И сразу по-новому воспринял ее улыбку, до сих пор виденную им близоруко, - улыбалась она одними щеками при туго напряженных губах, которые жили самостоятельной, нелегкой жизнью.
- Дайте руку, - тихо попросил Рябинин.
Она покорно положила ее на стол. Он лишь прикоснулся к тонким пальцам, не тронутым физической работой. И вздохнул:
- Детство вы провели на Украине. Детей у вас нет. До сих пор жили легко и безбедно. Но потом случилась беда. Примерно дней двадцать назад... Скажу лучше - недавно. Эта беда связана с мужем...
Она отдернула руку и заметно побледнела. Рябинин смотрел на нее, удивленный этой бледностью.
- Угадал?
- Вы знали обо мне...
- Откуда же? - усмехнулся он.
- А вы не угадали, зачем я пришла, - сказала она почти со злорадством, защищаясь от испугавшего ее ясновиденья.
Но оно, ясновиденье, уже пало на Рябинина:
- Угадал. Из-за этой беды с мужем.
- Врете!
- Что... вру?
- Вы все-все обо мне разузнали.
- Зачем?
Она смешалась, теряя свою внезапную злость. Ее предположение удивило Рябинина дикой нелогичностью, которую он отнес к перепадам девичьего настроения.
- Милая Жанна Сысоева, я только сегодня и узнал о вашем существовании.
- Что я выросла на Украине, можно догадаться по моему произношению. А все остальное?
- По руке.
- Неправда.
- Почему же... Папиллярные узоры пальцев и линии ладони у каждого индивидуальны, заложены генетически и могут говорить о нервной конституции человека. Отсюда можно судить о характере. А характер частенько определяет судьбу.
- Но вы не смотрели на ладонь...
В голосе было столько возбужденной настойчивости, что ни научные доводы, ни чужой опыт ее бы не убедили. Но Рябинин и сам не все знал о своем угадывании.
- Ну, что вы легко живете, скажет любой. Нелегкая-то жизнь оставляет свои следы. У вас, к примеру, беленькие ручки...
- А если нелегкость в душе?
- Тогда она ляжет на лицо. Ну, о том, что вы бездетны, и сам не знаю, как узнал. Может быть, по тем же ручкам.
- А у детных особые руки?
- Да, выдубленные мойками, стирками, терками...
- А если все это делают бабушки?
- А таких я тоже считаю бездетными.
Она хотела возразить, уже колко прищурив глаза, но интерес к его ясновиденью пересилил.
- Теперь о вашей беде. Во-первых, вы пришли к следователю, а к нему с радостями ходят редко. Во-вторых, у вас на ногтях белые полосы. Ногти растут по миллиметру за десять дней. Судя по удаленности этих полос от основания ногтя, минуло примерно дней двадцать. А белые полосы говорят о том, что организм пережил сильное потрясение. Например, болезнь или беда. Вид у вас цветущий. Остается беда.
- А как о муже? - тихо спросила она.
- Что самое страшное для красивой девушки? Потеря любви, а не денег, должности или имущества. Кроме того, на вашем пальце есть заметный след от обручального кольца. Почему-то вы его сняли. Я связал это с бедой. Вот и все.
Все ли? Он мог бы предречь, что при ее внешности одинокой она не останется; что и невзгоды ее минуют - ну, разве только не будет возможности сменить автомашину, купить яхту или достать наимоднейшие бусы; что проживет она спокойно и тихо, вращаясь по заданной и привычной орбите от работы к магазину, от магазина к телевизору; что красота станет убывать заметно, при каждом взгляде в зеркало; что беспричинное раздражение станет прибывать тоже заметно, чуть ли не в каждом разговоре с близкими; что все чаще - может быть, от этого раздражения - начнет приходить дикая мысль об иной, неизведанной и пропущенной жизни...
Но Рябинин бросил предрекать.
- Странный вы, - сказала она, разглядывая его с новым, нагрянувшим интересом.
- Чем странный?
- Непохожий...
- На кого непохожий?
- Ни на кого. Так и должно быть...
Два рябининских вопроса готовы были сорваться с языка - как понимать его непохожесть и что значит "так и должно быть"?..
Но она вновь легко вскинула руку и провела пальцами по лбу, чуть его касаясь, - паутинку ли смахнула, мысль ли отстранила... И опять сердце Рябинина отозвалось тихой и сладкой болью. Сознание, тронутое этой болью, засуетилось отчаянно и бесплодно. Оно ринулось в детство и юность, где этой Жанны быть не могло; оно скорее вычислительной машины перебрало полузабытые встречи последнего десятилетия - Жанны и там не было. Но это легкое движение руки ко лбу хорошо ему знакомо и с чем-то связано - с далеким и чудесным, как видение из детства. Ее загадочные слова "так и должно быть"... Что так должно быть? Его странность и непохожесть на других? А ее дикое предположение, что следователь разузнал о ней, - откуда оно?
- Кто вы? - вырвалось у Рябинина.
- Дочь лейтенанта Шмидта, - улыбнулась она насильно.
- Кто вы? - повторил он.
- Узнайте. Дать вам руку?
Бывшая подследственная? Отбыла срок, исправилась, выучилась и зашла к следователю, чтобы мило побеседовать? Но она слишком молода, да и помнил он своих подследственных, тем более женщин.
- Я вижу вас впервые в жизни, - сказал он убежденно.
- Да.
- И все-таки я знаю вас давно.
- Да, - чуть подумала она.
Рябинина схватил влажный озноб - видимо, пахнуло зимой от широкого окна. У кого-то это есть... У индусов? Человек живет много жизней, не зная об этом. Умирает лишь его бренная плоть, а душа переселяется в другую плоть, вновь рожденную. Так не жил ли он вместе с этой Жанной Сысоевой в какой-нибудь иной жизни, которую он, разумеется, не помнит и не знает? Да вот она-то вроде помнит...
- Кто вы? - спросил он в третий раз.
- Жанна Сысоева, - улыбнулась она виновато, потому что не отвечала на его вопрос.
Рябинин ждал. Тогда она, словно решившись, щелкнула своей модной сумкой, раскрыла ее, что-то достала и положила перед ним, на лист бумаги с его летучими мыслями. Круглая коробка из пятнистой пластмассы, величиной со среднюю черепаху...
- Что это?
- Откройте.
Пальцы, ставшие вдруг непослушными, открывали коробку долго и неумело. Она пусто щелкнула, как орех раскололся...
На подстилающей вате зимним притушенным светом мерцал крупный кристалл.
- Боже...
Жар, который вдруг обдал Рябинина, вдруг и скатился с него, как убежавший смерч. И, как после разрушительного смерча, осталась долгая боль, все нарастающая, все сильнее стучавшая в сердце, - та же самая боль, которая приходила после ее легких касаний лба. Только теперь в этой боли не было тайной сладости, и может быть потому, что память Рябинина ожила.
Он провел пальцем по холодным вытянутым граням. Топаз... Бесценный, безупречный и бесцветный кристалл. Нет, не бесценный - есть камни и подороже. Не безупречный - на одной грани заметна щербинка величиной с детский ноготок. Не бесцветный - была в нем капля солнечной желтизны, такая малая и далекая, словно на другом конце стола лежал апельсин. И эта почти не видимая желтизна вдыхала в льдистые грани жизнь, как кровь в побелевшее тело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28