Честное слово, никогда я не чувствовал себя таким свободным и
счастливым!
Микола встречал меня на вокзале - поезд прибывал около десяти вечера,
перрон освещался тускло, народу же вывалило сразу из всех вагонов чуть не
полтысячи, и мой приятель, напуганный перспективой не найти меня,
развопился на всю округу:
- Олег! Олег!
Кто-то, дурачась, взялся передразнивать его, и крики: Олег! Олежек!
Олеженька!" раздавались тут и там, и мои попутчики первыми догадались, что
ищут меня, и заорали хором: "Я здесь!"
Микола вырвался из толпы - красавец в белом полушубке и ловких
сапожках на толстом ходу, белоснежный свитер домашней вязки подпирал
голову, подчеркивая буйную черную шевелюру.
- Олег! - заорал Микола, как сумасшедший набрасываясь на меня. От
него пахло дымком костра и какой-то пронзительной, буквально физически
ощутимой чистотой.
Я перезнакомил приятеля с моей компанией и тут же напористо
потребовал, чтоб Микола дал слово снабдить ребят лыжами. Он тяжело
вздохнул, заколебался, но я напирал, и он пообещал что-либо придумать,
сославшись на массовый наплыв студентов и переполненность базы сверх меры.
Но мой альтруизм не признавал границ, и я бросил своим на прощание:
"Завтра с утра встречаемся на базе!"
Микола приехал на высоких, резных розвальнях, куда был впряжен
коротконогий, но крепкий конь с гривой, украшенной темными разноцветными
лентами. Под заливистый и веселый звон бубенцов мы понеслись по темной
улице села. Слева, высоко в горах, светились отдельные, похожие на звезды
огоньки, и я с удивлением спросил у Миколы: "Неужто там люди живут?" Он
подтвердил и добавил, что тех "гуцулов" ни за какие деньги в долину не
сманишь, пацаны бегают ежедневно вниз - в школу и обратно, километров
пять-семь в одну сторону, вот так.
Локаташ определил меня жить к своей бывшей школьной учительнице.
Полная, в платке, но без верхней одежды, степенная женщина так лучезарно
улыбнулась мне, что на душе стало еще светлее, а жизнь - еще прекраснее.
- Я вам комнату приготовила, в ней сын завсегда живет, да теперь он
во Львове, в институте физкультуры учится, - сказала Мария Федоровна (так
звали хозяйку). - Покатались бы вы вместе, да только нынче на каникулы он
не приедет - на соревнования на Чегет подался, - произнесла она
сокрушенно.
И меня тоже что-то кольнуло в сердце, и настроение как-то подупало,
осело, точно волна в горной реке, миновав водопад: я вспомнил, что в это
самое время товарищи по сборной тренируются в бассейне, готовясь к
Токио...
Комната понравилась - чистая, хорошо протопленная, кровать высокая, с
периной вместо одеяла.
Кажется, шел седьмой день моего пребывания в Ясинях. С помощью Миколы
я довольно сносно скатывался с невысокой горки за железной дорогой под
названием Костеривка, и деревянные мукачевские лыжи для прыжков с
трамплина с полужестким, опять же прыжковым креплением, окантованные
стальными полозьями, подчинялись мне без сопротивления. С десяти утра и до
самого обеда я торчал на Костеривке, а вечером до упаду плясал рок на базе
у Миколы. У него оказались две знакомые девушки из Ленинграда, и мы славно
коротали вечера.
Но с каждым днем на сердце все тяжелее наваливался какой-то невидимый
камень: он портил вдруг настроение, заставлял просыпаться посреди ночной
тишины и лежать без сна, без причины - так думали мои приятели - вдруг
срываться с места и уходить бродить в одиночку по пустынным, морозным
задворкам поселка. "Это на него лунный свет действует, - смеясь объяснила
девушка из Ленинграда. - Лунатик!"
Эта кличка приклеилась ко мне намертво. Я не сопротивлялся: Лунатик
так Лунатик, тем более что мне действительно нравилось гулять в
серебристом мире ночного светила, любоваться ровными белыми дымами,
тянувшимися вверх, и думать... о плавании.
Да, я стал думать о тренировках и о том, что было, спокойно, без
паники и обид. Где-то в глубине души зрела сила, что в один прекрасный миг
сбросит с сердца ненавистный камень, и я обрету раскованную, спокойную
уверенность в правильности избранного в спорте пути. А когда наступит это
озарение, прозрение, открытие - называйте, как хотите, возвращусь в Киев и
как ни в чем не бывало приду в бассейн. Ну, и что с того, что сняли
стипендию, то есть формально отлучили от плавания, - разве за деньги
плаваю? Пустяки, что вывели из сборной и теперь другие готовятся выступить
на Олимпиаде в Токио: ведь до стартов, считай, девять месяцев, да и сам
Китайцев, вручая мне "вердикт" об отчислении, пообещал: "В сборную дверь
ни для кого не закрыта..."
Я не торопил будущее, терпеливо ждал, давая взмутненным волнам в моей
душе отстояться до кристальной чистоты.
В то утро проснулся затемно. За окном наливался небесной синью
свежий, выпавший ночью снег. Дышалось легко, сердце билось неслышно, но
кровь уже бурлила в жилах, в каждой клеточке. Я рывком вскочил, натянул на
босу ногу сапоги и выскочил в одной майке и трусах во двор.
Размялся до пота, неистово и самозабвенно. Растерся снегом - лицо,
плечи, грудь, и раскаленные капельки воды прокладывали жаркие русла по
телу.
Позавтракав, торопливо собрался и, никому не сказав ни слова, потопал
вверх на Буковинку, гору на противоположной стороне долины, давно
запримеченную с Костеривки; там зеленел высокий лес, кривились под
снежными шапками стожки пахучего сена и влекла, звала длинная лыжная
дорога вниз.
Я, разгоряченный подъемом, притопал на место, на самую вершину, к
полудню, когда солнце припекало по-летнему, сбросил с плеча тяжелые лыжи и
плюхнулся в снег под стожком, надежно прикрывавшим с севера, откуда
нет-нет, да резанет ледяной февральский ветер-забияка.
Я полулежал в снегу, и солнце обжигало лицо, и оно горело жарко, и
мне довелось остужать его снегом, и ледяные ручейки забегали за ворот
свитера, но мне лень было даже пошевелиться.
Я думал о том, что непременно поеду в Токио и буду блуждать по его
улицам, забредать в синтоистские храмы и непременно сыграю в пачинко, чтоб
узнать, действительно ли это так мерзко, как писали некоторые журналисты,
возвратившиеся из Японии и взахлеб излагавшие в путевых заметках,
опубликованных в "Вечерке", свои негативные впечатления.
Когда холод незаметно вполз сквозь невидимые щели под свитер и
закоченели ноги, я без колебаний поднялся, затянул крепления, занял
стартовую позу и, прежде чем кинуться вниз, глазами ощупал будущую трассу,
и.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71