все ж какие-то признаки лица. Пьер неистово замахал руками.
– Кайяпи страдал и учился в ссылке. Теперь он вернулся домой. Это фигура поистине героическая.
– Невероятное, чудовищное совпадение событий! – взорвался Цвинглер. – Ведь он не мог знать о том, что вода пойдет на убыль. Это мы взорвали плотину. Он не знал, что все так сложится.
Пьер упрямо замотал головой.
– Нет. Он знал – он обещал мне.
– Да верь ты хоть в черта в ступе – дело твое! Но, по мне, этот монстр – результат приема мака-и. Это единственный результат, к которому можно было прийти без нашего вмешательства. Кайяпи – просто на редкость удачливая бестия.
Вообще-то, они могли быть с Пьером поосторожнее, подумал Соул. Таким образом они только настроят его против себя. Соул попытался увести разговор от взаимных упреков и пререканий.
– Что случилось, то случилось, Том. Но разве мы не оказались правы насчет этих индейцев? Говоря словами П'тери, насчет их «высокой обменной стоимости»? Похоже, дикари бьются над той же проблемой, что и инопланетяне с тринадцатью тысячелетиями их цивилизации. Сферцы обнаружили, что столкнулись лицом к лицу с чем-то паранормальным, находящимся по ту сторону реальности. Они построили универсальную мыслительную машину, чтобы ответить на брошенный вызов. Шемахоя же столкнулись с этим неестественным, неприродным наводнением и сопротивлялись ему по-своему – не технологией, но биологически и концептуально…
Пьер уставился на Соула в замешательстве, удивляясь, вероятно, не накатила ли на него очередная волна наркотической грезы. Конечно, Пьер ничего не знал о Торговцах Сигналами. Принимать участие в дискуссии с ним на эту тему было все равно что вызывать древнеримского жреца Юпитера на беседу о спасении души с парой монахов-иезуитов!
– И все же, Крис, вместо того чтобы ломать тут стулья, не лучше ли признать, что этот ребенок есть сам по себе ответ?
– Он жив. Давайте же сохраним его в таком виде. По-моему, это все, что от нас требуется. Может, это не случайно, что у него нет глаз. Может, так и задумано.
– Конечно! Ведь его ДНК насквозь изгажена этой плесенью!
– Может, это существо вообще ощущает другую реальность за пределами этой. И кто знает, что за язык оно способно произвести? Возможно ли его будет вообще описать или усвоить человеческой психике? Кстати, чем бы нам покормить его? Ведь оно дышит. А дышит – значит, хочет есть.
– Полагаю, никто не принесет дары к яслям, – съязвил Цвинглер. – Похоже, они никакого значения не придают столь выдающемуся событию.
– Это объяснимо, – отреагировал Пьер. – Кайяпи представил вас как «Брухо Караиба» – белых жрецов – так что они держатся подальше.
– Какого же дьявола ты сразу не сказал! Пойдем искать молока для младенца. Француз, показывай дорогу.
С этими словами Честер ухватил его за руку и устремился в направлении деревни.
Соул зашел в хижину – еще раз взглянуть на дитя мака-и.
Какой полет фантазии вывел его на замечание об «ответе»? Он хватался как утопающий за соломинку. Экология, химия, лингвистическая культура шемахоя – на то, чтобы распутать этот клубок, уйдет несколько лет скрупулезных исследований. Может быть, в конечном счете выяснится, что этим народом открыт некий естественный стимулятор, подобный тому, что синтезирован в Гэддоне. Только со специфическим галлюцинаторным эффектом и патологическим побочным – производящим фантазии и чудовищ вместо форсирования мышления.
Ребенок испустил кошачий вопль, как только тень Соула легла на его обнаженный мозг. Он попробовал передвинуться – вперед-назад. Значит, это существо все-таки отличает свет от тьмы?
Что за черт! Ведь он должен умереть. Ему лучше быть мертвым – как его мать, лежавшая с ним бок о бок, чьи девять месяцев заключения под табу привели к столь печальному результату.
Из деревни вернулся Честер, бесцеремонно волоча за собой женщину с разбухшими от молока грудями. В стороне разбрызгивал грязь Пьер, рассказывая ей что-то утешительное на языке шемахоя.
Вид мертвой роженицы и урода-ребенка произвел на женщину неизгладимое впечатление. Она стала вопить и пятиться к выходу. Однако хватка Честера оказалась сильнее любого страха. Он погладил ее соски и сунул черный палец младенцу в рот.
– Скажи ей, француз, пусть не поднимает ребенка, чтобы не повредить ему.
Женщина, наконец, поняла, чего от нее хотят. Она наклонилась над ребенком, направляя раздувшиеся сосцы к его губам. Губы энергично засосали.
– Одному Богу ведомо, есть ли в нем проход от верха к низу. Может, оно все внутри узлом завязано. Как в той легенде – умный змей, связавшийся узлом, а? – И все же Честер внимательно наблюдал за женщиной, чтобы она ненароком не повредила рубцов.
– А подмастерье колдуна бродит по деревне с невменяемым видом. Он понял, что не станет наследником этой навозной кучи.
– Это не навозная куча, ты, белый негр! – прорычал Пьер.
Честер презрительно рассмеялся.
Примерно через полчаса женщина убежала в деревню. Однако Пьеру пообещала, что вернется.
Так как никто не собирался заняться телом умершей – а больше его нельзя было оставлять рядом с ребенком – Честер в конце концов унес его из хижины подальше в джунгли и пристроил между ветвей кривого дерева. Похороны пришлось отложить, пока не спадет вода. Или тело сожгут соплеменники – в зависимости от того, как у них принято справлять погребальный обряд. Вернувшись в хижину, он рухнул на подстилку рядом с монстром, брезгливо поежившись, мечтая отоспаться хоть немного. Сухого места было не найти.
Позже, когда солнце уже совершало вторую половину пути по небосклону, на пороге появился Пьер со связкой вяленой рыбы и каких-то разваренных или размоченных корней, вручив эту снедь Соулу.
Соул разделил трапезу вместе с двумя компаньонами – и только тут ощутил, как он был голоден. Каждая рыбка, каждый корень казались даром небес. Он не ел – он вкушал, с жадностью ребенка, сосущего материнскую грудь.
Когда они закончили есть, Пьер спросил:
– Ну, что скажешь, Крис? – В голосе его были холод и грусть. – Получается, американское правительство разрушило собственную дамбу, чтобы спасти горстку индейцев? Забавная получается история.
Соул собрался с духом и рассказал ему все.
Последующий исповедальный эпизод – «момент истины» – оставил у Соула чувство вялости и пустоты. Словно бы он вновь попал в некую эмоциональную зависимость от этого француза, где-то в дальнем и темном углу своего подсознания. Но он не был в зависимости. Он был свободен. Вопрос состоял лишь в том, чтобы подтолкнуть Пьера к объективному признанию случившегося, поскольку Пьер имел влияние на Кайяпи. Откровенное признание было необходимо, чтобы выйти на нормальный уровень общения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
– Кайяпи страдал и учился в ссылке. Теперь он вернулся домой. Это фигура поистине героическая.
– Невероятное, чудовищное совпадение событий! – взорвался Цвинглер. – Ведь он не мог знать о том, что вода пойдет на убыль. Это мы взорвали плотину. Он не знал, что все так сложится.
Пьер упрямо замотал головой.
– Нет. Он знал – он обещал мне.
– Да верь ты хоть в черта в ступе – дело твое! Но, по мне, этот монстр – результат приема мака-и. Это единственный результат, к которому можно было прийти без нашего вмешательства. Кайяпи – просто на редкость удачливая бестия.
Вообще-то, они могли быть с Пьером поосторожнее, подумал Соул. Таким образом они только настроят его против себя. Соул попытался увести разговор от взаимных упреков и пререканий.
– Что случилось, то случилось, Том. Но разве мы не оказались правы насчет этих индейцев? Говоря словами П'тери, насчет их «высокой обменной стоимости»? Похоже, дикари бьются над той же проблемой, что и инопланетяне с тринадцатью тысячелетиями их цивилизации. Сферцы обнаружили, что столкнулись лицом к лицу с чем-то паранормальным, находящимся по ту сторону реальности. Они построили универсальную мыслительную машину, чтобы ответить на брошенный вызов. Шемахоя же столкнулись с этим неестественным, неприродным наводнением и сопротивлялись ему по-своему – не технологией, но биологически и концептуально…
Пьер уставился на Соула в замешательстве, удивляясь, вероятно, не накатила ли на него очередная волна наркотической грезы. Конечно, Пьер ничего не знал о Торговцах Сигналами. Принимать участие в дискуссии с ним на эту тему было все равно что вызывать древнеримского жреца Юпитера на беседу о спасении души с парой монахов-иезуитов!
– И все же, Крис, вместо того чтобы ломать тут стулья, не лучше ли признать, что этот ребенок есть сам по себе ответ?
– Он жив. Давайте же сохраним его в таком виде. По-моему, это все, что от нас требуется. Может, это не случайно, что у него нет глаз. Может, так и задумано.
– Конечно! Ведь его ДНК насквозь изгажена этой плесенью!
– Может, это существо вообще ощущает другую реальность за пределами этой. И кто знает, что за язык оно способно произвести? Возможно ли его будет вообще описать или усвоить человеческой психике? Кстати, чем бы нам покормить его? Ведь оно дышит. А дышит – значит, хочет есть.
– Полагаю, никто не принесет дары к яслям, – съязвил Цвинглер. – Похоже, они никакого значения не придают столь выдающемуся событию.
– Это объяснимо, – отреагировал Пьер. – Кайяпи представил вас как «Брухо Караиба» – белых жрецов – так что они держатся подальше.
– Какого же дьявола ты сразу не сказал! Пойдем искать молока для младенца. Француз, показывай дорогу.
С этими словами Честер ухватил его за руку и устремился в направлении деревни.
Соул зашел в хижину – еще раз взглянуть на дитя мака-и.
Какой полет фантазии вывел его на замечание об «ответе»? Он хватался как утопающий за соломинку. Экология, химия, лингвистическая культура шемахоя – на то, чтобы распутать этот клубок, уйдет несколько лет скрупулезных исследований. Может быть, в конечном счете выяснится, что этим народом открыт некий естественный стимулятор, подобный тому, что синтезирован в Гэддоне. Только со специфическим галлюцинаторным эффектом и патологическим побочным – производящим фантазии и чудовищ вместо форсирования мышления.
Ребенок испустил кошачий вопль, как только тень Соула легла на его обнаженный мозг. Он попробовал передвинуться – вперед-назад. Значит, это существо все-таки отличает свет от тьмы?
Что за черт! Ведь он должен умереть. Ему лучше быть мертвым – как его мать, лежавшая с ним бок о бок, чьи девять месяцев заключения под табу привели к столь печальному результату.
Из деревни вернулся Честер, бесцеремонно волоча за собой женщину с разбухшими от молока грудями. В стороне разбрызгивал грязь Пьер, рассказывая ей что-то утешительное на языке шемахоя.
Вид мертвой роженицы и урода-ребенка произвел на женщину неизгладимое впечатление. Она стала вопить и пятиться к выходу. Однако хватка Честера оказалась сильнее любого страха. Он погладил ее соски и сунул черный палец младенцу в рот.
– Скажи ей, француз, пусть не поднимает ребенка, чтобы не повредить ему.
Женщина, наконец, поняла, чего от нее хотят. Она наклонилась над ребенком, направляя раздувшиеся сосцы к его губам. Губы энергично засосали.
– Одному Богу ведомо, есть ли в нем проход от верха к низу. Может, оно все внутри узлом завязано. Как в той легенде – умный змей, связавшийся узлом, а? – И все же Честер внимательно наблюдал за женщиной, чтобы она ненароком не повредила рубцов.
– А подмастерье колдуна бродит по деревне с невменяемым видом. Он понял, что не станет наследником этой навозной кучи.
– Это не навозная куча, ты, белый негр! – прорычал Пьер.
Честер презрительно рассмеялся.
Примерно через полчаса женщина убежала в деревню. Однако Пьеру пообещала, что вернется.
Так как никто не собирался заняться телом умершей – а больше его нельзя было оставлять рядом с ребенком – Честер в конце концов унес его из хижины подальше в джунгли и пристроил между ветвей кривого дерева. Похороны пришлось отложить, пока не спадет вода. Или тело сожгут соплеменники – в зависимости от того, как у них принято справлять погребальный обряд. Вернувшись в хижину, он рухнул на подстилку рядом с монстром, брезгливо поежившись, мечтая отоспаться хоть немного. Сухого места было не найти.
Позже, когда солнце уже совершало вторую половину пути по небосклону, на пороге появился Пьер со связкой вяленой рыбы и каких-то разваренных или размоченных корней, вручив эту снедь Соулу.
Соул разделил трапезу вместе с двумя компаньонами – и только тут ощутил, как он был голоден. Каждая рыбка, каждый корень казались даром небес. Он не ел – он вкушал, с жадностью ребенка, сосущего материнскую грудь.
Когда они закончили есть, Пьер спросил:
– Ну, что скажешь, Крис? – В голосе его были холод и грусть. – Получается, американское правительство разрушило собственную дамбу, чтобы спасти горстку индейцев? Забавная получается история.
Соул собрался с духом и рассказал ему все.
Последующий исповедальный эпизод – «момент истины» – оставил у Соула чувство вялости и пустоты. Словно бы он вновь попал в некую эмоциональную зависимость от этого француза, где-то в дальнем и темном углу своего подсознания. Но он не был в зависимости. Он был свободен. Вопрос состоял лишь в том, чтобы подтолкнуть Пьера к объективному признанию случившегося, поскольку Пьер имел влияние на Кайяпи. Откровенное признание было необходимо, чтобы выйти на нормальный уровень общения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64