Рядом, у костра, стоит Нырта, небрежно опершись на копье. Вдали, на фоне лесистого ущелья, поднимаются столбы дымков…
Фигуры сделаны на редкость хорошо. Музейный художник сумел удачно расположить их и уловил главное — гнетуще-мертвенное оцепенение, разлитое в этом реликтовом первобытном мирке.
Могу удостоверить: Хытындо из глины и цветных тряпок очень похожа на настоящую Хытындо. О Нырте мне трудно судить. Ведь я, к сожалению, не видел его живым.
Если вы, прочитав эту книгу, соберетесь посетить музей и дойдете до зала позднего неолита, то убедитесь, что подле витрины с Хытындо и Ныртой толпится больше всего посетителей. Здесь дело, по-видимому, не только в искусстве художника, хотя и это имеет значение. Драматическая история двух родов, Нерхо и Нгойбу, заблудившихся в горах Бырранга, стала широко известна из печати и привлекла всеобщее внимание и сочувствие.
Однако вряд ли кто-нибудь из посетителей знает о том, что сотрудник музея, невысокий старик в очках, который, прихрамывая, расхаживает подле стендов и дает объяснения, не кто иной, как прославленный Тынкага нганасанских песен — Петр Арианович Ветлугин!
Лишь очень внимательное, настороженное ухо уловит в его негромком, как бы доносящемся издалека голосе интонации скорби, сожаления, гнева — интонации участника всех описываемых им событий.
Ему порой кажутся невероятными эти события. Ему кажется, что кто-то другой, а не он побывал в ущелье «детей солнца» и на протяжении более чем двадцати лет с помощью верного Нырты боролся против тирании тупой и хитрой шаманки.
Но иногда по вечерам Петр Арианович с разрешения директора задерживается в музее. Он пишет научный труд и, не доверяя памяти и дневнику, предпочитает иметь все нужные материалы под рукой.
Оставшись один в притихших полутемных залах, он с новой силой ощущает себя отброшенным вспять, в каменный век. Настольная лампа очерчивает круг света на лежащей перед ним рукописи. За пределами стола, по углам, громоздится сумрак. Вот там угадываются круглые, оплетенные кожей щиты, там — силуэт «закольцованного» в горах Бырранга гуся, а над ним распалился орел, отбрасывая угловато-зловещую тень на стену — абрис Птицы Маук.
Петр Арианович кладет ручку и откидывается на спинку стула, позволяя себе минутный отдых. Географ думает о «детях солнца». Нагоняя время, они ушли вперед со своими вновь обретенными сородичами, а он, Тынкага, добровольно остался в каменном веке, чтобы написать их обстоятельную историю.
Потом, поработав еще с часок, Петр Арианович разгибается, аккуратно укладывает рукопись в ящик письменного стола и выходит на улицу, в сверкающую огнями Москву, в двадцатый век…
1954 г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Фигуры сделаны на редкость хорошо. Музейный художник сумел удачно расположить их и уловил главное — гнетуще-мертвенное оцепенение, разлитое в этом реликтовом первобытном мирке.
Могу удостоверить: Хытындо из глины и цветных тряпок очень похожа на настоящую Хытындо. О Нырте мне трудно судить. Ведь я, к сожалению, не видел его живым.
Если вы, прочитав эту книгу, соберетесь посетить музей и дойдете до зала позднего неолита, то убедитесь, что подле витрины с Хытындо и Ныртой толпится больше всего посетителей. Здесь дело, по-видимому, не только в искусстве художника, хотя и это имеет значение. Драматическая история двух родов, Нерхо и Нгойбу, заблудившихся в горах Бырранга, стала широко известна из печати и привлекла всеобщее внимание и сочувствие.
Однако вряд ли кто-нибудь из посетителей знает о том, что сотрудник музея, невысокий старик в очках, который, прихрамывая, расхаживает подле стендов и дает объяснения, не кто иной, как прославленный Тынкага нганасанских песен — Петр Арианович Ветлугин!
Лишь очень внимательное, настороженное ухо уловит в его негромком, как бы доносящемся издалека голосе интонации скорби, сожаления, гнева — интонации участника всех описываемых им событий.
Ему порой кажутся невероятными эти события. Ему кажется, что кто-то другой, а не он побывал в ущелье «детей солнца» и на протяжении более чем двадцати лет с помощью верного Нырты боролся против тирании тупой и хитрой шаманки.
Но иногда по вечерам Петр Арианович с разрешения директора задерживается в музее. Он пишет научный труд и, не доверяя памяти и дневнику, предпочитает иметь все нужные материалы под рукой.
Оставшись один в притихших полутемных залах, он с новой силой ощущает себя отброшенным вспять, в каменный век. Настольная лампа очерчивает круг света на лежащей перед ним рукописи. За пределами стола, по углам, громоздится сумрак. Вот там угадываются круглые, оплетенные кожей щиты, там — силуэт «закольцованного» в горах Бырранга гуся, а над ним распалился орел, отбрасывая угловато-зловещую тень на стену — абрис Птицы Маук.
Петр Арианович кладет ручку и откидывается на спинку стула, позволяя себе минутный отдых. Географ думает о «детях солнца». Нагоняя время, они ушли вперед со своими вновь обретенными сородичами, а он, Тынкага, добровольно остался в каменном веке, чтобы написать их обстоятельную историю.
Потом, поработав еще с часок, Петр Арианович разгибается, аккуратно укладывает рукопись в ящик письменного стола и выходит на улицу, в сверкающую огнями Москву, в двадцатый век…
1954 г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107