– Бывали в Германии? Каким образом?
– Нелегально, конечно. Делалось это так…
– Минутку, – остановил арестованного Скворецкий. – К вашей довоенной шпионской работе мы еще вернемся, как и к поездкам в Германию, сейчас нас прежде всего интересует вопрос о последних двух годах, годах войны. К этому и переходите. Только одно: когда вы были в Германии в последний раз?
– Последний? В конце 1940 года. В ноябре.
– Кому и что докладывали?
– Я был у генерала Грюннера, которого знавал и раньше, а также был принят самим начальником абвера. Представил подробный доклад о состоянии вооруженных сил вашей страны, вооружении, вещевом и прочем довольствии. Доклад мой был принят далеко не благосклонно. Если бы не полковник Кюльм, вставший на мою защиту, не знаю, чем бы все кончилось.
– Кюльм? А разве вашим шефом был не генерал Грюннер?
– Грюннер – ничтожество. – «Зеро» сделал пренебрежительный жест рукой. – Он мелкий карьерист, тупица и никогда не поднимет голоса в чью бы то ни было защиту. Всему голова в нашем отделе – Кюльм. О, это настоящий разведчик!
– Понятно. Еще вопрос: значит, уже тогда, в 1940 году, шла речь о предстоящей войне против Советского Союза? Так. Какие же задачи были перед вами поставлены в связи с готовившимся фашистами разбойным нападением на нашу страну?
– Тогда, в 1940 году, никаких новых конкретных задач передо мной не ставилось – оставались прежние: сбор сведений, информация. Был, правда, разговор о налаживании диверсионной деятельности, но он носил общий характер.
– Связь, по возвращении в Москву, вы поддерживали прежним путем, через того же сотрудника германского посольства?
– Да. Однако встречались мы крайне редко: раз в четыре-пять месяцев. Не чаще.
– Хорошо. В дальнейшем мы уточним все обстоятельства, все подробности этой связи. Другие каналы у вас были?
– Был еще один, резервный. Через сотрудника посольства одной из нейтральных стран. Им я стал пользоваться после начала войны, когда Германское посольство эвакуировалось из России.
– Где вы встречались с этим «нейтралом»? Как часто?
– Я с ним не встречался. В глаза его ни разу не видел.
– Позвольте, – возмутился Кирилл Петрович, – ведь только что вы говорили… Или…
– Вот именно, – кивнул «Зеро». – Был связник. Один из швейцаров гостиницы «Националь». Ему я передавал свои донесения, зашифровав их надлежащим образом, а он переправлял дальше.
– Этот швейцар – ваш агент?
– Мой. И еще того посольства.
– Может, и еще чей?
– Все может быть, но его роль маленькая: получил, передал. А место, служба, удобное.
– Этим каналом вы пользовались до последнего времени? Он действует и сейчас?
– Действует, только я им пользовался редко. В 1941 году, перед самым началом войны, мне дали радиста. Работал я с ним около полутора лет. В начале 1943 года он погиб.
– Как погиб? – спросил Виктор. – При вашей помощи?
– При моей? Нет. Он просто попал под трамвай. Дурацкая история…
– И больше радиста у вас не было, после гибели того? – задал вопрос Скворецкий.
Беккенбауэр замялся:
– Как вам сказать? Вроде бы и был, а на самом деле не было.
– А нельзя ли пояснее? Был? Не было?
– Тут в двух словах не скажешь. Помните старших лейтенантов Гитаева с Малявкиным, с которых началось наше знакомство?
Скворецкий молча кивнул и подал знак: продолжайте, мол.
Гитаев и Малявкин, рассказывал Беккенбауэр, клички «Музыкант» и «Быстрый», были направлены ему в помощь. Один из них – «Быстрый» – был радистом. Однако «Зеро» тогда не удалось его использовать: «Музыкант» и «Быстрый» провалились. Далее «Зеро» подробно описал историю «разоблачения» «Музыканта» и «Быстрого».
– Значит, – уточнил Скворецкий, – это вы спровоцировали побег Малявкина и Гитаева из прокуратуры и, воспользовавшись этим, сами, собственными руками убили Гитаева, пошли на убийство? Так?
– Убил? – поморщился Беккенбауэр. – Вы неудачно выбираете выражения, гражданин майор. Не убил, а ликвидировал.
– «Ликвидировал»! Выражения вы выбираете осторожно. Но зачем? С какой целью?
– А как же иначе? – изумился «Зеро». – После того как мой помощник, лейтенант Константинов, заподозрил Гитаева, возникла угроза и мне. Гитаева надо было убрать. Разве не ловко я это сделал? Гитаев был убит – убит при попытке к бегству. Кто помешал ему бежать? Капитан Попов. Честь и хвала капитану Попову. К тому же он и жертва злодея Гитаева. Разве не ловкий ход? – «Зеро» самодовольно улыбнулся.
– Продолжайте, – сухо бросил Скворецкий.
– Так все же ясно! Гитаев пырнул Попова финкой (что он сделал по приказу того же Попова, но рассказать об этом никому не расскажет – я стреляю без промаха!) и Попов – герой! Он сближается с органами НКВД и следит за ходом расследования. Правда, узнал я мало… А как же иначе мог поступить на моем месте любой разведчик? Как бы вы, например, поступили?
– У нас, советских людей, есть заповедь: сам погибай, а товарища выручай. Впрочем, что обсуждать с вами вопросы морали? Мы говорим на разных языках.
– Да, пожалуй, – холодно согласился Беккенбауэр. – Только мой язык – язык цивилизованных народов всего мира. Разведки всех цивилизованных государств…
– Бросьте о цивилизации! – махнул рукой Скворецкий. – Ваш язык – язык агрессоров, колонизаторов, империалистов. Язык вандалов, так будет точнее. Давайте, однако, к делу. Что стало с Малявкиным после убийства Гитаева? Почему, кстати, вы и его не уничтожили?
– Зачем? – спокойно возразил Беккенбауэр. – Он меня не знал и никакой опасности не представлял. Обстоятельства сложились так, что я мог проследить за ходом розыска. Я об этом уже говорил. Это учитывалось. Малявкин сумел скрыться, уйти от преследования. Это лучшая ему рекомендация. Я провел дополнительную проверку и намеревался в дальнейшем его использовать. Не вышло.
– Проверку? Какую еще проверку вы проводили?
Беккенбауэр самодовольно улыбнулся:
– О, это было не просто, но… удалось. Я связался с полковником Кюльмом и генералом Грюннером, и по моей просьбе в Москву был направлен со специальным заданием агент «Острый».
– Вы имеете в виду Осетрова, он же Буранов?
– Что? – впервые за время допроса «Зеро» изменила выдержка. Голос его задрожал: – В-вы… Вы знаете про Осетрова?
– Знаем. Всё знаем.
– Но почему же вы его не арестовали? Почему?
– Ай, ай, ай, Беккенбауэр! Не догадываетесь? Действительно не догадываетесь? А туда же – «я разведчик»! Тоже мне разведчик.
Беккенбауэр отер выступивший на лбу пот и продолжал:
– Да, «Острый», он же Буранов, был снабжен документами лейтенанта Советской Армии Осетрова. «Острый» имел явку к «Быстрому», а также к одному нашему старинному агенту – кстати, запишите: Шкурин. Проживает по адресу: Солянка, дом номер, квартира номер, – который сейчас не представляет особой ценности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88