Айван за стеной оставался невидимым, поэтому стая должна была скоро вернуться. Так и случилось: голуби прилетели, не обращая внимания на своего мертвого собрата. Мальчик выстрелил еще раз, но насмерть птицу не убил, пришлось добить ее, трепыхавшуюся, и заодно забрать первую. Через час у него за пазухой было четыре птицы. Он связал их за лапы виноградной лозой и приторочил к поясу — без голов, чтобы они не так быстро окоченели.
Айван покинул пшеничное поле и стал спускаться в другую долину, окруженную со всех сторон горами. Нижний ее склон был возделан под банановые посадки, заботливо вспаханная земля была мягкой и рыхлой. На этой земле он отпустил все тормоза и с громким воплем помчался вниз, бешено перебирая ногами, чуть откинувшись назад, чтобы удержать равновесие и не упасть лицом вниз, бросаясь из стороны в сторону, чтобы не врезаться в дерево.
Оказавшись на самом дне долины, он подошел к зеленоватой, искрящейся на солнце реке. Лег отдышаться на песчаном мелководье и почувствовал, как солнечное тепло входит в его тело. Лениво перевернулся на спину, глядя в небо и на отроги холмов, окружавших маленькую долину. Потом включил приемник и иностранный электрический голос разбил тишину, голос станции «Нумеро Уно», голос эффектный, шикарный, околдовывающий, который Айван никогда не уставал слушать: «Говорит кайфовый и клевый, с живой изюминкой, искусный в танцах-шманцах; мое моджо работает правильно и наш музон вас взбодрит; в этот ясный солнечный день напрямую из Кингстона, Джей Эй». Но сегодня, чувствуя, как теплый песок ласково щекочет ему спину, и глядя на зеленые холмы, возвышающиеся молчаливыми громадами, Айван не очень-то хотел все это слушать. Он выключил транзистор и пошел по берегу реки к морю. Обогнул излучину реки и подошел к бамбуковой роще, в тени которой были причалены плоты. Один из плотов принадлежал ему, и, прихватив с собой птиц и поклажу, он оттолкнул плот от берега и направил по течению. Он плыл вниз по реке в поисках джанга, коричневатых речных креветок, которых ловят под мшистыми камнями или прямо на поверхности воды, когда они судорожно бросаются искать тень. Айван ловко подхватывал креветок сложенными чашечкой ладонями и бросал в ведерко. Он делал все неторопливо. Несколько раз оставлял бамбуковый плот, плавал и нырял под скалами, выныривал в зеленых прохладных бассейнах, образованных громоздящимися вокруг камнями. Порой берег исчезал: горные кряжи скалами вдавались прямо в воду. В глубокой воде под этими скалами он нырнул за большим дедушкой джанга, который едва поместился в его ладонях и изо всех сил сопротивлялся, угрожая своими клешнями. Вскоре ведерко наполнилось, Айван лег на скрипучие бамбуковые бревна и позволил неторопливому течению нести плот, а сам включил транзистор и стал слушать бодрую живую музыку. Он проплыл мимо группы ребятишек, плескавшихся в воде, мимо женщины, стирающей одежду о камни, мимо стайки канюков — черных падальщиков, греющих свои лысые красные головы на песчаной полосе, мимо полей, возделанных до самого берега, с посадками ямса, кокосов и бананов.
Медленно разворачиваясь по излучине, он достиг песчаной отмели, которая была пустынна, если не считать одинокой девичьей фигурки, стоящей на камне на коленях. Причаливая к берегу с хитрой усмешкой на лице, Айван медленно вел плот под нависающей скалой в направлении фигурки. Он бесшумно причалил, поднялся на камень и спрятался за ним. Оттуда он мог наблюдать за ней. Но вдруг почувствовал в горле ком. Ему было известно, что Мирриам собиралась стирать здесь одежду, но открывшаяся его взору картина не произвела бы на него столь сильного впечатления, будь она намеренной. Голая, если не считать трусиков, Мирриам развешивала на низких кустах выстиранную одежду. Ступая легко и свободно, она казалась частью этого ландшафта. Стройные девичьи ноги нежно изгибались, а маленькие девственные грудки устремлялись сосками навстречу солнцу. Кожа отливала всевозможными оттенками черного. Айван застыл в благоговении. Мирриам ничем не обнаружила, что заметила его, и вернулась к каменному выступу скалы, где оставалась еще одежда для стирки.
Мирриам не пыталась ни прикрыть себя, ни вообще как-то отреагировать на незваное вторжение Айвана. Природная грация и скромность девичьих движений полностью отрицали его присутствие и придавали Мирриам величие, которое не было бы большим, окажись она сейчас в королевской мантии. Наконец без спешки и стеснительности, не подавая виду, что заметила его присутствие, она небрежно надела просторное платье.
Айван хихикнул. Так она все еще не разговаривает с ним, да? Не обращая на нее внимания, он вернулся к плоту и собрал свои вещи. Прошел мимо нее и развел на берегу небольшой костер. Поставил на огонь ведерко с креветками и принялся чистить и потрошить голубей. Посолил их, поперчил и развесил над огнем. За все это время между ними не было сказано ни слова; они вели себя так, словно каждый находился здесь один. Пока птицы жарились на огне, Айван исчез в кустарнике. Вскоре послышался его голос, полетевший вверх по холмам.
—Маас Бутти — ооу!
Откуда-то с холмов донесся ответ:
—Кто там?
—Айван, сэр!
—Что хочешь?
—Прошу у вас хлебный плод, сэр!
—Бери его, да.
Айвач мог взять хлебный плод с поля и без спроса, но он был внуком мисс Аманды, а не вором. Вернулся он с хлебным плодом и несколькими кокосами в руках. Мирриам украдкой за ним наблюдала, и слабая улыбка заиграла на ее губах.
—Что такое? — проговорил Айван, словно сам себе. — Кажется, кто-то перевернул мою еду. Кто же, интересно знать? Надеюсь, ее не отравили.
— Иди, мертвец, в буш, — сказала Мирриам, улыбаясь, хотя это было самым страшным проклятием, которое один селянин мог адресовать другому, желая ему смерти в одиночестве.
—Ах, так это вы! А я вас, признаться, и не заметил. Не желаете ли присоединиться к моей скромной трапезе, мэм?
—Не исключено, — сказала она, продолжая стирать. — Но сначала мне нужно как следует подумать, действительно ли я хочу разделить трапезу с банго, который не ходит в школу и без перерыва слушает глупое радио.
—Держи себя в руках. Я знаю, если говорю, что голоден, и еда почти готова. Когда хлебный плод испечется, я в любом случае приступаю к еде.
Вскоре все стало совсем не так плохо, как могло показаться вначале. С тех пор как Айван перестал ходить в школу и купил себе радио, Мирриам отдалилась от него и явно осуждала. Ее охлаждение было, пожалуй, даже хуже, чем вечно неодобрительный голос мисс Аманды. Находясь между обеими, Айван чувствовал себя в последний год очень неуютно. Мирриам хотела продолжить учебу в Педагогическом училище и вернуться обратно в округу учительницей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
Айван покинул пшеничное поле и стал спускаться в другую долину, окруженную со всех сторон горами. Нижний ее склон был возделан под банановые посадки, заботливо вспаханная земля была мягкой и рыхлой. На этой земле он отпустил все тормоза и с громким воплем помчался вниз, бешено перебирая ногами, чуть откинувшись назад, чтобы удержать равновесие и не упасть лицом вниз, бросаясь из стороны в сторону, чтобы не врезаться в дерево.
Оказавшись на самом дне долины, он подошел к зеленоватой, искрящейся на солнце реке. Лег отдышаться на песчаном мелководье и почувствовал, как солнечное тепло входит в его тело. Лениво перевернулся на спину, глядя в небо и на отроги холмов, окружавших маленькую долину. Потом включил приемник и иностранный электрический голос разбил тишину, голос станции «Нумеро Уно», голос эффектный, шикарный, околдовывающий, который Айван никогда не уставал слушать: «Говорит кайфовый и клевый, с живой изюминкой, искусный в танцах-шманцах; мое моджо работает правильно и наш музон вас взбодрит; в этот ясный солнечный день напрямую из Кингстона, Джей Эй». Но сегодня, чувствуя, как теплый песок ласково щекочет ему спину, и глядя на зеленые холмы, возвышающиеся молчаливыми громадами, Айван не очень-то хотел все это слушать. Он выключил транзистор и пошел по берегу реки к морю. Обогнул излучину реки и подошел к бамбуковой роще, в тени которой были причалены плоты. Один из плотов принадлежал ему, и, прихватив с собой птиц и поклажу, он оттолкнул плот от берега и направил по течению. Он плыл вниз по реке в поисках джанга, коричневатых речных креветок, которых ловят под мшистыми камнями или прямо на поверхности воды, когда они судорожно бросаются искать тень. Айван ловко подхватывал креветок сложенными чашечкой ладонями и бросал в ведерко. Он делал все неторопливо. Несколько раз оставлял бамбуковый плот, плавал и нырял под скалами, выныривал в зеленых прохладных бассейнах, образованных громоздящимися вокруг камнями. Порой берег исчезал: горные кряжи скалами вдавались прямо в воду. В глубокой воде под этими скалами он нырнул за большим дедушкой джанга, который едва поместился в его ладонях и изо всех сил сопротивлялся, угрожая своими клешнями. Вскоре ведерко наполнилось, Айван лег на скрипучие бамбуковые бревна и позволил неторопливому течению нести плот, а сам включил транзистор и стал слушать бодрую живую музыку. Он проплыл мимо группы ребятишек, плескавшихся в воде, мимо женщины, стирающей одежду о камни, мимо стайки канюков — черных падальщиков, греющих свои лысые красные головы на песчаной полосе, мимо полей, возделанных до самого берега, с посадками ямса, кокосов и бананов.
Медленно разворачиваясь по излучине, он достиг песчаной отмели, которая была пустынна, если не считать одинокой девичьей фигурки, стоящей на камне на коленях. Причаливая к берегу с хитрой усмешкой на лице, Айван медленно вел плот под нависающей скалой в направлении фигурки. Он бесшумно причалил, поднялся на камень и спрятался за ним. Оттуда он мог наблюдать за ней. Но вдруг почувствовал в горле ком. Ему было известно, что Мирриам собиралась стирать здесь одежду, но открывшаяся его взору картина не произвела бы на него столь сильного впечатления, будь она намеренной. Голая, если не считать трусиков, Мирриам развешивала на низких кустах выстиранную одежду. Ступая легко и свободно, она казалась частью этого ландшафта. Стройные девичьи ноги нежно изгибались, а маленькие девственные грудки устремлялись сосками навстречу солнцу. Кожа отливала всевозможными оттенками черного. Айван застыл в благоговении. Мирриам ничем не обнаружила, что заметила его, и вернулась к каменному выступу скалы, где оставалась еще одежда для стирки.
Мирриам не пыталась ни прикрыть себя, ни вообще как-то отреагировать на незваное вторжение Айвана. Природная грация и скромность девичьих движений полностью отрицали его присутствие и придавали Мирриам величие, которое не было бы большим, окажись она сейчас в королевской мантии. Наконец без спешки и стеснительности, не подавая виду, что заметила его присутствие, она небрежно надела просторное платье.
Айван хихикнул. Так она все еще не разговаривает с ним, да? Не обращая на нее внимания, он вернулся к плоту и собрал свои вещи. Прошел мимо нее и развел на берегу небольшой костер. Поставил на огонь ведерко с креветками и принялся чистить и потрошить голубей. Посолил их, поперчил и развесил над огнем. За все это время между ними не было сказано ни слова; они вели себя так, словно каждый находился здесь один. Пока птицы жарились на огне, Айван исчез в кустарнике. Вскоре послышался его голос, полетевший вверх по холмам.
—Маас Бутти — ооу!
Откуда-то с холмов донесся ответ:
—Кто там?
—Айван, сэр!
—Что хочешь?
—Прошу у вас хлебный плод, сэр!
—Бери его, да.
Айвач мог взять хлебный плод с поля и без спроса, но он был внуком мисс Аманды, а не вором. Вернулся он с хлебным плодом и несколькими кокосами в руках. Мирриам украдкой за ним наблюдала, и слабая улыбка заиграла на ее губах.
—Что такое? — проговорил Айван, словно сам себе. — Кажется, кто-то перевернул мою еду. Кто же, интересно знать? Надеюсь, ее не отравили.
— Иди, мертвец, в буш, — сказала Мирриам, улыбаясь, хотя это было самым страшным проклятием, которое один селянин мог адресовать другому, желая ему смерти в одиночестве.
—Ах, так это вы! А я вас, признаться, и не заметил. Не желаете ли присоединиться к моей скромной трапезе, мэм?
—Не исключено, — сказала она, продолжая стирать. — Но сначала мне нужно как следует подумать, действительно ли я хочу разделить трапезу с банго, который не ходит в школу и без перерыва слушает глупое радио.
—Держи себя в руках. Я знаю, если говорю, что голоден, и еда почти готова. Когда хлебный плод испечется, я в любом случае приступаю к еде.
Вскоре все стало совсем не так плохо, как могло показаться вначале. С тех пор как Айван перестал ходить в школу и купил себе радио, Мирриам отдалилась от него и явно осуждала. Ее охлаждение было, пожалуй, даже хуже, чем вечно неодобрительный голос мисс Аманды. Находясь между обеими, Айван чувствовал себя в последний год очень неуютно. Мирриам хотела продолжить учебу в Педагогическом училище и вернуться обратно в округу учительницей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125