какие-то корабли наперегонки рвались куда-то за край земли, тщась добыть то ли славу, то ли погибель. А потом он увидел мириады железных птиц, с ревом пикирующих прямо на него с небосвода, и сердце Курбана прыгнуло и замерло.
Он повалился лицом в снег, успев подумать только одно: произошла какая-то ошибка и он не может уходить вниз, к Эрлику, вот так, даже не узнав своего предназначения, и тут руки его дрогнули и уперлись в обледенелую землю – сами по себе.
Курбан изумился. Нет, ему частенько приходилось наблюдать, как его конечности двигаются помимо его воли, но он еще никогда не видел, чтобы они действовали так осмысленно! Курбан растерянно перевел взгляд на живущие своей собственной жизнью руки и обмер. Из его рукавов торчали покрытые густой красновато-рыжей шерстью мощные руки Бухэ-Нойона.
Он хотел по привычке, прогоняя ненужное наваждение, тряхнуть головой, и не сумел. Хуже того, тело – опять-таки само по себе – поднялось и вразвалку, тяжело дыша, так, словно весило вчетверо, а то и впятеро больше, прямо по сугробам отправилось к занятой русскими фанзе.
* * *
Дальнейшее Курбан запомнил смутно, невнятными, лишенными взаимосвязи обрывками: чье-то удивленное бледное лицо, беззащитное горло, зажатый тяжелой мохнатой ручищей рот и кровь, очень много крови. А потом вдруг его сознание прояснилось, и Курбан с удивлением увидел, что сидит на том же самом месте, а его окровавленная, но самого обычного размера пятерня по-хозяйски накрывает священную карту – как раз там, где были нарисованы несколько странных, хищных, продолговатых пароходов.
* * *
Весть о том, что русская эскадра контр-адмирала Дубасова уже собралась на рейде, привела китайский императорский двор в состояние праздничной эйфории. Радостные евнухи встречали во Дворце Гуманности и Долголетия приглашенных поздравить императрицу с этой дипломатической победой, гостей и придворных. Те, в свою очередь, трижды преклоняли колени перед Старой Буддой, отвешивали по девять земных поклонов, принимали у евнухов искусно выточенные из нефрита жуи, а затем с таким же патриотическим воодушевлением вручали фаллические символы долголетия и счастья императрице – естественно, не лично, а через главного евнуха.
– Милосердная и Лучезарная Тысячелетняя Будда снова явила миру свой особый дар управления варварами, – наперебой скворчали придворные, – и теперь одни варвары перебьют других, а в Поднебесной снова воцарится гармония и покой.
– Я слышала, что губернатор нашей германской провинции Вильгельм уже испугался и даже попросил прощения, – украдкой сообщали одна другой фрейлины, – а русский адмирал Дубасов распорядился заковать этого бунтовщика в колодки и собирается лично привезти его на суд Тысячелетней Госпожи!
А потом появился Ли Хунчжан, и все замерли.
– Говори, – приказала упавшему на колени сановнику Цыси.
– Говори, Ли Хунчжан, – с воодушевлением продублировал приказ императрицы главный евнух.
Ли Хунчжан поднял глаза.
– Посол Вашего Величества в Петербурге и Берлине Сюн Кинг Шен выяснил, что русские все это время блефовали… – сглотнув, тихо, но внятно произнес он.
Лицо Цыси на мгновение – не более – приняло растерянное выражение.
– Они не собираются прогонять немцев? Но ведь их флот уже стоит на рейде у Порт-Артура… Объясни!
Ли Хунчжан прикусил губу, некоторое время собирался с духом и все-таки решился:
– Они требуют… гм… нижайше просят Ваше Величество разрешить им аренду Порт-Артура и южной части Ляодунского полуострова. Для этого они и послали свой флот.
Лицо императрицы окаменело.
– Плохой слуга не может рассчитывать на вознаграждение, – лишь с огромным трудом удержав готовый прорваться наружу гнев, проговорила она. – Иди, Ли Хунчжан, и распорядись выдворить из Поднебесной и тех и других. А если не сумеешь… – Цыси недобро улыбнулась. – Ты понимаешь меня, Ли Хунчжан…
Сановник низко склонился, привстал и на дрожащих ногах попятился к дверям. Вывалился за пределы зала и, обливаясь потом, оперся спиной о стену.
Без собственного флота он не смог бы выдворить за пределы Китая даже стадо дельфинов, а деньги, ассигнованные на строительство флота, были целиком потрачены главой адмиралтейства великим князем Чунем на дворец для Лучезарной – из белого мрамора, в форме пришвартованного к берегу титанических размеров колесного парохода.
«Придется идти на поклон к главному евнуху, – признал Ли Хунчжан, – иначе головы не сносить…» Он уже неоднократно платил главному евнуху императрицы – просто чтобы тот поддерживал его положение при дворе. Когда-то Ли Хунчжан и вовсе почти целиком, порция за порцией, передал евнуху колоссальную взятку, которую получил от русских за подписание разрешения на строительство КВЖД, но не пожалел об этом ни разу. Только благодаря заступничеству главного евнуха двора Ли Хунчжан и оставался жив при каждом очередном повороте истории. И вот теперь главный сановник империи снова нуждался в поддержке кастрированного царедворца. В этом бабьем царстве слово евнуха могло стоить многого, а уж головы – в первую очередь.
* * *
Давно уже Сергей Юльевич Витте не был так близко к краху всех своих дальневосточных идей. Ему стоило неимоверных усилий убедить китайцев в обоюдовыгодном характере строительства дороги. Он подключил все свои связи, чтобы преодолеть косность доморощенной оппозиции проекту. Он просчитал все: как прямые выгоды от освоения новых золотоносных месторождений и серебряных рудников, рыбной ловли и лесозаготовок, так и грядущие прибыли Русско-Китайского банка. Дешевая рабочая сила Поднебесной и экономический гений русского купечества, объединившись, могли сотворить настоящее чудо!
Был момент, когда Витте даже начал всерьез подумывать о возможностях прочного и долговременного союза с Китаем! Он знал, что это непросто, но так же очевидно было и другое: осуществись такой союз, и Европе – всей! – придется навсегда забыть о своих планах на азиатском побережье.
И вот теперь колоссальные усилия, потраченные им на то, чтобы убедить царя не рассматривать Китай как потенциальную второстепенную колонию, шли прахом. Едва дела пошли на лад, как русская эскадра встала на рейде Порт-Артура.
В смысле военном Порт-Артур никуда не годился, о чем не без раздражения доложил Муравьеву сам контр-адмирал Дубасов. Но, что еще хуже, ни министр иностранных дел, ни жаждущий превзойти по славе отца молодой монарх не понимали: стоит нам хоть раз применить в Китае военную силу, как вся эта колоссальная территория рискует превратиться в сплошной театр боевых действий – лет на тридцать.
Россию только что уже пытались втянуть в подобную авантюру – на Босфоре. Тогда начальник Главного штаба генерал Обручев, а вслед за ним и вся придворная военная группа усиленно продвигали проект о захвате Верхнего Босфора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
Он повалился лицом в снег, успев подумать только одно: произошла какая-то ошибка и он не может уходить вниз, к Эрлику, вот так, даже не узнав своего предназначения, и тут руки его дрогнули и уперлись в обледенелую землю – сами по себе.
Курбан изумился. Нет, ему частенько приходилось наблюдать, как его конечности двигаются помимо его воли, но он еще никогда не видел, чтобы они действовали так осмысленно! Курбан растерянно перевел взгляд на живущие своей собственной жизнью руки и обмер. Из его рукавов торчали покрытые густой красновато-рыжей шерстью мощные руки Бухэ-Нойона.
Он хотел по привычке, прогоняя ненужное наваждение, тряхнуть головой, и не сумел. Хуже того, тело – опять-таки само по себе – поднялось и вразвалку, тяжело дыша, так, словно весило вчетверо, а то и впятеро больше, прямо по сугробам отправилось к занятой русскими фанзе.
* * *
Дальнейшее Курбан запомнил смутно, невнятными, лишенными взаимосвязи обрывками: чье-то удивленное бледное лицо, беззащитное горло, зажатый тяжелой мохнатой ручищей рот и кровь, очень много крови. А потом вдруг его сознание прояснилось, и Курбан с удивлением увидел, что сидит на том же самом месте, а его окровавленная, но самого обычного размера пятерня по-хозяйски накрывает священную карту – как раз там, где были нарисованы несколько странных, хищных, продолговатых пароходов.
* * *
Весть о том, что русская эскадра контр-адмирала Дубасова уже собралась на рейде, привела китайский императорский двор в состояние праздничной эйфории. Радостные евнухи встречали во Дворце Гуманности и Долголетия приглашенных поздравить императрицу с этой дипломатической победой, гостей и придворных. Те, в свою очередь, трижды преклоняли колени перед Старой Буддой, отвешивали по девять земных поклонов, принимали у евнухов искусно выточенные из нефрита жуи, а затем с таким же патриотическим воодушевлением вручали фаллические символы долголетия и счастья императрице – естественно, не лично, а через главного евнуха.
– Милосердная и Лучезарная Тысячелетняя Будда снова явила миру свой особый дар управления варварами, – наперебой скворчали придворные, – и теперь одни варвары перебьют других, а в Поднебесной снова воцарится гармония и покой.
– Я слышала, что губернатор нашей германской провинции Вильгельм уже испугался и даже попросил прощения, – украдкой сообщали одна другой фрейлины, – а русский адмирал Дубасов распорядился заковать этого бунтовщика в колодки и собирается лично привезти его на суд Тысячелетней Госпожи!
А потом появился Ли Хунчжан, и все замерли.
– Говори, – приказала упавшему на колени сановнику Цыси.
– Говори, Ли Хунчжан, – с воодушевлением продублировал приказ императрицы главный евнух.
Ли Хунчжан поднял глаза.
– Посол Вашего Величества в Петербурге и Берлине Сюн Кинг Шен выяснил, что русские все это время блефовали… – сглотнув, тихо, но внятно произнес он.
Лицо Цыси на мгновение – не более – приняло растерянное выражение.
– Они не собираются прогонять немцев? Но ведь их флот уже стоит на рейде у Порт-Артура… Объясни!
Ли Хунчжан прикусил губу, некоторое время собирался с духом и все-таки решился:
– Они требуют… гм… нижайше просят Ваше Величество разрешить им аренду Порт-Артура и южной части Ляодунского полуострова. Для этого они и послали свой флот.
Лицо императрицы окаменело.
– Плохой слуга не может рассчитывать на вознаграждение, – лишь с огромным трудом удержав готовый прорваться наружу гнев, проговорила она. – Иди, Ли Хунчжан, и распорядись выдворить из Поднебесной и тех и других. А если не сумеешь… – Цыси недобро улыбнулась. – Ты понимаешь меня, Ли Хунчжан…
Сановник низко склонился, привстал и на дрожащих ногах попятился к дверям. Вывалился за пределы зала и, обливаясь потом, оперся спиной о стену.
Без собственного флота он не смог бы выдворить за пределы Китая даже стадо дельфинов, а деньги, ассигнованные на строительство флота, были целиком потрачены главой адмиралтейства великим князем Чунем на дворец для Лучезарной – из белого мрамора, в форме пришвартованного к берегу титанических размеров колесного парохода.
«Придется идти на поклон к главному евнуху, – признал Ли Хунчжан, – иначе головы не сносить…» Он уже неоднократно платил главному евнуху императрицы – просто чтобы тот поддерживал его положение при дворе. Когда-то Ли Хунчжан и вовсе почти целиком, порция за порцией, передал евнуху колоссальную взятку, которую получил от русских за подписание разрешения на строительство КВЖД, но не пожалел об этом ни разу. Только благодаря заступничеству главного евнуха двора Ли Хунчжан и оставался жив при каждом очередном повороте истории. И вот теперь главный сановник империи снова нуждался в поддержке кастрированного царедворца. В этом бабьем царстве слово евнуха могло стоить многого, а уж головы – в первую очередь.
* * *
Давно уже Сергей Юльевич Витте не был так близко к краху всех своих дальневосточных идей. Ему стоило неимоверных усилий убедить китайцев в обоюдовыгодном характере строительства дороги. Он подключил все свои связи, чтобы преодолеть косность доморощенной оппозиции проекту. Он просчитал все: как прямые выгоды от освоения новых золотоносных месторождений и серебряных рудников, рыбной ловли и лесозаготовок, так и грядущие прибыли Русско-Китайского банка. Дешевая рабочая сила Поднебесной и экономический гений русского купечества, объединившись, могли сотворить настоящее чудо!
Был момент, когда Витте даже начал всерьез подумывать о возможностях прочного и долговременного союза с Китаем! Он знал, что это непросто, но так же очевидно было и другое: осуществись такой союз, и Европе – всей! – придется навсегда забыть о своих планах на азиатском побережье.
И вот теперь колоссальные усилия, потраченные им на то, чтобы убедить царя не рассматривать Китай как потенциальную второстепенную колонию, шли прахом. Едва дела пошли на лад, как русская эскадра встала на рейде Порт-Артура.
В смысле военном Порт-Артур никуда не годился, о чем не без раздражения доложил Муравьеву сам контр-адмирал Дубасов. Но, что еще хуже, ни министр иностранных дел, ни жаждущий превзойти по славе отца молодой монарх не понимали: стоит нам хоть раз применить в Китае военную силу, как вся эта колоссальная территория рискует превратиться в сплошной театр боевых действий – лет на тридцать.
Россию только что уже пытались втянуть в подобную авантюру – на Босфоре. Тогда начальник Главного штаба генерал Обручев, а вслед за ним и вся придворная военная группа усиленно продвигали проект о захвате Верхнего Босфора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87