- Я давно пьян без вина, - сказал он где-то слышанное, красивое.
- Я заметила.
Рябинин счастливо улыбнулся, силясь необычайное выразить необычно.
- Маша, чем штопать дамское белье...
- Сережа, это рюкзак.
- Чем штопать рюкзак, лучше бы заштопала кое-что мое.
- Неси, Сережа.
- Оно здесь, - гордо сказал он и ткнул пальцем в грудь.
- Майка?
- Майка... Душа!
Она рассмеялась, заглушив тревожную скрипку. На всякий случай Рябинин тоже хохотнул.
- Кто же продырявил твою душу, Сережа?
- Шерше ля ви.
Она смотрела на него, притушив необидную улыбку.
- Я хотел сказать, се ля фам.
Он хотел сказать по-французски "ищи женщину". Но два стакана крепкого вина, принятые им впервые, так соединили "шерше ля фам" и "се ля ви", что расцепить их он никак не мог.
- Я пришел поговорить о любви, - решился он.
- А ты ее... знал?
- Подозреваешь меня?
- В чем, Сережа?
- В молокососности.
- Я только спросила.
И ему захотелось быть мужественным; ему захотелось походить на тех широкоплечих и раскованных парней, которые не мучались проблемами любви, а решали их скоро и практически.
- Любовь - это секс.
Она беспомощно вскинула руку и попробовала смахнуть тень со лба.
- Поэтому любовь есть материальная потребность человека, как пища и жилье, - ринулся он углублять вопрос.
- Сережа, любовь идеальна.
- Но она вытекает из секса.
- Тогда цена ей грош в базарный день, Сережа.
Последние слова как-то отрезвили его. Он вдруг увидел обиженный излом всегда веселых и крепких ее губ, увидел карие глаза, забранные отчужденной дымкой, и воспринял ее терпеливый тон, каким говорят с детьми и пьяными. Да он же обидел ее, дурень...
- Я найду алмаз и подарю тебе, - клятвенно выпалил Рябинин.
- Большой? - Маша несмело улыбнулась, отстраняя обиду.
- В пятьдесят каратов, - такой вес счел он достойным ее.
- Сережа, английской принцессе подарили розовый алмаз в пятьдесят четыре карата.
- Тогда я найду в пятьдесят пять, - и ему захотелось добавить "только не розовый", ибо этот цвет вызвал в нем вдруг легкое отвращение.
- Сережа, императрице Елизавете Петровне русское купечество преподнесло на золотом блюде бриллиант в пятьдесят шесть каратов.
- А я найду в шестьдесят.
- Сережа, граф Орлов преподнес Екатерине Второй бриллиант в сто девяносто пять каратов.
- А я в двести.
- Сережа, английской королеве подарили бриллиант "Великий Могол" в двести семьдесят девять каратов, который англичане похитили в Индии.
- А я найду в триста!
- Сережа, но ведь я не английская королева.
- Ты лучше! - крикнул Рябинин, видимо, на весь лагерь, и выскочил из палатки, чтобы бродить всю ночь по окрестным сопкам и размышлять, объяснился ли он в любви или нет...
Жанна посмотрела на часики и тревожно сдвинула брови... Он удивился ему бы надо следить за временем. Она подняла взгляд, в котором Рябинин усмотрел нетерпение. Тогда в его мозгу как-то сомкнулись разрозненные факты - неожиданность ее прихода, претензия на родственность, ждущий взгляд... Нет, она пришла не о муже рассказать и не о любви поговорить.
- Жанна, у вас ко мне дело?
Она встрепенулась, прикрыв улыбкой выдавшую ее суету.
- Сергей Георгиевич, мне нужен юридический совет...
- Вероятно, по поводу мужа?
- Нет-нет. Вернее, не мне, а моей подруге.
- Ну, если она человек достойный, - улыбнулся Рябинин, еще не поняв этого внезапного перехода к подруге.
- А недостойному не поможете? - улыбнулась она какой-то приклеенной улыбкой.
- Помогать хочется людям хорошим. Если она грымза и мещанка...
Улыбка отклеилась, словно Жанна ее сбросила удивленными губами.
- Не понимаю вашего жаргона, Сергей Георгиевич.
- Грымзу-то?
- Нет, мещанку, Вы уже несколько раз употребили это слово.
- А вам оно непонятно?
- Это слово из лексикона девятнадцатого века.
- Мещанство-то живо и в нашем веке.
- Ах да: отдельные квартиры, полированные гарнитуры и личные автомобили.
Жанна заговорщически понизила голос, а улыбка, как ему казалось, отклеенно повисла на незримых ниточках внизу, у подбородка. Теперь Рябинин знал, что пришла она по делу и что он ей нужен. Не за разговорами пришла. И все-таки она срывалась, вступая в ненужную ей перепалку, - так велико было неприятие рябининских взглядов.
- Вы забыли дачи, - подсказал он.
- Тогда, Сергей Георгиевич, все мещане.
- За всех не расписывайтесь.
- Ну, кроме вас.
- И вас, - улыбнулся он.
- Я всю жизнь мечтаю о бежевом автомобиле, сиреневой даче и белой яхте. Мещанка, да?
- Ага, - не моргнул он глазом.
- Потому что хочу жить хорошо?
- Потому что мечтаете о вещах.
- А о них и помечтать нельзя?
- Мечтают о любви, о счастье... А о шмутках...
- Сергей Георгиевич, да вы протрите... - она споткнулась, но Рябинин знал, что ему надо протереть. - Да вы откройте газету! Планы, совещания, постановления, заседания Совета Министров - и все про вещи для людей. Я и сама работаю над бытовыми холодильниками.
- Дело ведь не в вещах. Мещанин ценит материальное выше духовного.
- Сергей Георгиевич, разве вы не знаете, что материальное первично, а духовное вторично?
Она спросила без иронии, серьезно, словно уличила его в неграмотности. И Рябинин опять начал злиться, узнавая в ней подосланную представительницу вселикого мещанского клана; и сразу поверил ей, что она бесповоротная мещанка, будто до этого еще сомневался, - только они умели приспособить любую философию для кухонных нужд, как привинтить колесо к своей машине или приколотить доску к своей даче.
Рябинин вскочил, чтобы сжечь ненужную злость хоть в каком-то движении. И повернулся к окну, к морозной зиме...
Ясного неба как не бывало. Крупные снежинки опять накрывали город хлопковой редкой сеткой. Они падали лениво, обессиленно. Только у его окна, влекомые наземным потоком воздуха, снежинки взмывали по стене ввысь, и казалось, что снег идет от земли к небу.
- Мещан высматриваете? - кольнул его в спину ехидный голосок.
- Уже высмотрел.
- Может, покажете?
- Идите сюда.
Он не слышал ее шагов, но она была рядом: томно пахнуло французскими духами и каменно скрипнула слишком тугая нитка кораллов.
- Видите девушку в синем пальто?
- Мещанка?
- Ага.
- На спине ярлык?
- Нет, в руке зонтик.
- Потому что красивый, японский?
- Нет, потому что из атмосферы, из космоса опустилась огромная снежинка безупречной чистоты и формы. И села ей на лицо, как собака коснулась влажным носом. А девица - зонтиком ее...
Он оставил окно и сел. Вернулась на свой стул и Жанна, глубоко и сердито вздохнув. Рябинин ответил на ее вздох запоздалым возражением:
- От первичной материи до вторичного духа надо еще подняться...
- А не поднялась, то я хуже?
- Да, хуже. Потому что вы будете жить в мире тряпок и гарнитуров, а не в мире человеческих отношений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28