А мне нужны папиросы. Не могу же я есть и пить на деньги любовницы Моро.
Джулио говорил, уставившись в пол, крепко сжимая руки и хрустя суставами пальцев. Он потолстел, но лицо у него было усталое, глаза потухли, да и сама полнота тоже нездоровая — одутловатость, точно у больного.
— Понимаешь, Лилиана, меня, конечно, выпустят, и тогда… Но ведь до этого пройдет не меньше двух лет. За такой срок многое может случиться. А пока, что ты будешь делать? Одним словом, я не хочу больше сидеть на шее у девчонки Моро! Она-то молодец, умеет зарабатывать деньги. Моро у нее ни в чем не нуждается. Она ему каждую неделю приносит чистое белье.
— И я приношу тебе белье, Джулио!
— Да какое это белье? Рвань заплатанная! И потом я же тебе говорил — а еда, а папиросы?… Что еще делать в камере, как не курить? Может, ты думаешь, что мне хватает табака, который присылает Мачисте? Я в день выкуриваю не меньше пачки. Девчонка Моро…
Тогда Лилиана сказала ему:
— Посмотри мне в глаза. Ведь девка Моро — уличная проститутка, ты знаешь это?
— Ну, не совсем так, — недовольно возразил Джулио. — Просто у нее есть трое-четверо постоянных клиентов… Ну вот, теперь ты плачешь… Слова тебе нельзя сказать!
Ты все еще плачешь, Лилиана? Или слезы уже убаюкали тебя, как и твою дочку, и ты заснула вся в слезах?
Прежде чем распрощаться с женой, Джулио спросил у нее:
— Как поживает Нанни?
— Все так же… Сидит верхом на стуле возле дверей, — ответила она.
Джулио еще раз посоветовал ей: «держись подальше от этой сволочи».
Теперь и Лилиана уверена, что Нанни — доносчик. Когда она проходит мимо него и он здоровается с ней, Лилиана отворачивается.
Нанни высказал свои опасения бригадьере:
— Они, видно, пронюхали, в чем дело. А вы знаете — маласарда не прощает!
Бригадьере предложил ему сигарету.
— Ты хочешь или не хочешь выбиться в люди?… Я подал рапорт, чтобы с тебя сняли надзор, дал о тебе хороший отзыв. Но ты должен мне помочь.
И он сразу же перешел к делу.
— Если верно, что в то утро ты видел мешок в комнате Джулио Солли, а несколько часов спустя, во время обыска, его уже там не было, значит, Джулио не мог унести мешок далеко. Нам нужно восстановить ход событий начиная с того утра. Джулио спрятал мешок где-нибудь на виа дель Корно или поблизости. Конечно, не у кузнеца. Мачисте не занимается такими делами. Ему не до того — все с фашистами воюет. И не у хозяина «Червиа» мешок спрятали. В Ристори, я уверен.
Вот как! Значит, и владелец гостиницы в дружеских отношениях с полицией! Кое о чем Нанни, конечно, догадывался, но не представлял себе, что бригадьере верит Ристори на слово.
— Следи за моими рассуждениями, — продолжал бригадьере. — Джулио не мог, выйдя из дому в девять часов утра, долго ходить с мешком за плечами. Следы по-прежнему ведут на виа дель Корно, потому что у друзей Моро из Сан-Фредиано мешка не обнаружили. Джулио хорошо поработал. Он доверил мешок кому-нибудь, кто не входит в их воровскую компанию. Кто, по-твоему, из корнокейцев, не находящихся под надзором, может решиться на такой риск, учитывая, что игра идет крупная?
Нанни опасался мести своих собратьев. Бригадьере как будто не придал значения его словам о том, что маласар-да не прощает измены. Но на самом деле он отлично знал, что грозит Нанни. И Нанни, испугавшись, подумал:. не исправить ли положение, послав Элизу предупредить любовницу Моро. Он связался с бригадьере в надежде, что тот отменит или сократит срок надзора, но дальше этого идти совсем не желал. Если Элиза снова заболеет, его ждет голод и никто не захочет с ним «работать». Кто тогда будет его кормить? Стоит ли рисковать ради прекрасных глаз бригадьере? Нанни медлит с ответом. Изобразив на лице угодливую улыбку, он говорит наконец:
— Поверьте мне, бригадьере, просто ума не приложу.
— Тогда я сам тебе помогу пораскинуть умом. Каким образом жене Солли удается прокормить себя и дочь?
— Откуда я знаю? Устраивается, наверно, как все остальные!
— Сколько лет мы с тобой знакомы, Нанни?
— Много лет, блигадьере.
— Я, пожалуй, могу подумать, что ты меня надуваешь и что эта кража близко касается тебя самого,
Удар попадает в цель.
Ведь бригадьере может сию же минуту засадить Нанни в тюрьму и держать там, сколько ему вздумается. Опять попасть в тюрьму, да еще летом, в такую жару… Клопы и блохи живьем съедят! В камерах тюрьмы «Мурате» все сразу узнают, что он, Нанни, снюхался с полицией. А это похуже клопов, блох и самого семихвостого дьявола. При каждом удобном случае ему будут плевать в лицо, опрокидывать на голову бачок с супом, пинать его в зад во время прогулки! Начальнику тюрьмы пришлось бы посадить его в одиночку. А в одиночках режим очень строгий.
Бригадьере знает, что Нанни боится тюрьмы, и без обиняков повторяет свою угрозу.
— Ты теперь в моих руках. Но если ты будешь слушаться меня, все уладится.
Однако прежде чем возвратиться к разговору о краже, бригадьере счел необходимым в последний раз припугнуть Нанни.
— Может, ты предпочитаешь, чтобы сегодня же вечером я задержал Элизу за совращение мужчин и посадил ее на полгода в тюрьму?
Для Нанни это решающий довод.
У преступника чувство чести развито не меньше, чем у буржуа, и он так же сильно привязан к своей жене. Конечно, сознание, что, потеряв свою сожительницу, он, Нанни, потеряет верный кусок хлеба, в немалой степени усиливало эту привязанность.
Бригадьере продолжает:
— Поскольку Лилиана Солли не стала уличной женщиной и, согласно донесениям, отказалась от помощи кузнеца, то не ясно, как ей удается прокормить себя и дочь.
— Ей помогает Синьора.
— Вот мы и добрались до сути дела. Синьора? Это уже кое-что значит. Как, по-твоему, с чего вдруг Синьора стала ухаживать за этой кошечкой?
— Хочет, верно, замолить свои грехи.
— В самом деле? Я довольно хорошо знаю Синьору и уверен, что она замешана в этом деле с кражей, но замешана лишь настолько, что сумеет выйти сухой из воды.
— Чего же вы добиваетесь от меня, бригадьере? Я ровно ничего не знаю.
— У тебя, видно, кое-что выскочило из памяти. Мы тебе поможем вспомнить. Лилиана Солли или кто-то другой, близкий к ней, знает, что мы за ней следим. Она никуда не выходит с виа дель Корно. Следовательно, логично будет предположить, что кто-то приходит к ней. Надо опознать этого человека. Если мы на углах улицы поставим наших агентов, то погубим все дело. Ну, а твою привычку целый день сидеть у двери все знают…
— Я понял.
— Вот и отлично! А сейчас припомни, кто за эти дни приходил к Лилиане Солли?
— Никто. Она с утра до вечера сидит у Синьоры. Л последние два-три дня даже ночует там.
— Видишь, мы приближаемся к разгадке— Синьора участвует в этих встречах, ответственность ее невелика, а свою долю старуха все равно получит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Джулио говорил, уставившись в пол, крепко сжимая руки и хрустя суставами пальцев. Он потолстел, но лицо у него было усталое, глаза потухли, да и сама полнота тоже нездоровая — одутловатость, точно у больного.
— Понимаешь, Лилиана, меня, конечно, выпустят, и тогда… Но ведь до этого пройдет не меньше двух лет. За такой срок многое может случиться. А пока, что ты будешь делать? Одним словом, я не хочу больше сидеть на шее у девчонки Моро! Она-то молодец, умеет зарабатывать деньги. Моро у нее ни в чем не нуждается. Она ему каждую неделю приносит чистое белье.
— И я приношу тебе белье, Джулио!
— Да какое это белье? Рвань заплатанная! И потом я же тебе говорил — а еда, а папиросы?… Что еще делать в камере, как не курить? Может, ты думаешь, что мне хватает табака, который присылает Мачисте? Я в день выкуриваю не меньше пачки. Девчонка Моро…
Тогда Лилиана сказала ему:
— Посмотри мне в глаза. Ведь девка Моро — уличная проститутка, ты знаешь это?
— Ну, не совсем так, — недовольно возразил Джулио. — Просто у нее есть трое-четверо постоянных клиентов… Ну вот, теперь ты плачешь… Слова тебе нельзя сказать!
Ты все еще плачешь, Лилиана? Или слезы уже убаюкали тебя, как и твою дочку, и ты заснула вся в слезах?
Прежде чем распрощаться с женой, Джулио спросил у нее:
— Как поживает Нанни?
— Все так же… Сидит верхом на стуле возле дверей, — ответила она.
Джулио еще раз посоветовал ей: «держись подальше от этой сволочи».
Теперь и Лилиана уверена, что Нанни — доносчик. Когда она проходит мимо него и он здоровается с ней, Лилиана отворачивается.
Нанни высказал свои опасения бригадьере:
— Они, видно, пронюхали, в чем дело. А вы знаете — маласарда не прощает!
Бригадьере предложил ему сигарету.
— Ты хочешь или не хочешь выбиться в люди?… Я подал рапорт, чтобы с тебя сняли надзор, дал о тебе хороший отзыв. Но ты должен мне помочь.
И он сразу же перешел к делу.
— Если верно, что в то утро ты видел мешок в комнате Джулио Солли, а несколько часов спустя, во время обыска, его уже там не было, значит, Джулио не мог унести мешок далеко. Нам нужно восстановить ход событий начиная с того утра. Джулио спрятал мешок где-нибудь на виа дель Корно или поблизости. Конечно, не у кузнеца. Мачисте не занимается такими делами. Ему не до того — все с фашистами воюет. И не у хозяина «Червиа» мешок спрятали. В Ристори, я уверен.
Вот как! Значит, и владелец гостиницы в дружеских отношениях с полицией! Кое о чем Нанни, конечно, догадывался, но не представлял себе, что бригадьере верит Ристори на слово.
— Следи за моими рассуждениями, — продолжал бригадьере. — Джулио не мог, выйдя из дому в девять часов утра, долго ходить с мешком за плечами. Следы по-прежнему ведут на виа дель Корно, потому что у друзей Моро из Сан-Фредиано мешка не обнаружили. Джулио хорошо поработал. Он доверил мешок кому-нибудь, кто не входит в их воровскую компанию. Кто, по-твоему, из корнокейцев, не находящихся под надзором, может решиться на такой риск, учитывая, что игра идет крупная?
Нанни опасался мести своих собратьев. Бригадьере как будто не придал значения его словам о том, что маласар-да не прощает измены. Но на самом деле он отлично знал, что грозит Нанни. И Нанни, испугавшись, подумал:. не исправить ли положение, послав Элизу предупредить любовницу Моро. Он связался с бригадьере в надежде, что тот отменит или сократит срок надзора, но дальше этого идти совсем не желал. Если Элиза снова заболеет, его ждет голод и никто не захочет с ним «работать». Кто тогда будет его кормить? Стоит ли рисковать ради прекрасных глаз бригадьере? Нанни медлит с ответом. Изобразив на лице угодливую улыбку, он говорит наконец:
— Поверьте мне, бригадьере, просто ума не приложу.
— Тогда я сам тебе помогу пораскинуть умом. Каким образом жене Солли удается прокормить себя и дочь?
— Откуда я знаю? Устраивается, наверно, как все остальные!
— Сколько лет мы с тобой знакомы, Нанни?
— Много лет, блигадьере.
— Я, пожалуй, могу подумать, что ты меня надуваешь и что эта кража близко касается тебя самого,
Удар попадает в цель.
Ведь бригадьере может сию же минуту засадить Нанни в тюрьму и держать там, сколько ему вздумается. Опять попасть в тюрьму, да еще летом, в такую жару… Клопы и блохи живьем съедят! В камерах тюрьмы «Мурате» все сразу узнают, что он, Нанни, снюхался с полицией. А это похуже клопов, блох и самого семихвостого дьявола. При каждом удобном случае ему будут плевать в лицо, опрокидывать на голову бачок с супом, пинать его в зад во время прогулки! Начальнику тюрьмы пришлось бы посадить его в одиночку. А в одиночках режим очень строгий.
Бригадьере знает, что Нанни боится тюрьмы, и без обиняков повторяет свою угрозу.
— Ты теперь в моих руках. Но если ты будешь слушаться меня, все уладится.
Однако прежде чем возвратиться к разговору о краже, бригадьере счел необходимым в последний раз припугнуть Нанни.
— Может, ты предпочитаешь, чтобы сегодня же вечером я задержал Элизу за совращение мужчин и посадил ее на полгода в тюрьму?
Для Нанни это решающий довод.
У преступника чувство чести развито не меньше, чем у буржуа, и он так же сильно привязан к своей жене. Конечно, сознание, что, потеряв свою сожительницу, он, Нанни, потеряет верный кусок хлеба, в немалой степени усиливало эту привязанность.
Бригадьере продолжает:
— Поскольку Лилиана Солли не стала уличной женщиной и, согласно донесениям, отказалась от помощи кузнеца, то не ясно, как ей удается прокормить себя и дочь.
— Ей помогает Синьора.
— Вот мы и добрались до сути дела. Синьора? Это уже кое-что значит. Как, по-твоему, с чего вдруг Синьора стала ухаживать за этой кошечкой?
— Хочет, верно, замолить свои грехи.
— В самом деле? Я довольно хорошо знаю Синьору и уверен, что она замешана в этом деле с кражей, но замешана лишь настолько, что сумеет выйти сухой из воды.
— Чего же вы добиваетесь от меня, бригадьере? Я ровно ничего не знаю.
— У тебя, видно, кое-что выскочило из памяти. Мы тебе поможем вспомнить. Лилиана Солли или кто-то другой, близкий к ней, знает, что мы за ней следим. Она никуда не выходит с виа дель Корно. Следовательно, логично будет предположить, что кто-то приходит к ней. Надо опознать этого человека. Если мы на углах улицы поставим наших агентов, то погубим все дело. Ну, а твою привычку целый день сидеть у двери все знают…
— Я понял.
— Вот и отлично! А сейчас припомни, кто за эти дни приходил к Лилиане Солли?
— Никто. Она с утра до вечера сидит у Синьоры. Л последние два-три дня даже ночует там.
— Видишь, мы приближаемся к разгадке— Синьора участвует в этих встречах, ответственность ее невелика, а свою долю старуха все равно получит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113