"Узнали все-таки? Да, совсем у вас
памяти нет, Елена Валентиновна, видимо, необходима вам более серьезная
помощь нашей психиатрии..." - после всего этого она странным образом
успокоилась. Перестала принимать какие-либо транквилизаторы, но целыми
днями гуляла в Ботаническом саду, не обращая внимания на малого, нагло
топающего по пятам. Питалась любимыми кашами и творогом, снова стала
читать много по-английски. Постепенно она разобралась во всем происшедшем,
картина выстроилась, и чтобы закрепить ее, она стала объяснять все дочери
- Оля слушала, раскрыв рот, о заграничных родственниках, о наследстве,
вокруг которого кипят страсти по обе стороны границы, о кавказских мафиози
и вежливом гэбэшнике, произносящем "в соответствии с законодательством
нашей страны" как остроумную шутку. Ольга получила аттестат со средним
баллом четыре с половиной, но поступать, естественно, никуда и не
пыталась, устроилась на почту в своем дворе, в отдел доставки и большую
часть времени проводила с матерью - словом, обычная семья, инвалид-мать и
при ней обреченная на каторгу, пока мать жива, то есть, лет на двадцать,
дочь, немало вокруг таких... Одна деталь - у дверей квартиры этой
психически больной немолодой женщины маялся топтун, а собственность ее
специальный отдел Министерства финансов СССР оценивал в закрытой справке в
четыреста с лишним миллионов инвалютных рублей - ничего не поделаешь,
представительница одной из ветвей знаменитого эмигрантском миллиардерского
рода Тевекелянов...
Так и прожили июнь, потом июль, август, начало сентября... Елена
Валентиновна, гуляя, напряженно о чем-то думала, старалась не видеть
светло-серые глаза у всех встречных - понимала, что это болезнь, но
поделать ничего не могла - видела ясно. Оля разносила почту, выдавала в
пропахшей горячим сургучом и сырой бумагой комнате журналы "Америка" в
плотных коричневых конвертах, ходила в магазины за творогом и геркулесом,
Сомсик то гулял со старшей хозяйкой, то сидел вместе с младшей над
учебником итальянского - Ольга занялась всерьез языком, и, как всем, чем
занималась всерьез, - до полного озверения, круглые сутки и с быстрыми
успехами.
Однажды Елена Валентиновна вернулась с прогулки уже в сумерках. Ольга
открыла дверь напряженная, нелепо улыбаясь, сказала: "тебя ждут". В
комнате сидел тот самый - милиционер в звании подполковника Комитета
государственной безопасности, Анатолий Иванович Черняк, как он
представился еще на первом допросе. Вежливо встал навстречу: "Позволю себе
отнять немного вашего времени, Елена Валентиновна". Она села на диван,
взяла на руки ворчавшего Сомса, вытирала ему тряпкой ноги после гуляния -
набегался сегодня - на лице у Елены Валентиновны изобразилось уже
привычное ледяное неслушание. Анатолий Иванович молча достал из плоского
чемоданчика какие-то фотокопии, несколько листов, протянул ей. Она
отложила в сторону тряпку, подвинулась к лампе. "Коллектив Инюрколлегии с
прискорбием извещает о трагической гибели заведующего бюро переводов
Гачечиладзе Мераба Отариевича и выражает..." Она отложила листок - это
была копия внутриучрежденческого объявления, писанного от руки, и
поглядела на Анатолия Ивановича, как бы недоумевая. "Мы не могли
примириться с тем, что люди с нечистыми руками используют в корыстных
целях информацию государственной важности, - сказал гэбист. - Товарищ
Гачечиладзе, кстати, двоюродный брат небезызвестного вам гражданина Гулиа,
имел по службе доступ к запросу о наследниках скончавшейся в Италии Зои
Арменаковны Тевекелян. Ему стали известны также и данные розыска
наследников, приведшие к вам, Елена Валентиновна. И пока наши компетентные
органы решали, как помочь вам..." "А вы бы не помогали..." "Ну, я вижу, вы
окончательно поддались нездоровым настроениям, - покачал головой Анатолий
Иванович. - Пока мы решали, этот Гачечиладзе сделал закрытую информацию
достоянием преступной группы, возглавлявшейся Георгием Гулиа,
профессиональным аферистом, не впервые пользовавшимся доверием немолодой
женщины, и неким Моисеем Зальцманом, уголовным преступником и сионистским
агентом. В эту же группу входил и устраненный впоследствии самими
преступниками - в результате конфликта внутри шайки, а также с целью
скомпрометировать вас - и некто Нодиашвили Давид..." "Нет", - тихо сказала
Елена Валентиновна. "Пожалуйста, посмотрите следующую фотокопию", - так же
тихо сказал Анатолий Иванович. На листе разбегались опрокинутые завитушки
грузинского письма, тут же был перевод, заверенный какой-то официальной
печатью: "Дато, блондинка не мать - не люби ее сильно, деньги все равно
делить будем. Не забывай дело, Дато". "Все равно, это ложь, подделка", -
сказала Елена Валентиновна. "Вы наслушались измышлений о наших методах, -
улыбнулся Анатолий Иванович, кивнул на приемник. - Нехорошо, вы ведь
все-таки советский человек. Ну, дело ваше, можете не верить, это уже не
имеет значения..."
Елена Валентиновна поверила сразу - слишком безразлично говорил этот
чекист, если бы он знал все, нажал бы на эту записку и ее достоверность
как следует. Она поверила - и уже, невнимательно, совсем невнимательно
слушала дальше... "...в результате Гачечиладзе попал под электричку на
станции Мамонтовка, его столкнула толпа..." "Не могли допустить, чтобы
люди с нечистыми руками?.." - все-таки нашла в себе силы сказать Елена
Валентиновна. Анатолий Иванович не ответил, только в глаза ей глянул прямо
- она осеклась. "...Гулиа, как вам уже известно, погиб в автокатастрофе
пьяным..." Ее, все же, подмывало - она, на секунду испугавшись до дрожи,
уже совсем не боялась этого щенка - слишком он хвастался убийствами. "А
это не вы, случайно, тогда вызвали Георгия из-за стола? Вроде бы похожи...
Впрочем, что же, у вас в организации больше и людей нету - все вы да вы,
во всех лицах..." Теперь он не стал смотреть на нее со значением, он
просто продолжал - как бы признав ее равной, как бы выкладывая все козыри
в открытую: "Нодиашвили, как нам стало недавно известно, скончался в вашей
квартире от удара ножом. В убийстве сознался подручный Зальцмана Тышевич,
выродок, рецидивист - он задержан и находится сейчас вместе с Зальцманом в
следственном изоляторе нашего московского управления. Вы должны отвечать
перед судом за сокрытие обстоятельств убийства, Елена Валентиновна. Но у
нас есть к вам серьезное предложение..."
В прихожей хлопнула дверь - Ольга, сидевшая все это время на кухне,
откуда доносилась какая-то диковатая музыка, ушла разносить почту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
памяти нет, Елена Валентиновна, видимо, необходима вам более серьезная
помощь нашей психиатрии..." - после всего этого она странным образом
успокоилась. Перестала принимать какие-либо транквилизаторы, но целыми
днями гуляла в Ботаническом саду, не обращая внимания на малого, нагло
топающего по пятам. Питалась любимыми кашами и творогом, снова стала
читать много по-английски. Постепенно она разобралась во всем происшедшем,
картина выстроилась, и чтобы закрепить ее, она стала объяснять все дочери
- Оля слушала, раскрыв рот, о заграничных родственниках, о наследстве,
вокруг которого кипят страсти по обе стороны границы, о кавказских мафиози
и вежливом гэбэшнике, произносящем "в соответствии с законодательством
нашей страны" как остроумную шутку. Ольга получила аттестат со средним
баллом четыре с половиной, но поступать, естественно, никуда и не
пыталась, устроилась на почту в своем дворе, в отдел доставки и большую
часть времени проводила с матерью - словом, обычная семья, инвалид-мать и
при ней обреченная на каторгу, пока мать жива, то есть, лет на двадцать,
дочь, немало вокруг таких... Одна деталь - у дверей квартиры этой
психически больной немолодой женщины маялся топтун, а собственность ее
специальный отдел Министерства финансов СССР оценивал в закрытой справке в
четыреста с лишним миллионов инвалютных рублей - ничего не поделаешь,
представительница одной из ветвей знаменитого эмигрантском миллиардерского
рода Тевекелянов...
Так и прожили июнь, потом июль, август, начало сентября... Елена
Валентиновна, гуляя, напряженно о чем-то думала, старалась не видеть
светло-серые глаза у всех встречных - понимала, что это болезнь, но
поделать ничего не могла - видела ясно. Оля разносила почту, выдавала в
пропахшей горячим сургучом и сырой бумагой комнате журналы "Америка" в
плотных коричневых конвертах, ходила в магазины за творогом и геркулесом,
Сомсик то гулял со старшей хозяйкой, то сидел вместе с младшей над
учебником итальянского - Ольга занялась всерьез языком, и, как всем, чем
занималась всерьез, - до полного озверения, круглые сутки и с быстрыми
успехами.
Однажды Елена Валентиновна вернулась с прогулки уже в сумерках. Ольга
открыла дверь напряженная, нелепо улыбаясь, сказала: "тебя ждут". В
комнате сидел тот самый - милиционер в звании подполковника Комитета
государственной безопасности, Анатолий Иванович Черняк, как он
представился еще на первом допросе. Вежливо встал навстречу: "Позволю себе
отнять немного вашего времени, Елена Валентиновна". Она села на диван,
взяла на руки ворчавшего Сомса, вытирала ему тряпкой ноги после гуляния -
набегался сегодня - на лице у Елены Валентиновны изобразилось уже
привычное ледяное неслушание. Анатолий Иванович молча достал из плоского
чемоданчика какие-то фотокопии, несколько листов, протянул ей. Она
отложила в сторону тряпку, подвинулась к лампе. "Коллектив Инюрколлегии с
прискорбием извещает о трагической гибели заведующего бюро переводов
Гачечиладзе Мераба Отариевича и выражает..." Она отложила листок - это
была копия внутриучрежденческого объявления, писанного от руки, и
поглядела на Анатолия Ивановича, как бы недоумевая. "Мы не могли
примириться с тем, что люди с нечистыми руками используют в корыстных
целях информацию государственной важности, - сказал гэбист. - Товарищ
Гачечиладзе, кстати, двоюродный брат небезызвестного вам гражданина Гулиа,
имел по службе доступ к запросу о наследниках скончавшейся в Италии Зои
Арменаковны Тевекелян. Ему стали известны также и данные розыска
наследников, приведшие к вам, Елена Валентиновна. И пока наши компетентные
органы решали, как помочь вам..." "А вы бы не помогали..." "Ну, я вижу, вы
окончательно поддались нездоровым настроениям, - покачал головой Анатолий
Иванович. - Пока мы решали, этот Гачечиладзе сделал закрытую информацию
достоянием преступной группы, возглавлявшейся Георгием Гулиа,
профессиональным аферистом, не впервые пользовавшимся доверием немолодой
женщины, и неким Моисеем Зальцманом, уголовным преступником и сионистским
агентом. В эту же группу входил и устраненный впоследствии самими
преступниками - в результате конфликта внутри шайки, а также с целью
скомпрометировать вас - и некто Нодиашвили Давид..." "Нет", - тихо сказала
Елена Валентиновна. "Пожалуйста, посмотрите следующую фотокопию", - так же
тихо сказал Анатолий Иванович. На листе разбегались опрокинутые завитушки
грузинского письма, тут же был перевод, заверенный какой-то официальной
печатью: "Дато, блондинка не мать - не люби ее сильно, деньги все равно
делить будем. Не забывай дело, Дато". "Все равно, это ложь, подделка", -
сказала Елена Валентиновна. "Вы наслушались измышлений о наших методах, -
улыбнулся Анатолий Иванович, кивнул на приемник. - Нехорошо, вы ведь
все-таки советский человек. Ну, дело ваше, можете не верить, это уже не
имеет значения..."
Елена Валентиновна поверила сразу - слишком безразлично говорил этот
чекист, если бы он знал все, нажал бы на эту записку и ее достоверность
как следует. Она поверила - и уже, невнимательно, совсем невнимательно
слушала дальше... "...в результате Гачечиладзе попал под электричку на
станции Мамонтовка, его столкнула толпа..." "Не могли допустить, чтобы
люди с нечистыми руками?.." - все-таки нашла в себе силы сказать Елена
Валентиновна. Анатолий Иванович не ответил, только в глаза ей глянул прямо
- она осеклась. "...Гулиа, как вам уже известно, погиб в автокатастрофе
пьяным..." Ее, все же, подмывало - она, на секунду испугавшись до дрожи,
уже совсем не боялась этого щенка - слишком он хвастался убийствами. "А
это не вы, случайно, тогда вызвали Георгия из-за стола? Вроде бы похожи...
Впрочем, что же, у вас в организации больше и людей нету - все вы да вы,
во всех лицах..." Теперь он не стал смотреть на нее со значением, он
просто продолжал - как бы признав ее равной, как бы выкладывая все козыри
в открытую: "Нодиашвили, как нам стало недавно известно, скончался в вашей
квартире от удара ножом. В убийстве сознался подручный Зальцмана Тышевич,
выродок, рецидивист - он задержан и находится сейчас вместе с Зальцманом в
следственном изоляторе нашего московского управления. Вы должны отвечать
перед судом за сокрытие обстоятельств убийства, Елена Валентиновна. Но у
нас есть к вам серьезное предложение..."
В прихожей хлопнула дверь - Ольга, сидевшая все это время на кухне,
откуда доносилась какая-то диковатая музыка, ушла разносить почту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37