Не только из-за собственной шкуры. Это важно – для Человека.
– Как можешь говорить это ты, который был в Мозамбике и видел, что делают бойцы ФРЕЛИМО для человечества?
– Лучше не говорите. Я разрываюсь надвое. Одна половина тянется идти с вами. Вторая же – должна вернуться. Мне надо раздвоиться.
– Амеба, – ухмыльнулся Раймундо. – Бесформенная амеба – она всегда хочет разделиться надвое.
– Когда ты встретишь мака-и, – вмешался Кайяпи, – ты станешь как два человека, как три человека, как много людей. Твой ум огромен, владея словами. Ты говоришь на полном языке человека.
«Но кто такой Кайяпи, – подумалось Пьеру, – злой гений или надежный проводник?»
– Товарищи! Иза, Жоам, Раймундо. Я отправляюсь с ним обратно, в деревню.
– Что движет твоими решениями? – упорствовал Раймундо. – Испугался шума? Выстрелов? Ты, жалкий буржуазный интеллигентишка. Уж верно, Форд или Рокфеллер запихнули тебя в джунгли, чтобы состряпать очередную мистификацию. Еще не известно, кто тебе платит.
– Тень и сущность, – шипел Кайяпи. – Разве это не странно – встретить свою тень в джунглях? Они встретили тебя, чтобы показать на собственном примере, что станет с твоим желанием, когда оно осуществится. Или ты думаешь, ваша встреча – только случайность?
– Я сделаю то, что ты сказал, Кайяпи. Ты был прав. В моих понятиях, это неправильно. Но это уже не мои понятия, раз я стал понимать язык шемахоя. И, если я заблуждаюсь, пусть об этом узнают все. Я обещаю.
– Замечательные обещания, – оборвала его женщина. – Мы даром тратим на тебя время и силы. Лучше всего было бы шлепнуть вас обоих. Это мое личное мнение. Но мы не станем тратить патронов. Мы предоставим тебе возможность почувствовать себя червем. Общественные связи – это еще не революция. А теперь – схлынь, французик!
Пьер и Кайяпи вновь направились к югу сквозь затопленные бухты и лагуны. От глаз Пьера не укрылось, что вода прибыла, по сравнению с началом их путешествия на север. И дождь по-прежнему не утихал.
Когда на затопленный лес пали сумерки, Пьер наконец отважился спросить индейца:
– Кто из племени шемахоя твой отец, Кайяпи? Он жив еще?
– Разве ты сам не догадываешься, кто он, Пи-эр?
– Брухо?
Кайяпи кивнул.
– Он посещал деревню моей матери. Ему говорили, что хотят почтить его силу и знания. Наверное, хотели украсть часть его наследства. Но мой отец был хитер. Он настоял на том, чтобы девушка была с кровью. Так же, как было и с тобой, Пи-эр. Так что от него не получилось бы никаких детей, и шемахоя продолжали бы оставаться единым целым. Но все-таки что-то случилось, ведь он был таким сильным человеком. Девушка сделала ребенка. И я – наполовину его сын. Это моя скорбь – и вместе с тем моя слава. Ты знаешь, что такое – быть наполовину, Пи-эр. Ведь половина тебя пошла к северу вместе с этими людьми.
– Это правда, Кайяпи.
Внезапно Кайяпи направил челнок к берегу, заводя его глубоко меж ветвей, заглушая двигатель.
– Слышишь?
Пьер напрягся, пытаясь расслышать сквозь стену дождя и листвы. Все, что ему удалось, – это уловить далекий стук мотора. Кайяпи указал вверх – сквозь ветви в небо.
Несколько минут спустя вертолет, следуя вниз по течению, – точно мрачная туша кашалота, прокладывал себе дорогу в пропитанном влагой воздухе.
На воде замаячило пятно света. Кайяпи прижал Пьера к самому дну лодки, так, чтобы не было видно его белого лица и рук.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Реактивный самолет пошел на посадку над горным массивом, который в лунном свете казался опасно-заостренным. Он нырнул к подножию гор, пространство между шасси и несущимся грунтом таяло с каждой секундой. Если бы не противное чувство в желудке, трудно было поверить, что они снижаются. Наконец шасси коснулись земли, и самолет покатился по ровной пустынной полосе, пролегшей между посадочными огнями, – к сияющему светом скоплению зданий. Шаттл «SST» с конусоидальным скошенным носом и славянскими буквами на боку своими размерами затмевал прочие летательные аппараты, припаркованные здесь.
Несмотря на то, что высокие строения и самолеты были ярко освещены, район произвел на Соула впечатление необитаемого. Эти артефакты существовали словно в каком-то преддверии ада, подобно плоской ровной бетонке, спрятанной в подсознании ката-тоника. Они демонстрировали процветание, еще бы. Инвестиции. Проведение экспертиз. Однако инвестиции в ничто, экспертизы непонятно для чего и процветание банкрота. Встреча с инопланетянами могла быть устроена именно в таком пустынном месте, словно вырезанном и склеенном из крупнозернистого картона.
Служащий военной полиции, при оружии, в белом шлеме, встретил их по другую сторону терминала, сверил имена по спискам и жестом указал подниматься по лестнице.
Здесь они обнаружили человек пятьдесят, ожидающих в длинном зале, одна из стен которого была стеклянной и открывала обзор на взлетную полосу, освещенную посадочными маяками. Вдалеке, в лунном сиянии, высились темные холмы.
Толпа состояла из небольших групп, человека по три-четыре в каждой. Цвинглер ответил на несколько учтивых кивков, но не подошел ни к одной из этих групп. Он стоял рядом с Соулом, озираясь в ночи, в то время как последние прибывшие просачивались в зал. Соул услышал голоса русских, смешанные с голосами американцев. Минут через десять вошел солдат и несколько церемонно отдал честь. Он обращался к человеку средних лет с коротко остриженными жесткими черными волосами, которые эффектно оттеняла седина. Внешний вид выдавал в нем распорядителя.
– Все в сборе, доктор Шавони.
Шавони держался так, словно был дирижером: было в нем нечто харизматическое – сдержанность и обаяние. Хотя вряд ли он походил на дирижера симфонического оркестра – скорее, оркестра ночного-клуба. Похоже, Шавони не вполне сознавал, чего от него ожидают.
У него была привычка при разговоре выкатывать глаза. Белки глаз выделялись на смуглом лице, создавая впечатление внутреннего света. Но во всем его поведении ощущался скорее отработанный прием, нежели истинная харизма.
Шавони откашлялся и начал приветственную речь.
– Джентльмены… И леди. Рад видеть вас. Для начала позвольте мне выразить радость и даже восторг по поводу вашего прибытия в наш штат Невада. И в Соединенные Штаты Америки – для тех, кто посетил нас впервые… – При этом он натянуто улыбнулся русским, облаченным в тяжелые твидовые костюмы. Томмазо Шавони, назначенный главой группы, ответственной за прием гостей, работал в НАСА. Соул с некоторым удивлением наблюдал за «дирижером», обсуждавшим условия посадки. Жесты Шавони показались ему несколько театральными, а мерцание в глазах – не имеющим никакого смысла, особенно теперь, спустя некоторое время после того, как был старательно воздвигнут этот карточный домик американского сервиса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
– Как можешь говорить это ты, который был в Мозамбике и видел, что делают бойцы ФРЕЛИМО для человечества?
– Лучше не говорите. Я разрываюсь надвое. Одна половина тянется идти с вами. Вторая же – должна вернуться. Мне надо раздвоиться.
– Амеба, – ухмыльнулся Раймундо. – Бесформенная амеба – она всегда хочет разделиться надвое.
– Когда ты встретишь мака-и, – вмешался Кайяпи, – ты станешь как два человека, как три человека, как много людей. Твой ум огромен, владея словами. Ты говоришь на полном языке человека.
«Но кто такой Кайяпи, – подумалось Пьеру, – злой гений или надежный проводник?»
– Товарищи! Иза, Жоам, Раймундо. Я отправляюсь с ним обратно, в деревню.
– Что движет твоими решениями? – упорствовал Раймундо. – Испугался шума? Выстрелов? Ты, жалкий буржуазный интеллигентишка. Уж верно, Форд или Рокфеллер запихнули тебя в джунгли, чтобы состряпать очередную мистификацию. Еще не известно, кто тебе платит.
– Тень и сущность, – шипел Кайяпи. – Разве это не странно – встретить свою тень в джунглях? Они встретили тебя, чтобы показать на собственном примере, что станет с твоим желанием, когда оно осуществится. Или ты думаешь, ваша встреча – только случайность?
– Я сделаю то, что ты сказал, Кайяпи. Ты был прав. В моих понятиях, это неправильно. Но это уже не мои понятия, раз я стал понимать язык шемахоя. И, если я заблуждаюсь, пусть об этом узнают все. Я обещаю.
– Замечательные обещания, – оборвала его женщина. – Мы даром тратим на тебя время и силы. Лучше всего было бы шлепнуть вас обоих. Это мое личное мнение. Но мы не станем тратить патронов. Мы предоставим тебе возможность почувствовать себя червем. Общественные связи – это еще не революция. А теперь – схлынь, французик!
Пьер и Кайяпи вновь направились к югу сквозь затопленные бухты и лагуны. От глаз Пьера не укрылось, что вода прибыла, по сравнению с началом их путешествия на север. И дождь по-прежнему не утихал.
Когда на затопленный лес пали сумерки, Пьер наконец отважился спросить индейца:
– Кто из племени шемахоя твой отец, Кайяпи? Он жив еще?
– Разве ты сам не догадываешься, кто он, Пи-эр?
– Брухо?
Кайяпи кивнул.
– Он посещал деревню моей матери. Ему говорили, что хотят почтить его силу и знания. Наверное, хотели украсть часть его наследства. Но мой отец был хитер. Он настоял на том, чтобы девушка была с кровью. Так же, как было и с тобой, Пи-эр. Так что от него не получилось бы никаких детей, и шемахоя продолжали бы оставаться единым целым. Но все-таки что-то случилось, ведь он был таким сильным человеком. Девушка сделала ребенка. И я – наполовину его сын. Это моя скорбь – и вместе с тем моя слава. Ты знаешь, что такое – быть наполовину, Пи-эр. Ведь половина тебя пошла к северу вместе с этими людьми.
– Это правда, Кайяпи.
Внезапно Кайяпи направил челнок к берегу, заводя его глубоко меж ветвей, заглушая двигатель.
– Слышишь?
Пьер напрягся, пытаясь расслышать сквозь стену дождя и листвы. Все, что ему удалось, – это уловить далекий стук мотора. Кайяпи указал вверх – сквозь ветви в небо.
Несколько минут спустя вертолет, следуя вниз по течению, – точно мрачная туша кашалота, прокладывал себе дорогу в пропитанном влагой воздухе.
На воде замаячило пятно света. Кайяпи прижал Пьера к самому дну лодки, так, чтобы не было видно его белого лица и рук.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Реактивный самолет пошел на посадку над горным массивом, который в лунном свете казался опасно-заостренным. Он нырнул к подножию гор, пространство между шасси и несущимся грунтом таяло с каждой секундой. Если бы не противное чувство в желудке, трудно было поверить, что они снижаются. Наконец шасси коснулись земли, и самолет покатился по ровной пустынной полосе, пролегшей между посадочными огнями, – к сияющему светом скоплению зданий. Шаттл «SST» с конусоидальным скошенным носом и славянскими буквами на боку своими размерами затмевал прочие летательные аппараты, припаркованные здесь.
Несмотря на то, что высокие строения и самолеты были ярко освещены, район произвел на Соула впечатление необитаемого. Эти артефакты существовали словно в каком-то преддверии ада, подобно плоской ровной бетонке, спрятанной в подсознании ката-тоника. Они демонстрировали процветание, еще бы. Инвестиции. Проведение экспертиз. Однако инвестиции в ничто, экспертизы непонятно для чего и процветание банкрота. Встреча с инопланетянами могла быть устроена именно в таком пустынном месте, словно вырезанном и склеенном из крупнозернистого картона.
Служащий военной полиции, при оружии, в белом шлеме, встретил их по другую сторону терминала, сверил имена по спискам и жестом указал подниматься по лестнице.
Здесь они обнаружили человек пятьдесят, ожидающих в длинном зале, одна из стен которого была стеклянной и открывала обзор на взлетную полосу, освещенную посадочными маяками. Вдалеке, в лунном сиянии, высились темные холмы.
Толпа состояла из небольших групп, человека по три-четыре в каждой. Цвинглер ответил на несколько учтивых кивков, но не подошел ни к одной из этих групп. Он стоял рядом с Соулом, озираясь в ночи, в то время как последние прибывшие просачивались в зал. Соул услышал голоса русских, смешанные с голосами американцев. Минут через десять вошел солдат и несколько церемонно отдал честь. Он обращался к человеку средних лет с коротко остриженными жесткими черными волосами, которые эффектно оттеняла седина. Внешний вид выдавал в нем распорядителя.
– Все в сборе, доктор Шавони.
Шавони держался так, словно был дирижером: было в нем нечто харизматическое – сдержанность и обаяние. Хотя вряд ли он походил на дирижера симфонического оркестра – скорее, оркестра ночного-клуба. Похоже, Шавони не вполне сознавал, чего от него ожидают.
У него была привычка при разговоре выкатывать глаза. Белки глаз выделялись на смуглом лице, создавая впечатление внутреннего света. Но во всем его поведении ощущался скорее отработанный прием, нежели истинная харизма.
Шавони откашлялся и начал приветственную речь.
– Джентльмены… И леди. Рад видеть вас. Для начала позвольте мне выразить радость и даже восторг по поводу вашего прибытия в наш штат Невада. И в Соединенные Штаты Америки – для тех, кто посетил нас впервые… – При этом он натянуто улыбнулся русским, облаченным в тяжелые твидовые костюмы. Томмазо Шавони, назначенный главой группы, ответственной за прием гостей, работал в НАСА. Соул с некоторым удивлением наблюдал за «дирижером», обсуждавшим условия посадки. Жесты Шавони показались ему несколько театральными, а мерцание в глазах – не имеющим никакого смысла, особенно теперь, спустя некоторое время после того, как был старательно воздвигнут этот карточный домик американского сервиса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64