Не думайте, что это мы ему простили. Мы ему, конечно, все равно будем помогать. А помочь мы всегда можем, если только это не криминальный аборт или неправильное переливание крови. Может, вообще удастся не доводить этот пустяк до горздрава. Но если дело дойдет до них — он уже не должен у нас работать. Это не может не отразиться и на мне, и на всех вас как следствие! Он нам мешает. А нас движет история с печалями. А вот тебе, да, да, именно тебе я это все говорю, тебе, которая так заботится о какой-то божеской жалости, и при этом не особенно задумываясь над смыслом слов, а просто так, колебля воздух звуковыми волнами. Тебе слишком хорошо, поэтому ты слишком добра, но и слишком легкомысленна, а от этой твоей доброты тоже страдать будем мы. Что ж, мы, человеки, по-видимому, пока еще не доросли до абстрактной доброты. Он-то исповедует доброту конкретную, направленную каждый раз на конкретного человека, совершенно забывая, и конкретно и абстрактно, про все наше общество. Надо думать о деле, о жизни в мире сем, а не на небе. О деле, о жизни — эти вещи взаимосвязаны. Жизнь двигается делом. Отсюда и наше с вами отношение к этому человеку. Короче говоря, что мы решим? Вопрос, по-моему, предельно ясен. Возражений ни у кого нет? Я думаю, мы досконально все обсудили и со всех сторон…
— В чем дело? Почему вас не было?
— Вот мой рапорт. Я объяснил в нем причину.
Вокруг, как всегда, сидят помощники его. Сидят и молчат. Начальник читает рапорт.
— Ну, это мы знали и раньше. Ничего нового рапорт нам не говорит. Я причину уважительной не считаю. Вы просто прогульщик, а мы вам доверяем больных и — что еще опаснее — воспитание молодежи, студентов. Вчера у нас было собрание, и, зная ваше сообщение о причине отъезда, мы обсудили ваш поступок. Зачитайте, пожалуйста, решение собрания.
— «…Считать поступок недостойным должности и, учитывая прошлые проступки, просить руководство уволить… Принято единогласно».
Начальник:
— Что делать будем?
— Вы начальник, у вас есть решение собрания, вы и решайте.
— У вас есть два пути. Либо подать заявление об уходе сейчас же, либо пустить по официальной линии, что для вас хуже.
— В этой ситуации я предпочитаю линию официальную.
— В таком случае разговор окончен.
Когда Сергей Павлович ушел, Начальник вскочил и стал долго возмущаться поведением этого неблагодарного человека. Он говорил о том, что его…
В общем, все то, что говорил и раньше.
— Будем считать, что послали ему шелковый шнур, — мол, «удавись сам», как султаны посылали опальному паше. Но как практически уволить? Глухонемой не должен нигде фигурировать. За прогул — выговор. Ликвидировать плановую научную продукцию. Вычеркнуть его из соавторов этой последней статьи.
— Нельзя.
— Как это нельзя! Я что, не могу распоряжаться своим материалом, материалом моей клиники?! Я так не считаю!
— Да нет. Он не соавтор. Он автор, а остальные лишь принимали участие.
— Это тоже не проблема. Я не визирую статью в печать — и все. Я так считаю — и все. Тем лучше — из-за него страдают и другие. Перед охотой собак не кормят — они злее будут. Теперь дальше. Ежедневно проверять все записи его в историях болезни. Считаю, что в первые же два дня можно найти какую-нибудь ошибку в записях. И скажите тогда, что мы не считаем его достаточно квалифицированным специалистом и тэдэ и тэпэ. В общем, это приблизительный план. Цель ясна. Как работать, ясно. Подумайте только, на смерть государство дает три дня. А тут же еще никто не умер, а он поехал… Товарищ попал под машину — но ведь живой пока!
Я причину уважительной не считаю.
ТРЕТИЙ УДАР
— Что сделано по операции «Топорков»?
— Еще ничего. Только три дня прошло.
— Три дня! Так выполняется мое задание! Три дня государство дает человеку на свадьбу. Три дня! Этого достаточно, чтобы человека сделать, будущего члена общества. Три дня! А вы еще и не капнули на камень. Он до сих пор лежачий. Где ваше рвение?! Я…
— Но по закону…
— Закон! Закона здесь нет — есть распоряжения начальника, мои. Пора понять, что в медицине пока все относительно, пока наука не точная, пока без законов. Закон! Дать, например, ему работу с элементами власти. Быстро ошалеет, споткнется — и по сорок седьмой статье уволить. Простой эксперимент! Закон! Не закон, а непонятный еще нам рак диктует условия существования…
Начальник, как всегда, завелся. Он вспоминал случаи, он обобщал, искал красивые образы и сравнения, он прибегал к помощи классиков, к помощи Библии, он говорил про все, он говорил справа и слева, он говорил прогрессивно и реакционно, каждое слово порождало новую линию идей; речь его напоминала разветвления дерева. Так же ветвится бронхиальное дерево, «древо жизни», — одна ветвь отходила от другой, а другая давала жизнь третьей, и каждая ветвь была новой мыслью, новым образом, новым суждением, воспоминанием, объяснением и поучением. Он напоминал собачку, которой было что сказать каждому столбику. Поразительно, что он никогда не забывал, с чего начал, и вновь возвращался к основной ветви, а по ней мысль стекала к еще более основной ветви и дальше к основному стволу. Дерево его речи сначала растекалось по ветвям, но потом как бы стекало к корням. Дерево и антидерево. Казалось, что все связно, разумно и логично. По ходу говорения он самозаводился, как часы-автоматы заводятся от болтания руки; он начинал спокойно, но потом распалялся, а потом вновь успокаивался, вновь переходил к уравновешенности и методичности.
— …Раз нам надо для дела, то все пойдет само и как надо. Мы это делаем не из корыстных побуждений, — следовательно, это праведно. Все и само течет, но на самотек нам пускать не надо. Первый удар, вернее, первые удары он нанес себе сам, прежде всего тем, что уехал. Уехал, покинув свой пост, оставив студентов, наконец, оставив больных, оставив страждущих на произвол судьбы. Он, по существу, дезертировал. Это был первый удар по нему. Самодур. Второй удар нанесли ему мы решением собрания. За это он получает выговор. Первый выговор. Дальше? Что дальше? Я жду конкретных предложений.
Все сидели и молчали. Это не было отпором, это не было несогласием. Это было цветение взлелеянной им безынициативности, это было ожидание конкретных указаний. Они не были активны — вот и все.
— Нет предложений? Опять все мне! Своих идей у вас, конечно, нет, да и не может быть. Без меня вы и шагу сделать не можете. А ведь воображаете себя, наверное, самостоятельными хирургами. Вы можете быть только самостоятельными акушерами: роды неотвратимы, уж если есть девять месяцев беременности — роды будут, тут уж, на этом этапе, ваша инициатива не нужна. Ну ладно. Так вот, я написал распоряжение, которое он должен будет выполнять, а вы, мои первые помощники, должны будете следить за исполнением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
— В чем дело? Почему вас не было?
— Вот мой рапорт. Я объяснил в нем причину.
Вокруг, как всегда, сидят помощники его. Сидят и молчат. Начальник читает рапорт.
— Ну, это мы знали и раньше. Ничего нового рапорт нам не говорит. Я причину уважительной не считаю. Вы просто прогульщик, а мы вам доверяем больных и — что еще опаснее — воспитание молодежи, студентов. Вчера у нас было собрание, и, зная ваше сообщение о причине отъезда, мы обсудили ваш поступок. Зачитайте, пожалуйста, решение собрания.
— «…Считать поступок недостойным должности и, учитывая прошлые проступки, просить руководство уволить… Принято единогласно».
Начальник:
— Что делать будем?
— Вы начальник, у вас есть решение собрания, вы и решайте.
— У вас есть два пути. Либо подать заявление об уходе сейчас же, либо пустить по официальной линии, что для вас хуже.
— В этой ситуации я предпочитаю линию официальную.
— В таком случае разговор окончен.
Когда Сергей Павлович ушел, Начальник вскочил и стал долго возмущаться поведением этого неблагодарного человека. Он говорил о том, что его…
В общем, все то, что говорил и раньше.
— Будем считать, что послали ему шелковый шнур, — мол, «удавись сам», как султаны посылали опальному паше. Но как практически уволить? Глухонемой не должен нигде фигурировать. За прогул — выговор. Ликвидировать плановую научную продукцию. Вычеркнуть его из соавторов этой последней статьи.
— Нельзя.
— Как это нельзя! Я что, не могу распоряжаться своим материалом, материалом моей клиники?! Я так не считаю!
— Да нет. Он не соавтор. Он автор, а остальные лишь принимали участие.
— Это тоже не проблема. Я не визирую статью в печать — и все. Я так считаю — и все. Тем лучше — из-за него страдают и другие. Перед охотой собак не кормят — они злее будут. Теперь дальше. Ежедневно проверять все записи его в историях болезни. Считаю, что в первые же два дня можно найти какую-нибудь ошибку в записях. И скажите тогда, что мы не считаем его достаточно квалифицированным специалистом и тэдэ и тэпэ. В общем, это приблизительный план. Цель ясна. Как работать, ясно. Подумайте только, на смерть государство дает три дня. А тут же еще никто не умер, а он поехал… Товарищ попал под машину — но ведь живой пока!
Я причину уважительной не считаю.
ТРЕТИЙ УДАР
— Что сделано по операции «Топорков»?
— Еще ничего. Только три дня прошло.
— Три дня! Так выполняется мое задание! Три дня государство дает человеку на свадьбу. Три дня! Этого достаточно, чтобы человека сделать, будущего члена общества. Три дня! А вы еще и не капнули на камень. Он до сих пор лежачий. Где ваше рвение?! Я…
— Но по закону…
— Закон! Закона здесь нет — есть распоряжения начальника, мои. Пора понять, что в медицине пока все относительно, пока наука не точная, пока без законов. Закон! Дать, например, ему работу с элементами власти. Быстро ошалеет, споткнется — и по сорок седьмой статье уволить. Простой эксперимент! Закон! Не закон, а непонятный еще нам рак диктует условия существования…
Начальник, как всегда, завелся. Он вспоминал случаи, он обобщал, искал красивые образы и сравнения, он прибегал к помощи классиков, к помощи Библии, он говорил про все, он говорил справа и слева, он говорил прогрессивно и реакционно, каждое слово порождало новую линию идей; речь его напоминала разветвления дерева. Так же ветвится бронхиальное дерево, «древо жизни», — одна ветвь отходила от другой, а другая давала жизнь третьей, и каждая ветвь была новой мыслью, новым образом, новым суждением, воспоминанием, объяснением и поучением. Он напоминал собачку, которой было что сказать каждому столбику. Поразительно, что он никогда не забывал, с чего начал, и вновь возвращался к основной ветви, а по ней мысль стекала к еще более основной ветви и дальше к основному стволу. Дерево его речи сначала растекалось по ветвям, но потом как бы стекало к корням. Дерево и антидерево. Казалось, что все связно, разумно и логично. По ходу говорения он самозаводился, как часы-автоматы заводятся от болтания руки; он начинал спокойно, но потом распалялся, а потом вновь успокаивался, вновь переходил к уравновешенности и методичности.
— …Раз нам надо для дела, то все пойдет само и как надо. Мы это делаем не из корыстных побуждений, — следовательно, это праведно. Все и само течет, но на самотек нам пускать не надо. Первый удар, вернее, первые удары он нанес себе сам, прежде всего тем, что уехал. Уехал, покинув свой пост, оставив студентов, наконец, оставив больных, оставив страждущих на произвол судьбы. Он, по существу, дезертировал. Это был первый удар по нему. Самодур. Второй удар нанесли ему мы решением собрания. За это он получает выговор. Первый выговор. Дальше? Что дальше? Я жду конкретных предложений.
Все сидели и молчали. Это не было отпором, это не было несогласием. Это было цветение взлелеянной им безынициативности, это было ожидание конкретных указаний. Они не были активны — вот и все.
— Нет предложений? Опять все мне! Своих идей у вас, конечно, нет, да и не может быть. Без меня вы и шагу сделать не можете. А ведь воображаете себя, наверное, самостоятельными хирургами. Вы можете быть только самостоятельными акушерами: роды неотвратимы, уж если есть девять месяцев беременности — роды будут, тут уж, на этом этапе, ваша инициатива не нужна. Ну ладно. Так вот, я написал распоряжение, которое он должен будет выполнять, а вы, мои первые помощники, должны будете следить за исполнением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61