— Через пять лет некая авантюристка, назвавшись именем Грейс Конрой, предъявила права на эту землю. Потом, поняв, как видно, что довести самой дело до конца будет нелегко, она — не знаю уж с помощью каких уловок — покорила сердце Гэбриеля Конроя, законного наследника своей сестры, и вышла за него замуж.
Донна Долорес смолкла, как видно, взволнованная собственным рассказом; щеки ее порозовели, в голосе послышались металлические нотки; вернее всего, это было негодование слишком чувствительного сердца. Впрочем, мистер Перкинс ничего не заметил. Последние несколько минут он сидел с рассеянным видом, словно задумавшись о чем-то. Он уставился на стену перед собой тем же пристальным взглядом, каким только что глядел на донну Долорес; его изможденное лицо, прикрытое маской юности, выглядело сейчас совсем старым.
— Что ж, — промолвил он наконец, с усилием приходя в себя. — Все это говорит лишь о том, что вторая дарственная вполне может оказаться столь же фальшивой, как и ее владелица. Тогда единственный недостаток вашей дарственной будет тот, что ее не сразу нашли. Но в этом ничего подозрительного нет Вы должны помнить, когда ваш покойный отец получил ее, земли здесь ничего не стоили; он мог о ней совсем позабыть.
Мистер Перкинс поднялся, как бы считая беседу оконченной. Казалось, он спешил удалиться; в лице его снова проглянуло выражение какой-то болезненной самоуглубленности. Донна Долорес поднялась вслед за ним; ее взгляд выражал разочарование.
Еще минута, и он ушел бы прочь; жизненные пути этих двух людей, столь естественно и в то же время таинственно скрестившиеся, разошлись бы навсегда. Но, подойдя к дверям, он обернулся и задал незначащий вопрос; от этого вопроса зависела судьба их обоих.
— Значит, если я верно вас понял, настоящая Грейс Конрой пропала? А этот… доктор Деварджес… — Он произнес имя так, словно оно ничего ему не говорило. — Доктор Деварджес умер. Откуда же самозванка добыла необходимые сведения, чтобы предъявить права на землю? Кто она такая?
— Не знаю. Когда она выходила замуж за Гэбриеля Конроя, то назвалась вдовой доктора Деварджеса. Что? Что вы сказали? О, пресвятая дева! Что с вами? Вам дурно? Сейчас я позову Санчеса. Побудьте здесь.
Он упал в кресло, но это длилось всего одно мгновение. Она не успела еще повернуться, чтобы позвать на помощь, как он поднялся и взял ее за руку.
— Мне уже лучше, — сказал он, — не беспокойтесь, со мной это бывает. Не глядите на меня так и не зовите никого на помощь. Все, что мне требуется, — это стакан воды. Благодарю вас.
Он взял у нее из рук стакан, но пить не стал, а, откинувшись в кресле и запрокинув голову, принялся не спеша поливать себе водою лоб. Потом, вынув из кармана большой шелковый платок, вытер досуха лицо, выпрямился и посмотрел на свою хозяйку. Вода смыла румяна и белила; туго затянутый галстук распустился; сюртук мистера Перкинса был расстегнут и висел на его тощем теле как на вешалке; лицо побагровело; еще не просохшие волосы торчали в разные стороны. Тем не менее он вполне владел собой и в голосе его не чувствовалось ни малейшего замешательства.
— Прилив крови к голове, — сказал он очень спокойно, — я уже с утра чувствовал, что будет приступ. Сейчас прошло. Главное посидеть, запрокинув голову, и облиться холодной водой. Надеюсь, ваш ковер не пострадал. Но вернемся к вопросу, который мы обсуждали. — Словно позабыв о своей недавней чопорности, он пододвинул кресло поближе к креслу донны Долорес. — Дайте-ка мне еще раз взглянуть на вашу дарственную. — Он взял в руки документ, достал из кармана небольшую лупу и принялся тщательно изучать подпись. — Ну что ж! Подпись подлинная. Печать на месте. Бумага гербовая, он ощупал бумагу, — вы, конечно, правы; госпожа Деварджес — авантюристка. Она совершила мошенничество, и документ ее поддельный.
— Я в этом не уверена, — сказала донна Долорес.
— Почему?
— А что если вторая дарственная будет в точности, как эта, — и бумага, и подпись, и печать?
— Все равно это ничего не доказывает, — поспешно возразил мистер Перкинс. — Послушайте. Во времена, когда была выдана эта дарственная, сотни подобных бланков за подписью губернатора валялись в губернаторской канцелярии без всякого присмотра; секретарю достаточно было вписать имя нового владельца земель, и документ был готов. Так вот, ваша госпожа Деварджес, эта самозванка, сумела раздобыть такой бланк — со времени американского нашествия подобных случаев было уже множество — и у нее на руках оказалась дарственная! Но нас она не перехитрит! Я знаю почерк почти всех канцеляристов и переписчиков — я сам служил там переписчиком. Поручите дело мне, донна Долорес, поручите это дело мне, и я разоблачу ее так же, как разоблачал других.
— Вы позабыли, — холодно возразила донна Долорес, — что я не склонна передавать дело в суд. Кроме того, если эти испанские дарственные грамоты так просто было подделать, почему не может оказаться поддельной и моя? Вы сказали, что знаете почерк всех старых переписчиков; взгляните на мою дарственную.
Нетерпеливо схватив документ, мистер Перкинс стал просматривать ту часть, которая была написана от руки.
— Как странно! — пробормотал он. — Не моя рука, не Санчеса и не Руза, Какой-то незнакомый почерк. А это еще что? Дата переправлена и опять новым почерком. Этот я, кажется, знаю. Но где же я его видел? Уж не в конторе ли? — Он замолчал, провел рукой по волосам, попытался что-то припомнить, но безуспешно. — С какой же стати? — спросил он без всякой видимой связи с предыдущим. — Этот документ не может быть фальшивым.
— Допустим, что тот, второй документ — подлинный и что эта женщина завладела им какими-то темными путями. Допустим далее, что кому-то об этом стало известно, и вот, чтобы стать у нее на пути и в то же время не выдать себя, ее противник делает ловкий ход, пускает в обращение вторую — поддельную — дарственную.
— Но кто же?
— Это мог быть брат Грейс Конрой — нынешний муж этой женщины… Или, предположим, еще кто-нибудь… — добавила донна Долорес в некотором смущении и заливаясь румянцем, заметным даже на ее бронзовых щеках… — кто не верит, что настоящая Грейс Конрой умерла или пропала без вести.
— Предположим, что черти в аду… Простите меня, пожалуйста! Дело в том, что те, кто подделывает документы, редко руководствуются мотивами чести и справедливости. И потом, к чему им было подделывать документ на ваше имя?
— Все знают, что я богата, — сказала донна Долорес. — А кроме того, — добавила она, опуская взор столь гордо и застенчиво, что даже углубленный в свои думы человек, сидевший сейчас перед ней, почувствовал невольное волнение, — говорят… что люди считают меня щедрой и справедливой.
Мистер Перкинс поглядел на нее с нескрываемым восхищением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
Донна Долорес смолкла, как видно, взволнованная собственным рассказом; щеки ее порозовели, в голосе послышались металлические нотки; вернее всего, это было негодование слишком чувствительного сердца. Впрочем, мистер Перкинс ничего не заметил. Последние несколько минут он сидел с рассеянным видом, словно задумавшись о чем-то. Он уставился на стену перед собой тем же пристальным взглядом, каким только что глядел на донну Долорес; его изможденное лицо, прикрытое маской юности, выглядело сейчас совсем старым.
— Что ж, — промолвил он наконец, с усилием приходя в себя. — Все это говорит лишь о том, что вторая дарственная вполне может оказаться столь же фальшивой, как и ее владелица. Тогда единственный недостаток вашей дарственной будет тот, что ее не сразу нашли. Но в этом ничего подозрительного нет Вы должны помнить, когда ваш покойный отец получил ее, земли здесь ничего не стоили; он мог о ней совсем позабыть.
Мистер Перкинс поднялся, как бы считая беседу оконченной. Казалось, он спешил удалиться; в лице его снова проглянуло выражение какой-то болезненной самоуглубленности. Донна Долорес поднялась вслед за ним; ее взгляд выражал разочарование.
Еще минута, и он ушел бы прочь; жизненные пути этих двух людей, столь естественно и в то же время таинственно скрестившиеся, разошлись бы навсегда. Но, подойдя к дверям, он обернулся и задал незначащий вопрос; от этого вопроса зависела судьба их обоих.
— Значит, если я верно вас понял, настоящая Грейс Конрой пропала? А этот… доктор Деварджес… — Он произнес имя так, словно оно ничего ему не говорило. — Доктор Деварджес умер. Откуда же самозванка добыла необходимые сведения, чтобы предъявить права на землю? Кто она такая?
— Не знаю. Когда она выходила замуж за Гэбриеля Конроя, то назвалась вдовой доктора Деварджеса. Что? Что вы сказали? О, пресвятая дева! Что с вами? Вам дурно? Сейчас я позову Санчеса. Побудьте здесь.
Он упал в кресло, но это длилось всего одно мгновение. Она не успела еще повернуться, чтобы позвать на помощь, как он поднялся и взял ее за руку.
— Мне уже лучше, — сказал он, — не беспокойтесь, со мной это бывает. Не глядите на меня так и не зовите никого на помощь. Все, что мне требуется, — это стакан воды. Благодарю вас.
Он взял у нее из рук стакан, но пить не стал, а, откинувшись в кресле и запрокинув голову, принялся не спеша поливать себе водою лоб. Потом, вынув из кармана большой шелковый платок, вытер досуха лицо, выпрямился и посмотрел на свою хозяйку. Вода смыла румяна и белила; туго затянутый галстук распустился; сюртук мистера Перкинса был расстегнут и висел на его тощем теле как на вешалке; лицо побагровело; еще не просохшие волосы торчали в разные стороны. Тем не менее он вполне владел собой и в голосе его не чувствовалось ни малейшего замешательства.
— Прилив крови к голове, — сказал он очень спокойно, — я уже с утра чувствовал, что будет приступ. Сейчас прошло. Главное посидеть, запрокинув голову, и облиться холодной водой. Надеюсь, ваш ковер не пострадал. Но вернемся к вопросу, который мы обсуждали. — Словно позабыв о своей недавней чопорности, он пододвинул кресло поближе к креслу донны Долорес. — Дайте-ка мне еще раз взглянуть на вашу дарственную. — Он взял в руки документ, достал из кармана небольшую лупу и принялся тщательно изучать подпись. — Ну что ж! Подпись подлинная. Печать на месте. Бумага гербовая, он ощупал бумагу, — вы, конечно, правы; госпожа Деварджес — авантюристка. Она совершила мошенничество, и документ ее поддельный.
— Я в этом не уверена, — сказала донна Долорес.
— Почему?
— А что если вторая дарственная будет в точности, как эта, — и бумага, и подпись, и печать?
— Все равно это ничего не доказывает, — поспешно возразил мистер Перкинс. — Послушайте. Во времена, когда была выдана эта дарственная, сотни подобных бланков за подписью губернатора валялись в губернаторской канцелярии без всякого присмотра; секретарю достаточно было вписать имя нового владельца земель, и документ был готов. Так вот, ваша госпожа Деварджес, эта самозванка, сумела раздобыть такой бланк — со времени американского нашествия подобных случаев было уже множество — и у нее на руках оказалась дарственная! Но нас она не перехитрит! Я знаю почерк почти всех канцеляристов и переписчиков — я сам служил там переписчиком. Поручите дело мне, донна Долорес, поручите это дело мне, и я разоблачу ее так же, как разоблачал других.
— Вы позабыли, — холодно возразила донна Долорес, — что я не склонна передавать дело в суд. Кроме того, если эти испанские дарственные грамоты так просто было подделать, почему не может оказаться поддельной и моя? Вы сказали, что знаете почерк всех старых переписчиков; взгляните на мою дарственную.
Нетерпеливо схватив документ, мистер Перкинс стал просматривать ту часть, которая была написана от руки.
— Как странно! — пробормотал он. — Не моя рука, не Санчеса и не Руза, Какой-то незнакомый почерк. А это еще что? Дата переправлена и опять новым почерком. Этот я, кажется, знаю. Но где же я его видел? Уж не в конторе ли? — Он замолчал, провел рукой по волосам, попытался что-то припомнить, но безуспешно. — С какой же стати? — спросил он без всякой видимой связи с предыдущим. — Этот документ не может быть фальшивым.
— Допустим, что тот, второй документ — подлинный и что эта женщина завладела им какими-то темными путями. Допустим далее, что кому-то об этом стало известно, и вот, чтобы стать у нее на пути и в то же время не выдать себя, ее противник делает ловкий ход, пускает в обращение вторую — поддельную — дарственную.
— Но кто же?
— Это мог быть брат Грейс Конрой — нынешний муж этой женщины… Или, предположим, еще кто-нибудь… — добавила донна Долорес в некотором смущении и заливаясь румянцем, заметным даже на ее бронзовых щеках… — кто не верит, что настоящая Грейс Конрой умерла или пропала без вести.
— Предположим, что черти в аду… Простите меня, пожалуйста! Дело в том, что те, кто подделывает документы, редко руководствуются мотивами чести и справедливости. И потом, к чему им было подделывать документ на ваше имя?
— Все знают, что я богата, — сказала донна Долорес. — А кроме того, — добавила она, опуская взор столь гордо и застенчиво, что даже углубленный в свои думы человек, сидевший сейчас перед ней, почувствовал невольное волнение, — говорят… что люди считают меня щедрой и справедливой.
Мистер Перкинс поглядел на нее с нескрываемым восхищением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129