Жена доктора сказала мужу: Ты не поверишь, когда я тебе расскажу, что вижу перед собой, знаешь, здесь у всех образов глаза завязаны. Удивительно, сказал тот, почему бы это. Откуда же мне знать, может быть, какой-нибудь верующий утратил веру, когда понял, что ослепнет, как и все остальные, а может быть, здешний настоятель решил, что, если слепые прихожане не могут видеть святых, будет справедливо, если и святые не смогут видеть слепых прихожан. Но образа и так не видят. Ошибаешься, образа видят глазами тех, кто смотрит на них, и только теперь для всех воцарилась слепота. Но ты же видишь. С каждым днем буду видеть все меньше и, если даже не потеряю зрение, буду становиться день ото дня все слепей и слепей, потому что некому будет видеть меня. Если и вправду глаза образам закрыл священник. Да нет, это я придумала. Это единственная гипотеза, имеющая истинный смысл, единственное, что может возвеличить это наше ничтожество, я представляю, как он приходил сюда из мира слепых, куда потом должен был вернуться, чтобы ослепнуть в свой черед, представляю закрытые двери, пустую церковь, тишину, представляю статуи и полотна, вижу, как он идет от одного образа к другому, взбирается в нишу и затягивает белую ткань двумя узлами, чтобы крепче держалась, как мажет белилами по холстам, чтобы гуще сделалась белая ночь, в которую вплывают они, да, с тех пор, как создан свет, не бывало ни в одной религии большего святотатца, чем этот священник, не было никого справедливей и человечней, чем он, пришедший сюда, чтобы наконец заявить, что Бог не имеет права видеть. Жена доктора не успела ответить, кто-то рядом опередил ее: О чем вы говорите и кто вы. Слепые, как и ты, отвечала она. Но я слышал, ты сказала, что видишь. Это так, манера выражаться, с которой трудно расстаться, сколько же можно твердить одно и то же. А что это вы толковали про образа с завязанными глазами. Ну, толковали. А как ты это узнала, если слепая. И ты узнаешь, если поступишь как я, потрогаешь их руками, ибо - это глаза слепых. А зачем ты это сделала. Я подумала, для того, чтобы мы пришли туда, куда пришли, кто-то еще должен быть слепым. А что это ты тут сочиняла про здешнего настоятеля, я его знал превосходно, и он никогда бы не пошел на такое. Никогда не узнаешь заранее, на что пойдет человек, надо подождать, дать времени время, оно всем распоряжается, оно играет против тебя, и все козыри у него на руках, нам же приходится изощряться, придумывать, с какой бы пойти. Грех говорить во храме об игре. Встань, пусти руки в ход, если не веришь тому, что я говорю. Поклянись, что у всех святых глаза завязаны. Чем же мне поклясться, чтобы ты остался доволен. Своими глазами. Что ж, дважды клянусь глазами - моими и твоими. Значит, это правда. Правда. Разговор этот коснулся слуха других слепцов из числа тех, что находились поближе, и излишне говорить, что не пришлось ожидать, пока клятва подтвердится, чтобы новость эта пошла перелетать из уст в уста, и поднялся шепоток и ропот, сперва недоверчивый, потом беспокойный, потом снова недоверчивый, и скверно повернулось дело из-за того, что в церкви собралось немало людей суеверных и к тому же наделенных богатым воображением, которым вдруг совершенно непереносима стала самая мысль, что священные образы оказались слепыми, и, значит, их взгляды, милосердные или страдальческие, созерцают ныне только свою же собственную слепоту, и это было подобно тому, как пришли бы к ним и сказали, что окружают их живые мертвецы, так что достаточно было раздаться одному крику, а потом еще и еще, как страх поднял всех этих людей на ноги, паника погнала их к дверям, и повторилось то, что уже хорошо вам известно, ибо паника бежит несравненно быстрее, чем несущие ее ноги, потому что ноги, тем более ноги слепца, в конце концов подкосятся и запнутся, и вот уж он лежит врастяжку, и паника говорит: Вставай, поднимайся, не то убьют тебя, а он бы и рад, но уже бегут по нему и падают на него другие, и поистине, лишь человек с необыкновенно добрым сердцем сумеет не расхохотаться при виде этого потешно-трагичного клубка человеческих тел, пытающихся выпростать руки, чтобы высвободиться, ноги, чтобы удрать. Шесть ступенек паперти станут чем-то вроде бездны, хоть в конце концов падать невысоко, а привычка к падениям закаляет тело, и вот уж оно, кажется, на земле, что и само по себе хорошо: Отсюда не стронусь, вот первая мысль, приходящая в голову в подобных роковых случаях, первая, а порой и последняя. И, опять же как всегда, неизменным осталось желание одних нажиться на беде других, что тоже очень хорошо знают с тех пор, опять же, как мир стоит, наследники и наследники наследников. И отчаянное бегство вынудило людей побросать свои пожитки, а когда нужда переборет страх и они вернутся в церковь, помимо труднейшей задачи по более или менее удовлетворительному определению того, что мое, а что - твое, станет перед ними во весь рост и такая непреложная данность, как исчезновение части припасов, и без того весьма и весьма скудных, и западет в голову мысль о том, не подстроила ли все это хитроумная женщина, та, которая заявила, будто у всех образов глаза завязаны, ибо коварство иных неописуемо и безгранично, и чего-чего только не измыслят они, чтобы оттяпать у бедолаг уже не поддающиеся атрибуции остатки провианта. А ведь вина лежит на слезном псе, который, увидев, что пространство опустело, пошел вынюхивать и сам с собою по справедливости и естественному праву расплатился за труды, но тем самым показал, так сказать, хозяйке своей вход в эту сокровищницу, благодаря чему жена доктора и он сам вышли из церкви без угрызений совести по поводу свершенного ими хищения, но зато уже и не с пустыми руками, то бишь сумками. И счастливцами смогут они почесть себя, если доведется им признать пригодным к употреблению в пищу хотя бы половину того, что досталось им, а в отношении другой половины придется отозваться так: Не постигаю, как люди могут есть такое, и это лишний раз доказывает старую истину, что беда, пусть даже она и одна на всех, каждому достается в неравных долях.
Отчет обо всех этих происшествиях, в своем роде примечательных, произвел самое тягостное впечатление на заслушавших его обитателей квартиры на пятом этаже, и это еще при том, что жена доктора, вероятно, из-за нехватки слов или из-за того, что они не шли с языка, а сам он не поворачивался, не сумела в полной мере изъяснить тот смертельный ужас, который обуял ее при виде прямоугольника бледных огоньков, блуждающих перед дверью в подвал, перед лестницей, ведущей в загробный мир. Воображение слушателей и без того поражено было, хоть и по-разному, рассказом о святых с завязанными глазами, сильно подействовавшим, например, на первого слепца и его жену, которые испытали нечто вроде дурноты, ибо для них тут речь шла прежде всего о вопиющем кощунстве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87