– Я думаю, что вы тоже не каждый день рассказываете, как убили своего брата. – Голос священника звучал абсолютно ровно.
Цыбину показалось, что темнота навалилась на него, как огромное живое животное. Стало трудно дышать. В глазах заплясали искорки. Он подавил желание выскочить из исповедальни, вытащить священника…
– Я прав? Видите, я уже достаточно хорошо вас знаю. Не спрашивайте откуда… Я все равно не знаю. Я просто почувствовал… Продолжайте. Как это случилось.
…Густая, белая метель…
– Меня никто не знает. Я всегда сам выхожу на заказчика и предлагаю свои услуги. Город как зона свободного эфира. Если уметь слушать, будешь знать многое. Я узнал, что один контрабандист, приехавший из Эстонии, желает убрать в Москве своего недруга. Я вышел на него. Он предложил очень хорошие деньги… Очень хорошие… Все вперед… Я согласился… Была зима… Красивая снежная зима… По указанному адресу цель не проживала. Съехала перед моим приездом. Я отзвонился в Петербург, и меня пообещали «подвести» к ней. Это не в моих правилах, но я настолько тяготился Москвой… Каждый проведенный день… В общем, я согласился. У меня было фото… Плохое фото… У него была редкая дорогая машина… Да, он любил машины… Я говорю, мне сообщили на какой машине и когда он подъедет на шоу в «Олимпийский»… Он был с женщиной. Я наблюдал издалека и стал ждать их возвращения… Они вышли в четыре… Шрам я увидел после третьего выстрела… Его развернуло в профиль… детство… «ножички»… необычный… не перепутаешь… Он умер не сразу… Узнал меня… Позвал… Чужое, незнакомое лицо… Потом узнал… лицевая хирургия… Он плакал… Сказал: «Больно и страшно»… Женщина кричала… Я потерялся… стрелял в нее… бежал не туда… попал под машину…
Цыбин замолчал. Видимо, на улице усилился ветер – рамы гудели. В маленьком овальном проеме выбитого слухового окна бешено плясали дождевые капли.
– Вам плохо? – бесцветно спросил священник.
– Мне прекрасно. – К Цыбину вернулся привычный тон. Он шумно выдохнул. – Просто мне не хватает слов.
– Что было дальше?
– Когда я вернулся в Петербург, то никого не нашел. Телефон заказчика был снят с обслуживания и передан другому лицу. Его офис оказался снятым на два месяца, но он съехал раньше, причем тоже заплатив вперед, так что его исчезновение никого не волновало. Человека с его данными никто не знал ни в городе, ни в Эстонии. У меня большие связи, но они не помогли.
– Зачем вы его искали?
– Мог бы догадаться.
– Отомстить можно было проще и быстрее.
– Застрелиться.
– Хороший совет из уст священника.
– Это не совет. Это вопрос. Зачем искать кого-то, если вы непосредственный источник смерти брата?
Цыбин снова усмехнулся.
– Я – пистолет, пуля, пущенная стрела. Никто не ломает оружия, из которого совершают убийства. Никто не судит винтовки и ножи. Вина на том, кто носит смерть в помыслах.
– Спрос рождает предложение. Не было бы оружия, не было убийства. Не было бы вас, сколько бы людей, неспособных к убийству самостоятельно, отказались бы от таких помыслов?
– Чушь! – Цыбин рассмеялся. – Люди убивали всегда, еще руками и зубами. Не будь меня, то было бы больше крови, мучений и ужасов. Я как врач, который усыпляет собачку, которую хозяева горячо любят, но с которой устали гулять. Типичное «заказное» убийство. Никто не презирает за это врача. В худшем случае презрением покрыты хозяева. А я, я вообще помогаю избавиться не от любимых, а от ненавидимых. К слову, даже в кругах, общепринято называемых криминальными, никто обычно не интересуется стрелком. В асфальт закатывают заказчика.
Цыбин почувствовал прилив сил. Собственная речь звучала убедительно и безупречно. Ему показалось, что он выступает на защите.
– Вы снова подумали о мести? – спросил священник.
– Я никогда не забывал о ней. Но я трезвый человек. Мы не в гангстерском фильме Голливуда. Я никогда не увижу этого человека. Его смерть не будет для меня лишней гирькой на страшном суде. Я уезжаю и жду отпущения своих вот уж буквально «смертных» грехов. Моя исповедь подошла к концу.
Священник помолчал.
– Вы еще не приступали к ней, – вдруг сказал он. – Исповедоваться и рассказывать о своих преступлениях – не одно и то же. Разве вы жалеете о чем-либо, кроме смерти брата? Хотя я уверен, что и на этот случай у вас есть оправдание. Разве вы думаете о ком-либо из убиенных? Об их близких? Вы просто одиноки. Очень одиноки. А вам необходимо говорить с кем-то, убеждать в своей правоте. Вы пришли сюда не каяться, а побеждать. Доказывать свое право на жизнь. Мы действительно не в американской драме. Я не отпущу вам грехов.
Ветер в окнах плакал тонко и тоскливо, словно подстраивая мелодию под однообразный стук дождя о стекла.
– Спасибо, падре, – серьезно сказал Цыбин.
– Вы меня убьете? – Голос у священника был спокоен.
– Не знаю. – Цыбин встал и запахнул плащ. – Наверное, нет. Вы будете молчать, мучаясь между желанием наказать меня и обязанностью сохранить тайну исповеди. Вы сами себя этим убьете.
– Я не Господь. Я никого не вправе наказывать. Он рассудит вашу душу. Жаль, что вы можете так его никогда и не услышать. Помните, когда-нибудь вам захочется сделать в жизни что-то хорошее, воздержитесь от этого. Вы к этому не готовы. Вас ведет дьявол…
– Прощайте, падре.
Эхо шагов рикошетило от стен и замирало наверху. Еле слышно шелестела раздвигаемая грудью тьма.
На улице угольно-черно блестел асфальт. Косая сеть дождя казалось застывшей. Сразу стало муторно и тускло. Цыбин остановился, завязывая пояс плаща. Толчок в спину едва не выбросил его на мостовую.
– Извините, ради бога, я задумался и вас не заметил. – Знакомый рыжеватый парень с кладбища держал его за локоть, виновато отряхивая рукав. – Ой, это вы? Мир тесен. Вы из костела? А я на кладбище свечку поставил, ну в церквушке…
– Ничего страшного. – Цыбин улыбнулся.
Мозг заработал в полную силу. Два раза за день – это слишком. Конечно, это могло быть случайностью, но больше смахивало на слежку, хотя и бездарную. Интересно, чью? Он подумал, что все же лучше уж органы.
– Может, в качестве компенсации… Здесь кафе рядом. – Парень все так же источал запах спиртного. Для милиции это, с одной стороны, слишком артистично, с другой – вполне характерно для их бардака.
– Спасибо, спешу, – Цыбин улыбнулся еще приветливей, – жена будет волноваться.
– Жаль… Удачи! Извините еще раз! – Парень зашагал в сторону Маяковской.
Цыбин дошел до Восстания, свернул налево, по Озерному вышел на Радищева, проходняком вернулся на Восстания, зашел в один из дворов, толкнул дверь парадной, дойдя до третьего пролета, остановился. Прислушался. Тихо. Он чертыхнулся. Совсем нервы сдали. Хватит! Сворачиваться!
В поисках жетонного таксофона он весь вымок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66