В том отеле Джерри лежал с Салли, боясь услышать стук в дверь и обнаружить за ней Ричарда; теперь стук раздался, и у Джерри не было ни малейшего желания впускать Ричарда в ту памятную комнату. Он сказал:
— Не вижу, какое это имеет значение.
— Не хочешь мне говорить. Прекрасно. Салли, в каком отеле? — И даже не дав ей времени ответить, спросил:
— Руфь?
— Понятия не имею. Зачем тебе это нужно?
— Мне нужно знать, потому что все это распроклятое лето я был вонючим посмешищем. Я как-то сидел тут и вспоминал — все лето что-то было не так: всем сразу становилось весело, стоило мне появиться. Помню — очень меня тогда это задело — подошел я у Хорнунгов к Джейнет и Линде, они шептались о чем-то, а как увидели меня, даже побелели. “Что происходит?” — спросил я, и лица у них стали такие, точно я навонял при них, да еще с трубным звуком.
— Ричард, — прервал его Джерри. — Я должен тебе кое-что сказать. Ты никогда мне не нравился…
— А ты всегда мне нравился, Джерри.
— …но моя связь с Салли привела к тому — ты уж меня извини, — что и ты полюбилея мне. И не пей ты, пожалуйста, эту гадость, это дерьмовое виски или что это там у тебя.
— Рецина. Ваше здоровье. L’Chaim! Saluti! Prosit!
Джерри разрешил налить себе еще вина и спросил:
— Ричард, где ты выучил все эти языки?
— Ist wunderbar, nichts?
— Может, вам, мужчинам, и весело, но для нас, остальных, это мука, — сказала Салли. Она сидела все так же, застыв, как мадонна; Теодора на коленях у нее клевала носом, словно загипнотизированная.
— Уложи это отродье в постель, — сказал Ричард.
— Нет. Если я уйду из комнаты, вы сразу начнете говорить обо мне. Начнете говорить о моей душе.
— Скажи мне название отеля. — Ричард произнес это, ни к кому не обращаясь. Никто ему не ответил.
— Что ж, о'кей. Хотите вести жесткую игру. Очень хорошо. Очень хорошо. Я тоже могу вести жесткую игру. Мой папа был человек жесткий, и я могу быть жестким.
Джерри сказал:
— А почему бы и нет? Ты ведь мне ничем не обязан.
— Черт подери, Джерри, а ты заговорил на моем языке. Skol.
— Пьем до дна. Chin-chin.
— Проклятый мерзавец, не могу на тебя сердиться. Пытаюсь рассердиться, а ты не даешь.
— Он просто ужасен, когда вот так дурака валяет, — сказала Руфь.
— В чем же будет заключаться твоя жесткая игра? — спросил Джерри.
Ричард принялся что-то чертить в блокноте.
— Ну, я могу отказать Салли в разводе. А это значит, что она не сможет выйти замуж за другого.
Салли села еще прямее, губы ее растянулись в тоненькую линию, слегка обнажив зубы; Джерри увидел, что она не только не стремится уйти от объяснений, а наоборот: рада сразиться с Ричардом.
— Да, — резко сказала она, — и у твоих детей не будет отца. Зачем же вредить собственным детям?
— А с чего ты взяла, что я отдам тебе детей?
— Я же, черт побери, прекрасно знаю, что тебе они не нужны. Ты никогда их не хотел. Мы завели их, потому что наши психоаналитики сочли, что это полезно для здоровья.
Они в таком темпе обменивались репликами, что Джерри понял: они уже не раз сражались на этой почве.
Ричард улыбался и продолжал что-то чертить в блокноте. Джерри подумал, интересно, каково это видеть одним глазом. Он закрыл глаз и окинул взглядом комнату — стулья, женщины, бокалы сразу лишились одного измерения. Все стало плоским, невыразительным — таков мир, вдруг понял он, если смотреть на него глазами безбожника, ибо присутствие Бога придает каждой вещи объемность и значение. Это было страшно. Ему всегда был ненавистен вид Ричарда — эта задумчиво склоненная голова, елейно-нерешительный рот, нелепо-безжизненный глаз. Может… не потому ли, что, глядя на его лицо, он представлял себе, каково было бы ему жить без глаза? Он открыл глаз, и все окружающее, завибрировав, вновь стало объемным, а Ричард поднял голову и сказал Салли:
— Ты права. Мой юрист, во всяком случае, отговорил бы меня от этого. Давайте рассуждать здраво. Давайте рассуждать здраво, ребята. Попытаемся приструнить этих маленьких зеленоглазых дьяволят. Джерри, я знаю, ты будешь хорошим отцом моим детям.
Я видел, как ты обращаешься со своими детьми, ты — хороший отец.
— Ничего подобного, — сказала Руфь. — Он садист. Он их дразнит.
Ричард слушал ее и кивал.
— Он не идеальный, но он вполне о'кей, Руфи-детка. Он человек незрелый, ну, а кто сейчас зрелый? Руфь продолжала:
— Он заставляет их против воли ходить в воскресную школу.
— Детям необходима, — сказал Ричард, по-пьяному тупо и сонно растягивая слова, — детям необходима жизненная основа, пусть самая идиотская. Джерри, я буду платить за их обучение и одежду.
— Ну, за обучение — конечно.
— По рукам.
Ричард принялся набрасывать цифры. В тишине как бы сдвинулась огромная, физически неощутимая тяжесть — так под папиросной бумагой в Библии обнаруживаются детали гравюры, изображающей ад.
Джерри воскликнул:
— Да, но как же будет с моими детьми?
— Это уж твоя забота, — сказал Ричард, сразу протрезвев.
— Отдай мне одного, — обратился Джерри к Руфи. — Любого. Чарли или Джоффри — ты же знаешь, как Чарли изводит малыша. Их надо разделить.
Руфь плакала; трясущимися губами она произнесла:
— Они нужны друг другу. Мы все нужны друг другу.
— Прошу тебя. Чарли. Разреши мне взять Чарли. Салли вмешалась в разговор:
— А почему ты не можешь его взять? Они такие же твои дети, как и ее.
Руфь повернулась на своем стуле с прямой спинкой.
— Я бы, возможно, и отдала их, будь на твоем месте другая женщина, — сказала она. — Но не ты. Я не доверю тебе моих детей. Я не считаю тебя подходящей матерью.
— Как ты можешь говорить такое, Руфь! — возмутился Джерри. — Посмотри на нее! — Но уже сказав это, он вдруг понял, что, возможно, только ему она кажется нечеловечески доброй, только для него лучится добротой ее лицо — лицо, которое он видел запрокинутым от страсти под своим лицом: глаза закрыты, губы раздвинуты — словно отражение в воде пруда. Он видел в ней слишком многое и был теперь как слепой, и, возможно, они — Ричард и Руфь — видели ее точнее.

Ты не веришь, что я такая простая. А я простая, как… как эта разбитая бутылка.

— По воскресеньям, на каникулы — безусловно, — сказала Руфь. — Если я рехнусь или убью себя, — бери их. Но пока они остаются со мной.
— Да, — без всякой надобности подтвердил Джерри. Он находился в каком-то странном состоянии: стремясь побыстрее отделаться от Ричарда, он так себя взвинтил, что потерял над собой контроль и в этом состоянии неуправляемости невольно повысил голос, измеряя всю глубину своей беспомощности. Измерив же ее, он умолк, и наступила необъятная тишина.
Внезапно Ричард сказал:
— Ну, Салли-О, поздравляю. Поздравляю, девочка, ты своего добилась. Ты ведь многие годы нацеливалась на Джерри Конанта.
— В самом деле? — спросил Джерри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80