— Все в порядке.
— У Эммы в шкафу должны быть какие-то вещи, — подсказал Билл.
Очень в его духе, думала я, пока миссис Макгинли загоняла меня в спальню Эммы. Сын лежит, истекая кровью, машина вдребезги, а она беспокоится о моих удобствах.
— Одежда здесь... — Мать Билла открыла дверцу старинного дубового гардероба. — И вот здесь. — Вторая половина гардероба была забита вечерними платьями.
Интересно, как бы я сейчас смотрелась в красном бархате?
— А Эмма старшая или младшая? — спросила я, чтобы не показаться невежливой.
— Младшая. Ей семнадцать всего.
— Семнадцать, — бессмысленно повторила я.
— Ну, вот. — Миссис Макгинли направилась к двери. — Устраивайся. Если что понадобится, не стесняйся. Полотенца в шкафу. Электрическим одеялом пользоваться умеешь?
Какая удача — это, кажется, было единственное, что я по-настоящему хорошо умела. Я вдруг некстати вспомнила, что обещала состряпать брошюру для «Удачи».
* * *
В какой-то момент я, видимо, решила, что самым благоразумным будет улечься в кровать. И похоже, заснула, сама того не заметив. И сейчас лежала в темноте. Вспомнила. Мне никак не удавалось придумать что-нибудь для «Удачи», и я прилегла в надежде, что меня осенит вдохновение. Не осенило.
И почему-то трудно было дышать. В чем дело? И тут до меня дошло: влажная фуфайка немилосердно стянула мне грудную клетку.
У Эммы была лампа, оформленная под лесной пейзаж, — от таких шизеют маленькие девочки. Одна беда: там было столько барсуков, хорьков и ласок с мухоморами, что я так и не смогла найти выключатель. Шарила по лампе минут пять, потом сдалась, выбралась из постели и упала.
— Черт!
Кто-то оставил прямо на полу целый ворох бутылочек из-под шампуней и мыла. Ох, нет. Туалетные принадлежности для гостей. Это объясняло, почему возле кровати так пахло абрикосами.
Поверить не могу. Вокруг темнота, мне холодно, я завернута, как мумия, в мокрый детский свитер, который Билл носил, наверное, лет в четырнадцать, — и я только что едва не размозжила себе голову об абрикосовый ополаскиватель для волос.
В конце концов я нашла выключатель.
Вспыхнул свет, и я увидела мохнатый, стилизованный под лесной уголок будильник. Удобно пристроенный у такой же стилизованной лампы. Было двадцать минут третьего. Ночи. Что произошло?
Хорьки и прочая живность на лампе воспользовались правом хранить молчание. Должно быть, это последствия шока. Конечно, это Билл разбил машину и повредил руку, но ведь и мы вылетели в канаву. Я впадала в такую спячку, когда в прошлый раз попала в автокатастрофу — врезалась в столб на своем стареньком авто. Просто спишь, спишь и не можешь проснуться.
Я заглянула в гардероб в поисках чего-нибудь, что хотя бы отдаленно напоминало ночную рубашку, — лишь бы вылезти из платья, фуфайки и куртки. Если они еще не сели настолько, что мне не удастся их снять.
Единственное, во что я а) смогла и б) согласилась влезть, — красное бархатное платье Эммы Макгинли. Помогите! Она его, наверное, надевала на десятый день рождения. Втискиваясь в платье, я вспоминала, что же сама надевала на свое десятилетие. Кажется, что-то желтое и атласное, с рукавами-буфами, из-за которых походила на игрока в американский футбол.
Тут я что-то услышала. Вторая дорожка, первая сторона, «Mighty Like a Rose». Третий альбом Элвиса Костелло. Как мило с его стороны включить это в два часа ночи.
Я выглянула из комнаты Эммы и пошарила по стене в поисках выключателя. Нет. Мне предстоял путь по коридору только при свете, пробивающемся из-под двери Билла, и мягком розовом сиянии моих лесных приятелей. Я постучала.
— Да.
Билл сидел на кровати, облаченный в бело-голубую полосатую пижаму, явно доставшуюся ему от дедушки; повязка телесного цвета шла от локтя до большого пальца.
— Ох... привет!
Наверное, он думал, что это мама.
— Это всего лишь я.
— Тс-с. Входи.
Я осторожно прикрыла дверь и тихо прошла в комнату. Сесть было негде, разве что на кровать, но это слишком фамильярно. Я остановилась.
— И что это на тебе?
Наверное, я и в самом деле выглядела нелепо. Сначала — сочетание мокрой фуфайки со школьной хлопчатобумажной курточкой, теперь — вечернее платье из красного бархата.
— Платье Эммы.
— Понятно.
— Как ты?
— Хорошо, — откликнулся Билл.
— Хорошо, — повторила я.
— Я тебя разбудил? Извини, думал, что приглушил звук.
Я улыбнулась.
— Старый добрый Элвис Костелло.
— Ага.
— А это твоя пижама?
Билл оглядел себя в недоумении.
— А что?
— Похоже на пижаму твоего дедушки.
— Да нет, моя.
— Извини.
— В отличие от тебя, я не думаю, как бы стянуть что-нибудь из старой одежды моего семейства.
— Извини.
— Ладно, — он хмыкнул. — Хочешь, садись на пол. Тут, под кроватью, одеяло есть.
Я заглянула под кровать — вид у меня при этом в вечернем бархатном платье был, наверное, очень элегантный — и вытащила старое серое одеяло, ворсистое и колючее. Расстелила, села и почесалась.
— Я не очень-то умею изливать душу, — произнес Билл, выпятив челюсть и устремив взгляд в стенку.
— Знаю, что не умеешь, иначе с чего бы стал выдавать себя за англичанина из Парижа. Это потому что ты учился в закрытой школе? И к тому же для мальчиков. В этом вся проблема? Я тебя ни в чем не обвиняю — говорят, выпускники таких школ всегда труднее сходятся с женщинами. Во всяком случае, так Хилари говорит, а она знает — у нее был парень из Кингза. Просто я не понимаю, зачем тебе это понадобилось — поступать со мной так подло, да еще в такое время.
Некоторое время он молчал.
— Одна из причин, почему мне трудно было с тобой говорить, в том, что ты просто не давала мне такой возможности.
— Что?
— Ты говорила со мной. Но не давала говорить мне.
— Я всегда тебе давала говорить! Но ты ни о чем толком не разговаривал. По крайней мере, ни о чем серьезном.
Кроме компьютеров, добавила я мысленно.
— Что, если сможешь говорить весь следующий час, не прерываясь?
Билл улыбнулся и потер подбородок здоровой рукой. Теперь у него будет два шрама.
— He умею я откровенничать. Хотя весь вечер упражнялся. Думал, наш с тобой разговор состоится завтра.
— Так ты знал, что этот разговор будет?
— Ты же за этим и приехала.
Я кивнула.
— Я видела тот кусок, который сняли Джоди с Диди. Целиком.
Билл пожал плечами.
— Что же, это было твое маленькое тайное послание мне. И я его получила. Пожилая дама на вокзале, с розой в петлице. И все эти слова о любви, приходящей в чужом обличье.
— Так можно мне объяснить?
— Что?
— Все.
Простите мне великодушно, что я не ринулась в порыве благодарности умолять его обо всем мне поведать, — я просто не знала, хочу ли это знать. Ведь наш разговор мог оказаться началом чего-то большего.
Я подтянула колени под одеялом и привалилась спиной к стене.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76