные у нее были дети. Чернорабочие и поденщики. Думала, что вырастут из них достойные люди и на старости лет будут ей подмогой. На старости лет она повесилась. – И, глядя на густые кусты чуть поодаль, закрывавшие ряд соседних могил, она сказала: – Один Бекенмошт, по-моему, еще жив – он каменотес. Гравирует надписи на памятниках здесь в мастерской на площади у главных ворот, мой сын Везр, думается, знаком с ним. Он вообще водит знакомство с каменотесами. Ну, пойдемте, мадам.
Миновав несколько могил, они вышли по траве на маленькую дорожку, а потом свернули на большую.
– А куда мы, собственно, идем? – спросила госпожа Айхенкранц и схватилась за чепец на локонах. – Кладбище ведь такое большое.
– Вы же знаете, куда мы пойдем, – ответила госпожа Моосгабр, – вы же знаете место, где мальчик прячется.
– Он не прячется, – сказала госпожа Айхенкранц, – он бегает. То туда, то сюда. Мог выбежать с кладбища на улицу, и, значит, на кладбище его уже нет. Но пойдемте хотя бы в эту сторону, там, может, мы его и найдем, – указала она в сторону пятой часовни.
– Тогда лучше этим путем, – указала госпожа Моосгабр, – там у склепа Лохов водопровод.
Они шли мимо шестнадцатого участка по большой дороге, которая вдали переходила в аллею, встречали людей, одетых по-летнему, а также всяких бабушек – стоял ведь прекрасный сентябрьский день, и госпожа Айхенкранц сказала:
– Могилы должны быть чистыми и ухоженными. Это визитная карточка семьи. Ваши могилы, мадам, словно вылизанные, любо-дорого смотреть на них. – И, чуть погодя, добавила: – Да и неудивительно, что они такие, раз вы за ними так ухаживаете, даже землю взрыхляете по весне. Конечно, захотели бы вы, так заказов имели бы сколько душе угодно. Вы так хорошо это делаете, что и за могилой Неизвестного солдата смогли бы ухаживать. – И под конец добавила: – Возчики на пивоварнях были уважаемые люди. Без них пиво и не дошло бы до покупателей. Это я, мадам, и сама знаю как нельзя лучше.
Они подошли к небольшому перекрестку, и госпожа Моосгабр сказала:
– Нам надо лучше смотреть. Я думала, мы ищем его.
– А разве не ищем? – сказала госпожа Айхенкранц. – Постойте… – И она подбежала к одному памятнику за перекрестком, заглянула за него и сказала: – Здесь нету. Где же он может быть?
– Надо лучше искать, – сказала госпожа Моосгабр и затрясла большой черной набитой сумкой, – лучше, чтобы мне отчитаться перед госпожой Кнорринг. За той могилой его тоже, наверное, нет… – Она указала на одно островерхое надгробье. Госпожа Айхенкранц подбежала к надгробью, заглянула за него и покачала головой.
– И тут нету, – сказала она, – но постойте. Я знаю, что делать. Я спрошу.
У одной могилы на лавочке сидела старушка с кружевами на шее, и госпожа Айхенкранц подошла к ней.
– Вы не видали, мадам, – сказала она, – мальчика в полосатой майке?
У старушки с кружевами на шее на носу были очечки, она щурясь пялилась в какой-то молитвенник и в ответ лишь слабо покачала головой.
– Она тоже его не видела, – сказала госпожа Айхенкранц, – он где-нибудь на улице.
Наконец они пришли к водопроводу у склепа Лохов. Это была труба с краном над огромной бочкой, и люди набирали здесь воду для поливки могил. Возле водопровода под большим каштаном стояла огромная мусорная корзина. Там были сухие цветы, бумага и арбузные корки.
– Арбузов нынче хоть отбавляй, – сказала госпожа Айхенкранц, – урожайный год был. Надо посмотреть дома, не испортились ли.
– Знаете, мадам, – сказала госпожа Моосгабр и подошла к водопроводу, – мне пить хочется. Попью воды. Налью немного в бутылку, – сказала она и открыла большую черную сумку.
– Вы пьете здешнюю воду? – сильно удивилась госпожа Айхенкранц.
– По нужде, – сказала госпожа Моосгабр, – а что особенного? Она течет из городского водопровода. Это такая же вода, что и в Алжбетове, где строят новые дома.
– А знаете что, мадам, – вдруг проговорила госпожа Айхенкранц, – я вам вот что скажу. Не вынимайте свою бутылку, а пойдемте лучше ко мне. Там и напьетесь. Это отсюда в двух шагах, между кладбищем и парком, по крайней мере, увидите мою лавку. По крайней мере, увидите, как я живу. И вообще, может, мальчик как раз там и будет.
– А где ваша лавка? – спросила госпожа Моосгабр.
– Между кладбищем и парком, у Филипова, – снова сказала госпожа Айхенкранц, – неподалеку отсюда. Там и напьетесь.
– А что вы, мадам, продаете? – спросила госпожа Моосгабр. – Арбузы?
– Нет, не арбузы, – покачала головой госпожа Айхенкранц, – всякие товары для кладбища. Цветы, свечи, масло, негасимые лампады. – И потом сказала: – У меня, собственно, две лавки в одной. При этой кладбищенской – еще маленькая распивочная.
– Распивочная? – удивилась госпожа Моосгабр. – И вы продаете пиво в разлив?
– Нет, пиво в разлив не продаю, – покачала головой госпожа Айхенкранц, – продаю в бутылках.
– И лимонад тоже?
– Конечно. А как же! – кивнула госпожа Айхенкранц. – Лимонад, пиво. И кой-какую закуску.
– Но не ветчину же и салат?
– Нет, это нет, – покачала головой госпожа Айхенкранц, – этим торгуют в киоске. У меня не киоск. У меня лавочка, хотя и со стойкой на улице. Но кроме цветов, свечей и лампад есть еще другие вещи, вот увидите. По крайней мере, увидите, как я забочусь о мальчике. Пойдемте вот так к Филипову… – указала она.
Они дошли до конца кладбища, где были стена и большие решетчатые ворота, за ними – парк. У стены, в нескольких шагах от последнего ряда могил задней стороной стояло какое-то одноэтажное строение, полузакрытое кустарником.
– Вот мы и пришли, – сказала госпожа Айхенкранц и схватилась за чепец на локонах, – здесь у меня квартира и лавка. Фасад глядит на парк, из парка и вход. Но есть дверь и сюда, на кладбище, задняя дверь, видите? – Она указала, и госпожа Моосгабр увидела, что у строения есть дверка и на кладбище, полузаросшая кустарником.
– И вам не страшно здесь? – спросила госпожа Моосгабр.
– Знаете ли, мадам, привычка, – засмеялась госпожа Айхенкранц, – я уже долгие годы среди этих могил и потому к некоторой ночной кутерьме привыкла. А эта задняя дверка, – указала она на кустарник, – заколочена, давно заржавела, и ее не открыть. А если бы и можно было, все равно ее бы никто не отпер – ключей нет. Тут и дух святой не пройдет.
– А не боитесь ли вы здесь другого? – сказала госпожа Моосгабр. – То есть опасности с другой стороны. Со стороны парка. Говорят, негоже ходить ночью мимо кладбища со стороны парка, от Филипова… Здесь случаются и грабители.
– Конечно, мадам, – кивнула госпожа Айхенкранц, – вечерами здесь бродят разные люди, дело известное, парк, но откуда мне знать, кто грабитель, а кто нет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96