Возможно, что он и сдержит свое обещание. Возможно — нет. Я не намерен рисковать твоей жизнью, веря ему на слово.
— Почему — моей? А — вашей?
— О, она не в счет. — Джеймс провел рукой по шевелюре. — У нас перед ними есть одно преимущество. Силы их во многом превосходят наши, но зато противнику неизвестно, как мыслил Клэнси.
— А вам известно?
— Я много лет знал его. И доверял ему. Поэтому всегда мог предсказать его действия.
Говорил Джеймс без малейших признаков горечи или сожаления. Спокойно, словно пояснял решение логической задачи. Энни сняла с кровати небольшую дорожную сумку и, перекинув через плечо, спросила:
— Неужели вам это безразлично?
Джеймс, уже в дверях, приостановился.
— Что именно?
— Смерть Клэнси. Вы ведь были с ним друзьями. Близкими друзьями. Неужто вас не потрясла его смерть?
Джеймс устремился вниз по узким ступенькам, и Энни едва расслышала его ответ:
— К смерти мне не привыкать.
Он мог не говорить ей, что нужно ступать как можно тише и вообще вести себя поосторожнее — Энни уже это усвоила. Вслед за ним она растворилась во тьме, спускаясь почти так же беззвучно. Сумрачно-синее небо на востоке начало едва заметно бледнеть, и Энни невольно посмотрела на циферблат наручных часов с фосфоресцирующими стрелками. Без десяти пять.
— Снаружи кто-то есть? — прошептала она.
— Да — двое или трое агентов, — шепнул в ответ Джеймс. — Скорее всего, все они — люди Кэрью, что само по себе не слишком приятно. Если же среди них и тот, который расправился с Клэнси, то мы здорово влипли.
— Можно подумать, что мы и раньше развлекались, — криво усмехнулась Энни.
Джеймс нахмурился. Снова приостановившись, он повернулся к ней.
— Признаться, ты не совсем вовремя обрела свое чувство юмора, — промолвил он. И тут же, не дав ей ответить, добавил: — Оставайся здесь.
В следующее мгновение он растворился во мраке, и Энни поняла, что в кухне осталась одна.
Вдохнув полную грудь воздуха, она вдруг заметила, что ладони её всполтели, а сердце гулко колотится. Да, Энни боялась. И не просто боялась — от страха душа её ушла в пятки.
Стоя неподвижно как соляной столб, она поняла, к чему прислушивается. Каких звуков дожидается. С замершим сердцем она ждала, что вот-вот грянут выстрелы. Выстрелы, знаменующие гибель Джеймса.
Но вокруг по-прежнему было тихо как в склепе.
Все происходящее казалось каким-то жутким, кошмарным сном. Энни мечтала, что проснется, включит свет, радио, запустит громкую музыку… Ей хотелось, чтобы было шумно, чтобы слышались людские голоса. Чтобы кошмарный сон прервался.
Вдруг в памяти вновь всплыл страшный образ мертвого Клэнси. И тогда Энни окончательно уверилась — нет, это не сон.
Она опустилась на выстланный линолеумом пол и, подтянув колени к груди, обняла ноги обеими руками. Холодея от утренней свежести и от страха, она в тысячный раз кляла себя за собственное безрассудство. И черт её дернул пустить в эту безумную авантюру! Так и погибнет она здесь, посреди чужой кухни, и никто так никогда и не придет поплакать на её могилку. Энни прижалась подбородком к коленям и закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться. Снаружи не доносилось ни единого звука — там по-прежнему царило полное безмолвие.
— Энни?
От неожиданности она чуть не вскрикнула, но Джеймс молниеносно зажал ей рот ладонью, так что Энни едва не ударилась головой о стену. В темноте она не могла различить черт его лица, но знала, что это он — по голосу, по ощущениям. Убедившись, что его узнали, Джеймс отнял руку.
— Как вы меня напугали, — прошептала Энни. — Я даже не слышала, как вы вернулись.
— Так и было задумано, — ответил Джеймс.
— Ну что, есть там кто-нибудь?
— Больше — нет, — спокойно сказал он. — И ещё я, кажется, выяснил, где Клэнси оставил для нас автомобиль. Неподалеку отсюда на самом косогоре стоит полуразвалившийся сарай. На мой взгляд, он вполне в стиле Клэнси. Пойдем.
Энни поднялась. Ей вдруг снова расхотелось, чтобы Джеймс к ней прикасался. Она и сама не понимала, почему ей казалось, что ему этого хочется. Ощущение это словно витало в воздухе. И Энни твердо знала: рано или поздно это непременно случится.
Снаружи ноздри Энни сразу уловили едва слышимый и какой-то неожиданный запах. Металлический и вместе с тем серный — его принес мимолетный бриз. Следуя за Джеймсом в предрассветной мгле по тропе, с обеих сторон заросшей кустарником, она отчаянно пыталась не принюхиваться, опасаясь, что различит другой, более страшный запах.
— Джеймс! — еле слышно окликнула она, в глубине души надеясь, что Маккинли её не услышит. Однако тот услышал, и тут же замер как вкопанный. Хотя оборачиваться и не стал.
— Что?
Рассвет с каждой минутой брезжил все отчетливее. Горный склон, покрытый зелеными деревьями и кустами, розовел на глазах.
— А существует ли на самом деле кровавая лилия, или это плод вашего воображения?
Джеймс не ответил, молча устремившись вниз по склону. И Энни не оставалось ничего иного, как, скрепя сердце, последовать за ним. Она лишь отчаянно пыталась отогнать прочь пугающие мысли, от которых на душе лежала невыносимая тяжесть.
Когда до развалюхи, о которой говорил Джеймс, была уже рукой подать, Энни перехватила его красноречивый взгляд, и послушно затаилась в кустах, приготовившись к очередному ожиданию.
Приблизившись к сараю, Маккинли — Энни видела все как на ладони — вынул откуда-то пистолет. Удивительно, но Энни до сих пор так и не сумела привыкнуть к виду огнестрельного оружия. Ее отец всегда отзывался о пистолетах с презрением, и Энни разделяла его убеждения. Однако сейчас она была очень рада, что они существуют.
Вот Джеймс скрылся внутри сарайчика, и Энни затаила дыхание, прислушиваясь. Она и сама не знала, что ожидает услышать — ожесточенную пальбу или шум схватки. Либо оклик Джеймса — свидетельство того, что им ничто не грозит.
Ни звука.
За спиной Энни медленно восходило солнце, и его первые отблески зловеще рябили ветви куста, за которым она укрывалась. Энни сказала себе, что досчитает до ста, а потом выйдет из своего убежища. Правда, тут же поправилась, что считать станет по-французски — так получится медленнее. Досчитав до quatre-vingt dis-huit, она поняла, что больше не выдержит, и медленно выпрямилась, опасаясь, что получит пулю в затылок.
В первую секунду, войдя в сарайчик, она не заметила Джеймса. Уж слишком скуден был внутри солнечный свет, просачивавшийся сквозь щели в ветхой крыше.
Джеймс стоял в углу, серьезный и молчаливый. Энни проследила за его взглядом, почти убежденная, что увидит очередное бездыханное тело.
— О, дьявольщина! — выругалась она со смешанным чувством облегчения и разочарования. — Он оставил нам мотоцикл!
— И не просто мотоцикл, — глухо сказал Джеймс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
— Почему — моей? А — вашей?
— О, она не в счет. — Джеймс провел рукой по шевелюре. — У нас перед ними есть одно преимущество. Силы их во многом превосходят наши, но зато противнику неизвестно, как мыслил Клэнси.
— А вам известно?
— Я много лет знал его. И доверял ему. Поэтому всегда мог предсказать его действия.
Говорил Джеймс без малейших признаков горечи или сожаления. Спокойно, словно пояснял решение логической задачи. Энни сняла с кровати небольшую дорожную сумку и, перекинув через плечо, спросила:
— Неужели вам это безразлично?
Джеймс, уже в дверях, приостановился.
— Что именно?
— Смерть Клэнси. Вы ведь были с ним друзьями. Близкими друзьями. Неужто вас не потрясла его смерть?
Джеймс устремился вниз по узким ступенькам, и Энни едва расслышала его ответ:
— К смерти мне не привыкать.
Он мог не говорить ей, что нужно ступать как можно тише и вообще вести себя поосторожнее — Энни уже это усвоила. Вслед за ним она растворилась во тьме, спускаясь почти так же беззвучно. Сумрачно-синее небо на востоке начало едва заметно бледнеть, и Энни невольно посмотрела на циферблат наручных часов с фосфоресцирующими стрелками. Без десяти пять.
— Снаружи кто-то есть? — прошептала она.
— Да — двое или трое агентов, — шепнул в ответ Джеймс. — Скорее всего, все они — люди Кэрью, что само по себе не слишком приятно. Если же среди них и тот, который расправился с Клэнси, то мы здорово влипли.
— Можно подумать, что мы и раньше развлекались, — криво усмехнулась Энни.
Джеймс нахмурился. Снова приостановившись, он повернулся к ней.
— Признаться, ты не совсем вовремя обрела свое чувство юмора, — промолвил он. И тут же, не дав ей ответить, добавил: — Оставайся здесь.
В следующее мгновение он растворился во мраке, и Энни поняла, что в кухне осталась одна.
Вдохнув полную грудь воздуха, она вдруг заметила, что ладони её всполтели, а сердце гулко колотится. Да, Энни боялась. И не просто боялась — от страха душа её ушла в пятки.
Стоя неподвижно как соляной столб, она поняла, к чему прислушивается. Каких звуков дожидается. С замершим сердцем она ждала, что вот-вот грянут выстрелы. Выстрелы, знаменующие гибель Джеймса.
Но вокруг по-прежнему было тихо как в склепе.
Все происходящее казалось каким-то жутким, кошмарным сном. Энни мечтала, что проснется, включит свет, радио, запустит громкую музыку… Ей хотелось, чтобы было шумно, чтобы слышались людские голоса. Чтобы кошмарный сон прервался.
Вдруг в памяти вновь всплыл страшный образ мертвого Клэнси. И тогда Энни окончательно уверилась — нет, это не сон.
Она опустилась на выстланный линолеумом пол и, подтянув колени к груди, обняла ноги обеими руками. Холодея от утренней свежести и от страха, она в тысячный раз кляла себя за собственное безрассудство. И черт её дернул пустить в эту безумную авантюру! Так и погибнет она здесь, посреди чужой кухни, и никто так никогда и не придет поплакать на её могилку. Энни прижалась подбородком к коленям и закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться. Снаружи не доносилось ни единого звука — там по-прежнему царило полное безмолвие.
— Энни?
От неожиданности она чуть не вскрикнула, но Джеймс молниеносно зажал ей рот ладонью, так что Энни едва не ударилась головой о стену. В темноте она не могла различить черт его лица, но знала, что это он — по голосу, по ощущениям. Убедившись, что его узнали, Джеймс отнял руку.
— Как вы меня напугали, — прошептала Энни. — Я даже не слышала, как вы вернулись.
— Так и было задумано, — ответил Джеймс.
— Ну что, есть там кто-нибудь?
— Больше — нет, — спокойно сказал он. — И ещё я, кажется, выяснил, где Клэнси оставил для нас автомобиль. Неподалеку отсюда на самом косогоре стоит полуразвалившийся сарай. На мой взгляд, он вполне в стиле Клэнси. Пойдем.
Энни поднялась. Ей вдруг снова расхотелось, чтобы Джеймс к ней прикасался. Она и сама не понимала, почему ей казалось, что ему этого хочется. Ощущение это словно витало в воздухе. И Энни твердо знала: рано или поздно это непременно случится.
Снаружи ноздри Энни сразу уловили едва слышимый и какой-то неожиданный запах. Металлический и вместе с тем серный — его принес мимолетный бриз. Следуя за Джеймсом в предрассветной мгле по тропе, с обеих сторон заросшей кустарником, она отчаянно пыталась не принюхиваться, опасаясь, что различит другой, более страшный запах.
— Джеймс! — еле слышно окликнула она, в глубине души надеясь, что Маккинли её не услышит. Однако тот услышал, и тут же замер как вкопанный. Хотя оборачиваться и не стал.
— Что?
Рассвет с каждой минутой брезжил все отчетливее. Горный склон, покрытый зелеными деревьями и кустами, розовел на глазах.
— А существует ли на самом деле кровавая лилия, или это плод вашего воображения?
Джеймс не ответил, молча устремившись вниз по склону. И Энни не оставалось ничего иного, как, скрепя сердце, последовать за ним. Она лишь отчаянно пыталась отогнать прочь пугающие мысли, от которых на душе лежала невыносимая тяжесть.
Когда до развалюхи, о которой говорил Джеймс, была уже рукой подать, Энни перехватила его красноречивый взгляд, и послушно затаилась в кустах, приготовившись к очередному ожиданию.
Приблизившись к сараю, Маккинли — Энни видела все как на ладони — вынул откуда-то пистолет. Удивительно, но Энни до сих пор так и не сумела привыкнуть к виду огнестрельного оружия. Ее отец всегда отзывался о пистолетах с презрением, и Энни разделяла его убеждения. Однако сейчас она была очень рада, что они существуют.
Вот Джеймс скрылся внутри сарайчика, и Энни затаила дыхание, прислушиваясь. Она и сама не знала, что ожидает услышать — ожесточенную пальбу или шум схватки. Либо оклик Джеймса — свидетельство того, что им ничто не грозит.
Ни звука.
За спиной Энни медленно восходило солнце, и его первые отблески зловеще рябили ветви куста, за которым она укрывалась. Энни сказала себе, что досчитает до ста, а потом выйдет из своего убежища. Правда, тут же поправилась, что считать станет по-французски — так получится медленнее. Досчитав до quatre-vingt dis-huit, она поняла, что больше не выдержит, и медленно выпрямилась, опасаясь, что получит пулю в затылок.
В первую секунду, войдя в сарайчик, она не заметила Джеймса. Уж слишком скуден был внутри солнечный свет, просачивавшийся сквозь щели в ветхой крыше.
Джеймс стоял в углу, серьезный и молчаливый. Энни проследила за его взглядом, почти убежденная, что увидит очередное бездыханное тело.
— О, дьявольщина! — выругалась она со смешанным чувством облегчения и разочарования. — Он оставил нам мотоцикл!
— И не просто мотоцикл, — глухо сказал Джеймс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48