— А какая она?
— Не знаю, — нерешительно ответила Олли, — ее можно посчитать и червонной дамой и пиковой.
Джек задумался; потом, к большому удивлению Олли, принялся энергичными штрихами набрасывать портрет миссис Конрой.
— Вы же сказали, что никогда не видели ее? — вскричала девочка.
— Я и не видел, — ответил, рассмеявшись, игрок. — А ты знаешь, Олли, что такое блеф?
После коротких сумерек спустилась ночь; воздух похолодал. Недвижный силуэт далекого Берегового хребта четко выступил на пепельно-бледном закатном небе, потом пропал без следа, и на его месте загорелись звезды. Красноземная дорога, такая прямая и ровная в дневное время, потерялась в мгновенно воцарившейся тьме; исполинские стволы деревьев и прибрежные утесы то вдруг надвигались на них, преграждая путь, то вновь расступались перед уверенно правившим ездоком. Временами леденящие испарения из придорожных канав овевали Олли, словно дыхание раскрытой могилы, и она вздрагивала всем телом, хоть и была укутана в толстый дорожный плед мистера Гемлина. Джек вытащил фляжку и дал Олли отпить глоточек; девочка закашлялась; умудренная широким жизненным опытом, она безошибочно угадала вкус и запах виски. К ее удивлению, Джек тут же спрятал фляжку, даже не поднеся ее ко рту.
— Еще ребенком, Олли, — сказал весьма торжественно мистер Гемлин, — я поклялся своим престарелым родителям, что никогда не прикоснусь к виски, разве только по настоятельному предписанию врача. Вот и вожу с собой на этот случай фляжку. Пока без успеха.
Было совсем темно, и девочка не смогла уловить взгляд мистера Гемлина. Как всякая истая женщина, она больше доверяла его глазам, нежели словам, что, впрочем, не всегда спасало ее от обмана. Она не ответила ничего; замолчал и Гемлин.
Немного погодя он сказал:
— Ах, какая это девушка, Олли!
С обычной проницательностью и чуткостью Олли разом определила, что речь идет о той самой девушке, что и час назад.
— Из южного округа?
— Да, — сказал мистер Гемлин.
— Расскажите мне о ней, — попросила Олли, — расскажите все, что знаете.
— Я почти ничего не знаю, — со вздохом признался мистер Гемлин. — Ах, Олли, как она поет!
— Под аккомпанемент рояля? — чуть покровительственно спросила Олли.
— Под аккомпанемент органа, — ответил Гемлин.
Олли, у которой представление об органе было связано с гастролями бродячего шарманщика, неприметно зевнула; довольно вяло она обещала мистеру Гемлину, что когда поедет путешествовать, то непременно завернет в те места и поглядит, что можно сыграть на столь примитивном инструменте. Джек усмехнулся и погнал лошадь. Немного погодя он сделал попытку растолковать Олли, что представляет собой церковный орган.
— Было время, Олли, я сам играл в церкви. Иной раз так увлекал их игрой, что они даже молиться забывали. Давненько это было! А одну арию я особенно любил и часто играл; это ария из мессы Моцарта; ее-то она и пела, Олли; сейчас я постараюсь показать тебе, как ее надо петь.
Джек запел хвалу скорбящей деве и очень скоро, как и подобает истому энтузиасту, полностью позабыл обо всем на свете, кроме исполняемой арии. Колеса стучали, рессоры скрипели, кобыла споткнулась и пошла галопом, потом зарысила снова, утлую двуколку швыряло из стороны в сторону, шляпка Олли совсем расплюснулась о его плечо, а мистер Гемлин все пел. Когда он кончил петь, то вспомнил о девочке. Она спала!
Джек был истый артист, влюбленный в свое искусство, но это не мешало ему оставаться здравомыслящим человеком.
— Я же сам напоил ее виски! — пробормотал он, как бы принося свои извинения Моцарту.
С величайшей осторожностью он перехватил вожжи левой рукой, а правой обнял и тихо притянул к себе маленькую закутанную фигурку так, чтобы соломенная шляпка и золотистые локоны надежно легли к нему на грудь. Застыв в этой позе, не шевеля ни единым мускулом, чтобы не потревожить спящую девочку, он подкатил в самую полночь к мерцающему огнями Фиддлтауну. Здесь он сменил лошадь и, отказавшись от услуг конюха, сам запряг ее в двуколку с такой непостижимой ловкостью и быстротой, что девочка, обложенная со всех сторон подушками и одеялами, которые Джек взял взаймы у трактирщика, даже не шевельнулась во сне. Джек выехал из Фиддлтауна и начал трудный подъем к заставе на Уингдэм, а она продолжала спокойно спать.
До рассвета оставалось еще не менее часа, когда он достиг перевала; он придержал лошадь, лишь когда колеса двуколки ушли по ступицу в красноземную пыль уингдэмского тракта; предрассветная тьма казалась еще чернее от гигантских сосен, с обеих сторон обступивших опасный, прихотливо вьющийся спуск в долину. Стояла тишина. Гемлин с трудом улавливал приглушенный пылью стук копыт своей лошади; тем не менее он уже дважды натягивал поводья и чутко прислушивался к каким-то таинственным звукам. Когда он различил доносящиеся сзади голоса и позвякивание мексиканских шпор, то был не на шутку озадачен; он был уверен, что никого не обогнал по пути. Потом мистер Гемлин вспомнил, что поблизости проходит лесная дорога, прямиком на Гнилую Лощину; с полмили она идет параллельно уингдэмскому тракту и пересекает его где-то дальше. Голоса шли оттуда. Подъехав к перекрестку, мистер Гемлин натянул поводья и, скрытый тьмой и гигантскими стволами деревьев, стал пережидать неизвестных. Через несколько минут они проскакали мимо; но потом голоса послышались снова; как видно, всадники стали.
— Вот она, та дорога, — сказал Первый Голос.
Каждое слово было отчетливо слышно.
— И отлично, — откликнулся Второй Голос. — Самый прямой путь. Сэкономим не меньше часа.
— Нет, держитесь тракта, — вмешался Третий Голос. — Стоит Джо Холлу почуять неладное, и он сразу повезет арестованного в сакраментскую тюрьму, подальше от греха. А ехать ему по тракту; другой дороги нет. Значит, надо отрезать ему путь.
Джек Гемлин замер, весь превратившись в слух.
— Так лишний же час пути! — проворчал Второй Голос.
— Ничего, пусть ребята малость поскучают, — возразил Третий Голос.
Послышался смех, зазвякали шпоры, невидимые всадники медленно двинулись вперед по дороге.
Мистер Гемлин продолжал сидеть как каменный, пока голоса не умолкли вдали. Потом кинул быстрый взгляд на девочку; ее не потревожили зловещие голоса, от которых у ее спутника выступил румянец на щеках, а в темных глазах вспыхнул опасный огонь. С минуту мистер Гемлин предавался раздумью. Ехать дальше в Уингдэм можно было, лишь плетясь в хвосте у виджилянтов; но тогда он не сумеет поднять вовремя тревогу. Можно, конечно, погнать лошадь прямиком в Гнилую Лощину; но он рискует упустить шерифа и арестованного, если их кто-нибудь уже предупредил и они пытаются пробиться в Сакраменто. Если бы не спящая рядом малютка, он обогнал бы всадников, и вся недолга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
— Не знаю, — нерешительно ответила Олли, — ее можно посчитать и червонной дамой и пиковой.
Джек задумался; потом, к большому удивлению Олли, принялся энергичными штрихами набрасывать портрет миссис Конрой.
— Вы же сказали, что никогда не видели ее? — вскричала девочка.
— Я и не видел, — ответил, рассмеявшись, игрок. — А ты знаешь, Олли, что такое блеф?
После коротких сумерек спустилась ночь; воздух похолодал. Недвижный силуэт далекого Берегового хребта четко выступил на пепельно-бледном закатном небе, потом пропал без следа, и на его месте загорелись звезды. Красноземная дорога, такая прямая и ровная в дневное время, потерялась в мгновенно воцарившейся тьме; исполинские стволы деревьев и прибрежные утесы то вдруг надвигались на них, преграждая путь, то вновь расступались перед уверенно правившим ездоком. Временами леденящие испарения из придорожных канав овевали Олли, словно дыхание раскрытой могилы, и она вздрагивала всем телом, хоть и была укутана в толстый дорожный плед мистера Гемлина. Джек вытащил фляжку и дал Олли отпить глоточек; девочка закашлялась; умудренная широким жизненным опытом, она безошибочно угадала вкус и запах виски. К ее удивлению, Джек тут же спрятал фляжку, даже не поднеся ее ко рту.
— Еще ребенком, Олли, — сказал весьма торжественно мистер Гемлин, — я поклялся своим престарелым родителям, что никогда не прикоснусь к виски, разве только по настоятельному предписанию врача. Вот и вожу с собой на этот случай фляжку. Пока без успеха.
Было совсем темно, и девочка не смогла уловить взгляд мистера Гемлина. Как всякая истая женщина, она больше доверяла его глазам, нежели словам, что, впрочем, не всегда спасало ее от обмана. Она не ответила ничего; замолчал и Гемлин.
Немного погодя он сказал:
— Ах, какая это девушка, Олли!
С обычной проницательностью и чуткостью Олли разом определила, что речь идет о той самой девушке, что и час назад.
— Из южного округа?
— Да, — сказал мистер Гемлин.
— Расскажите мне о ней, — попросила Олли, — расскажите все, что знаете.
— Я почти ничего не знаю, — со вздохом признался мистер Гемлин. — Ах, Олли, как она поет!
— Под аккомпанемент рояля? — чуть покровительственно спросила Олли.
— Под аккомпанемент органа, — ответил Гемлин.
Олли, у которой представление об органе было связано с гастролями бродячего шарманщика, неприметно зевнула; довольно вяло она обещала мистеру Гемлину, что когда поедет путешествовать, то непременно завернет в те места и поглядит, что можно сыграть на столь примитивном инструменте. Джек усмехнулся и погнал лошадь. Немного погодя он сделал попытку растолковать Олли, что представляет собой церковный орган.
— Было время, Олли, я сам играл в церкви. Иной раз так увлекал их игрой, что они даже молиться забывали. Давненько это было! А одну арию я особенно любил и часто играл; это ария из мессы Моцарта; ее-то она и пела, Олли; сейчас я постараюсь показать тебе, как ее надо петь.
Джек запел хвалу скорбящей деве и очень скоро, как и подобает истому энтузиасту, полностью позабыл обо всем на свете, кроме исполняемой арии. Колеса стучали, рессоры скрипели, кобыла споткнулась и пошла галопом, потом зарысила снова, утлую двуколку швыряло из стороны в сторону, шляпка Олли совсем расплюснулась о его плечо, а мистер Гемлин все пел. Когда он кончил петь, то вспомнил о девочке. Она спала!
Джек был истый артист, влюбленный в свое искусство, но это не мешало ему оставаться здравомыслящим человеком.
— Я же сам напоил ее виски! — пробормотал он, как бы принося свои извинения Моцарту.
С величайшей осторожностью он перехватил вожжи левой рукой, а правой обнял и тихо притянул к себе маленькую закутанную фигурку так, чтобы соломенная шляпка и золотистые локоны надежно легли к нему на грудь. Застыв в этой позе, не шевеля ни единым мускулом, чтобы не потревожить спящую девочку, он подкатил в самую полночь к мерцающему огнями Фиддлтауну. Здесь он сменил лошадь и, отказавшись от услуг конюха, сам запряг ее в двуколку с такой непостижимой ловкостью и быстротой, что девочка, обложенная со всех сторон подушками и одеялами, которые Джек взял взаймы у трактирщика, даже не шевельнулась во сне. Джек выехал из Фиддлтауна и начал трудный подъем к заставе на Уингдэм, а она продолжала спокойно спать.
До рассвета оставалось еще не менее часа, когда он достиг перевала; он придержал лошадь, лишь когда колеса двуколки ушли по ступицу в красноземную пыль уингдэмского тракта; предрассветная тьма казалась еще чернее от гигантских сосен, с обеих сторон обступивших опасный, прихотливо вьющийся спуск в долину. Стояла тишина. Гемлин с трудом улавливал приглушенный пылью стук копыт своей лошади; тем не менее он уже дважды натягивал поводья и чутко прислушивался к каким-то таинственным звукам. Когда он различил доносящиеся сзади голоса и позвякивание мексиканских шпор, то был не на шутку озадачен; он был уверен, что никого не обогнал по пути. Потом мистер Гемлин вспомнил, что поблизости проходит лесная дорога, прямиком на Гнилую Лощину; с полмили она идет параллельно уингдэмскому тракту и пересекает его где-то дальше. Голоса шли оттуда. Подъехав к перекрестку, мистер Гемлин натянул поводья и, скрытый тьмой и гигантскими стволами деревьев, стал пережидать неизвестных. Через несколько минут они проскакали мимо; но потом голоса послышались снова; как видно, всадники стали.
— Вот она, та дорога, — сказал Первый Голос.
Каждое слово было отчетливо слышно.
— И отлично, — откликнулся Второй Голос. — Самый прямой путь. Сэкономим не меньше часа.
— Нет, держитесь тракта, — вмешался Третий Голос. — Стоит Джо Холлу почуять неладное, и он сразу повезет арестованного в сакраментскую тюрьму, подальше от греха. А ехать ему по тракту; другой дороги нет. Значит, надо отрезать ему путь.
Джек Гемлин замер, весь превратившись в слух.
— Так лишний же час пути! — проворчал Второй Голос.
— Ничего, пусть ребята малость поскучают, — возразил Третий Голос.
Послышался смех, зазвякали шпоры, невидимые всадники медленно двинулись вперед по дороге.
Мистер Гемлин продолжал сидеть как каменный, пока голоса не умолкли вдали. Потом кинул быстрый взгляд на девочку; ее не потревожили зловещие голоса, от которых у ее спутника выступил румянец на щеках, а в темных глазах вспыхнул опасный огонь. С минуту мистер Гемлин предавался раздумью. Ехать дальше в Уингдэм можно было, лишь плетясь в хвосте у виджилянтов; но тогда он не сумеет поднять вовремя тревогу. Можно, конечно, погнать лошадь прямиком в Гнилую Лощину; но он рискует упустить шерифа и арестованного, если их кто-нибудь уже предупредил и они пытаются пробиться в Сакраменто. Если бы не спящая рядом малютка, он обогнал бы всадников, и вся недолга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129