Даже иллюстрации удалось скачать. Оставалось только систематизировать имеющиеся данные, определить основное направление исследования и убрать все лишнее. Но этим Наташка собиралась заняться явно не сегодня: опять подал голос Костя. Процедура переодевания, мытья, кормления, общения и укладывания в кроватку повторилась, как песня на любимой, но заезженной кассете.
Стрелки на часах показывали уже полдвенадцатого, но Ланы все еще не было дома. Наталья начала уже всерьез тревожиться за сестру, как без десяти полночь раздался долгожданный звон ключа в замочной скважине.
— Ланка, привет! Где ты была, я так за тебя волновалась!
— Да, как и следовало ожидать, после заключения очередного обоюдовыгодного контракта, наши затащили финнов в ресторан. Пока и та, и другая сторона были относительно трезвыми, я трещала со скоростью станкового пулемета, переводила их белиберду туда обратно, даже язык распух — не поверишь. А уж когда они хлопнули по третьей, то превосходно стали понимать друг друга и без помощи твоей покорной слуги. Я дождалась, когда меня окончательно перестали тормошить, и слиняла из ресторана. А наши там еще вовсю гуляют. Ох, какое же у них у всех завтра похмелье будет! Финны от наших в этом плане не сильно отстают, я бы даже сказала, совсем не отстают: пьют, как лошади. И что более всего интересно, когда они такие тепленькие, финны даже по-русски вполне прилично разговаривают. С акцентом своим дурацким, конечно, но все равно же! А наутро спроси у них что-нибудь, так глаза выпучат: не понимают, мол. Я эту песню уже не раз проходила, но все равно всегда на них умиляюсь: такие пусики!
— Ланка, ты что, выпила?
— А ты думаешь, от них просто так уйти можно? Если не пьешь — значит, брезгуешь, не уважаешь.
— Подожди, ты же — переводчик, зачем тебя пить заставляют?
— Я — не просто переводчик, я — представитель фирмы. А если представитель фирмы не пьет, значит — вся фирма тоже не пьет. То есть — не уважает.
— Ланка, давай я тебя сейчас раздену, накормлю и спать уложу, а?
— Есть я не хочу, меня уже в ресторане до отвала накормили. А спать — надо, надо. Это — полезное дело. Я полностью с тобой согласна. Да не смотри ты на меня такими круглыми глазами: я же не кормящая мама, у меня молока нет. А раз не кормлю — то оттого, что я пару лишних бокалов кампари пропустила, никому, кроме меня самой, хуже не будет. Или я не права? Нет, ты скажи, я права или нет?
— Права, Ланка, права. Давай в комнату пойдем, только не шуми, а то сына разбудишь.
— А пусть привыкает! У его матери работа такая — ничего не попишешь! А не нравится — пусть себе другую маму находит!
— Ланка, что же ты такое языком месишь! Тебе же завтра за эти слова стыдно будет!
— Мне — не будет!
После того, как Наталья уложила спать сначала Лану, а потом и Костика, который все-таки проснулся от шума и тихо плакал, она отправилась к себе в комнату. Сон, как назло, не шел к ней, поэтому Наташка просто сидела на кровати и смотрела в окно. Там летели снежинки. Первый снег в этом году. Наташка следила за их падением, и словно сама парила там вместе с ними. Слегка стучало в висках, немного кружилась голова. Она не ожидала того, что случилось сегодня, впрочем, а что такого страшного в действительности произошло? Ну, пришла Ланка домой, изрядно перебрав спиртного, так ведь понятно почему, она сама все объяснила. А то, что глупостей наговорила, — так какой с пьяной женщины спрос? Но все равно, что-то скребло Наташку изнутри, не давая ей нормально расслабиться и успокоиться. Она всегда относилась к людям так, словно они были ангелами во плоти, особенно, если была им за что-то признательна, и каждый раз испытывала разочарование, граничащее с обидой, когда они вели себя иногда глупо, иногда подло, иногда чересчур расчетливо. Наталья не понимала, зачем им это нужно. За эту ее особенность Дашка всегда называла Наталью «безнадежной идеалисткой», аргументировано доказывая, что ничего, кроме лишних переживаний она себе не наживет, если будет продолжать и дальше в том же духе. И вот Дашка опять оказалась права. До этого вечера Ланка в глазах Натальи выглядела кроткой, всепрощающей и всем помогающей мадонной. А оказалась обычной девчонкой, которая не прочь повеселиться в кругу своих коллег, да и тем более за казенный счет. Ну и что здесь такого?
Так, ничего определенного для себя и не решив (а надо ли было вообще что-то решать?), Наталья в третьем часу ночи все-таки задремала, убаюканная менуэтом первой метели.
* * *
Вопреки всем самым черным Натальиным ожиданиям, фортель с медиками прошел на ура, хотя, как ни странно, дефицит гемоглобина и железа у нее все-таки обнаружили, что, впрочем, помогало заткнуть рот неугомонной совести, назойливо нашептывающей, что она поступает некрасиво, излишне пользуясь создавшейся ситуацией. Да и черт с ней, с совестью. Зато после больничного Наташка плавно соскользнула в декретный отпуск, не вызвав лишнего неудовольствия ни у декана, ни у своих коллег. Дело житейское, все же понимают.
Сессию она сдала на едином дыхании, попутно лишний раз убедившись, что людская доброта, равно как и злоба, пределов не имеют. Большинство преподавателей даже не задавали ей каких-либо вопросов по предметам, просто подмахивая очередную пятерку в зачетке, справедливо считая, что в таком положении не до учебы. Тем более что прекрасно знали: эта студентка все равно ответит на свою законную пятерку, так зачем же ее бедную лишний раз мучить? А вот преподавательница международного маркетинга и аспирант, читающий курс по страхованию внешнеэкономической деятельности, ее достали всерьез. Они гоняли ее по материалу вдоль и поперек, заставляя отвечать и на те вопросы, которых не было в ее экзаменационном билете. И если аспирант хотя бы неохотно признал в итоге, что курс ею усвоен твердо, то Марианна Разумовская, выводя свою заковыристую подпись в ее зачетке, с ехидцей заметила: «Ну, только из уважения к вашему здоровью…»
Как Дашке удалось ее удержать, Наталья даже не помнила. В тот момент у нее было единственное желание — от всей души, с разворота вмазать в самодовольную холеную рожу этой набитой дуры. Она отвечала ей целых сорок минут, не допустила ни малейшей неточности, хотя этого, в принципе, и не требовалось, и что же? Ей открытым текстом сказали, что за заслуженную потом и кровью пятерку она должна благодарить свою необъемную талию.
Препоручив Наталью заботам однокурсниц, Дашка попросила следующую группу экзаменующихся пока не входить, а затем решительно захлопнула за собой дверь аудитории и осталась наедине с Марианной. Что она ей сказала — неизвестно, но Разумовская вылетела из аудитории как СС-20, с налитыми кровью глазами и кривящимися в тщетной попытке сдержать злобу узкими губами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Стрелки на часах показывали уже полдвенадцатого, но Ланы все еще не было дома. Наталья начала уже всерьез тревожиться за сестру, как без десяти полночь раздался долгожданный звон ключа в замочной скважине.
— Ланка, привет! Где ты была, я так за тебя волновалась!
— Да, как и следовало ожидать, после заключения очередного обоюдовыгодного контракта, наши затащили финнов в ресторан. Пока и та, и другая сторона были относительно трезвыми, я трещала со скоростью станкового пулемета, переводила их белиберду туда обратно, даже язык распух — не поверишь. А уж когда они хлопнули по третьей, то превосходно стали понимать друг друга и без помощи твоей покорной слуги. Я дождалась, когда меня окончательно перестали тормошить, и слиняла из ресторана. А наши там еще вовсю гуляют. Ох, какое же у них у всех завтра похмелье будет! Финны от наших в этом плане не сильно отстают, я бы даже сказала, совсем не отстают: пьют, как лошади. И что более всего интересно, когда они такие тепленькие, финны даже по-русски вполне прилично разговаривают. С акцентом своим дурацким, конечно, но все равно же! А наутро спроси у них что-нибудь, так глаза выпучат: не понимают, мол. Я эту песню уже не раз проходила, но все равно всегда на них умиляюсь: такие пусики!
— Ланка, ты что, выпила?
— А ты думаешь, от них просто так уйти можно? Если не пьешь — значит, брезгуешь, не уважаешь.
— Подожди, ты же — переводчик, зачем тебя пить заставляют?
— Я — не просто переводчик, я — представитель фирмы. А если представитель фирмы не пьет, значит — вся фирма тоже не пьет. То есть — не уважает.
— Ланка, давай я тебя сейчас раздену, накормлю и спать уложу, а?
— Есть я не хочу, меня уже в ресторане до отвала накормили. А спать — надо, надо. Это — полезное дело. Я полностью с тобой согласна. Да не смотри ты на меня такими круглыми глазами: я же не кормящая мама, у меня молока нет. А раз не кормлю — то оттого, что я пару лишних бокалов кампари пропустила, никому, кроме меня самой, хуже не будет. Или я не права? Нет, ты скажи, я права или нет?
— Права, Ланка, права. Давай в комнату пойдем, только не шуми, а то сына разбудишь.
— А пусть привыкает! У его матери работа такая — ничего не попишешь! А не нравится — пусть себе другую маму находит!
— Ланка, что же ты такое языком месишь! Тебе же завтра за эти слова стыдно будет!
— Мне — не будет!
После того, как Наталья уложила спать сначала Лану, а потом и Костика, который все-таки проснулся от шума и тихо плакал, она отправилась к себе в комнату. Сон, как назло, не шел к ней, поэтому Наташка просто сидела на кровати и смотрела в окно. Там летели снежинки. Первый снег в этом году. Наташка следила за их падением, и словно сама парила там вместе с ними. Слегка стучало в висках, немного кружилась голова. Она не ожидала того, что случилось сегодня, впрочем, а что такого страшного в действительности произошло? Ну, пришла Ланка домой, изрядно перебрав спиртного, так ведь понятно почему, она сама все объяснила. А то, что глупостей наговорила, — так какой с пьяной женщины спрос? Но все равно, что-то скребло Наташку изнутри, не давая ей нормально расслабиться и успокоиться. Она всегда относилась к людям так, словно они были ангелами во плоти, особенно, если была им за что-то признательна, и каждый раз испытывала разочарование, граничащее с обидой, когда они вели себя иногда глупо, иногда подло, иногда чересчур расчетливо. Наталья не понимала, зачем им это нужно. За эту ее особенность Дашка всегда называла Наталью «безнадежной идеалисткой», аргументировано доказывая, что ничего, кроме лишних переживаний она себе не наживет, если будет продолжать и дальше в том же духе. И вот Дашка опять оказалась права. До этого вечера Ланка в глазах Натальи выглядела кроткой, всепрощающей и всем помогающей мадонной. А оказалась обычной девчонкой, которая не прочь повеселиться в кругу своих коллег, да и тем более за казенный счет. Ну и что здесь такого?
Так, ничего определенного для себя и не решив (а надо ли было вообще что-то решать?), Наталья в третьем часу ночи все-таки задремала, убаюканная менуэтом первой метели.
* * *
Вопреки всем самым черным Натальиным ожиданиям, фортель с медиками прошел на ура, хотя, как ни странно, дефицит гемоглобина и железа у нее все-таки обнаружили, что, впрочем, помогало заткнуть рот неугомонной совести, назойливо нашептывающей, что она поступает некрасиво, излишне пользуясь создавшейся ситуацией. Да и черт с ней, с совестью. Зато после больничного Наташка плавно соскользнула в декретный отпуск, не вызвав лишнего неудовольствия ни у декана, ни у своих коллег. Дело житейское, все же понимают.
Сессию она сдала на едином дыхании, попутно лишний раз убедившись, что людская доброта, равно как и злоба, пределов не имеют. Большинство преподавателей даже не задавали ей каких-либо вопросов по предметам, просто подмахивая очередную пятерку в зачетке, справедливо считая, что в таком положении не до учебы. Тем более что прекрасно знали: эта студентка все равно ответит на свою законную пятерку, так зачем же ее бедную лишний раз мучить? А вот преподавательница международного маркетинга и аспирант, читающий курс по страхованию внешнеэкономической деятельности, ее достали всерьез. Они гоняли ее по материалу вдоль и поперек, заставляя отвечать и на те вопросы, которых не было в ее экзаменационном билете. И если аспирант хотя бы неохотно признал в итоге, что курс ею усвоен твердо, то Марианна Разумовская, выводя свою заковыристую подпись в ее зачетке, с ехидцей заметила: «Ну, только из уважения к вашему здоровью…»
Как Дашке удалось ее удержать, Наталья даже не помнила. В тот момент у нее было единственное желание — от всей души, с разворота вмазать в самодовольную холеную рожу этой набитой дуры. Она отвечала ей целых сорок минут, не допустила ни малейшей неточности, хотя этого, в принципе, и не требовалось, и что же? Ей открытым текстом сказали, что за заслуженную потом и кровью пятерку она должна благодарить свою необъемную талию.
Препоручив Наталью заботам однокурсниц, Дашка попросила следующую группу экзаменующихся пока не входить, а затем решительно захлопнула за собой дверь аудитории и осталась наедине с Марианной. Что она ей сказала — неизвестно, но Разумовская вылетела из аудитории как СС-20, с налитыми кровью глазами и кривящимися в тщетной попытке сдержать злобу узкими губами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73