Тогда же писалась история; чем невероятнее и фантастичнее, тем лучше . История эта охватывала многие тысячелетия от дня творения; возводила иудеев в потомки первого человека на Земле , в ней была передача древнейших в мире законов, отвоевание исконных родных земель, центральный храм и жреческая каста, и… все, что еще бывает необходимым для создания достойной уважения истории.
Делицш указывает осудительно и на в высшей степени презрительное отношение к женщине, сквозящее во всех ветхозаветных текстах. То же самое встречается и в Новом Завете (Иисус прикрикивает на свою мать: «Женщина, что мне делать с тобой?») и – в очень похожей форме – в Коране. Это – лишнее свидетельство того, что по времени создания эти книги недалеко отстоят друг от друга и что ими была зафиксирована ментальность некоего временного периода. Более того, здесь заложена не историческая картина, не моментальный срез реального прошлого, а изложена идеологическая программа, ставшая потом постепенно, шаг за шагом, фактом в социальной организации общества. Ни в античности, ни в европейском язычестве подобного отношения к женщине не было (согласно Хунке, 1958, оно было просто немыслимо тогда). Новизна этой программы настораживает и помогает определить, что поздние редакции следует датировать более поздним временем: после черной смерти .
Подлинная традиция не допускает передачи столь сумбурных и противоречивых текстов, как книги Ветхого Завета. Мы вынуждены предположить, что отдельные фрагменты составлялись деятелями совершенно чуждой культуры; и подобной стряпней они намеревались заполнить выдуманный временной промежуток длительностью от двух до трех тысяч лет. Но как удалось повесить все это на шею умным людям, до сих пор остается загадкой .
Новый Завет
Каммайер, как и Бальдауф, считает, что Библия – прежде всего, Новый Завет – написана в позднем средневековье. И чтобы разобраться в этом, не нужно быть специалистом: от отдельных моментов у любого читателя волосы становятся дыбом. Прочитав хотя бы первые три Евангелия и Деяния святых апостолов, трудно избавиться от впечатления, что авторы данных текстов не знали Палестины и не имели ни малейшего понятия об иудаизме с его сложными законами и обычаями. Более того, они владели греческим как иностранным; арамейского языка почти не знали и, скорее всего, говорили и писали на вульгарной латыни, которая и была их главным языком.
Каммайер (1982, с. 328) отмечает следующую особенность: чем «моложе» Евангелие, тем более оно проникнуто восточными мотивами, ориентализировано .
Если Иисус, как принято считать или внушать, говорил на арамейском, то образованные иудеи – на греческом: ведь Тору в синагогах читали в греческой версии Септуагинты. Таким образом, налицо языковая лакуна.
Одним из первых исследователей этой проблемы стал бывший студент-богослов, обучавшийся при евангелическом монастыре в Тюбингене, Давид Штраусс. «Сегодня мы интересуемся Библией только с исторической точки зрения. Интерес этот не имеет ничего общего с поисками истины», – пишет он в предисловии (1864). Но все мы – крайне политизированы и предвзяты. «Если кто-то пишет о властителях Ниневии или о египетских фараонах, то им вполне может двигать чисто историческая заинтересованность. Однако христианство – настолько живой организм и такая мощная общественная сила, а ответ на вопрос об обстоятельствах его возникновения может вызвать настолько серьезные последствия, что только тупоумный исследователь будет заниматься одним лишь историческим аспектом постановки вопроса о возникновении христианства».
Штраусс, в принципе, распознал, в какую игру здесь играют, и представлял себе масштабы фальсификации. Он приводит типичный пример нравов той эпохи, в которую так много и так легко подделывали: через несколько дней после казни короля Карла I в Англии появляется составленная якобы самим королем в заточении памятная записка, в которой он формулирует доводы в свою защиту и против обвинения. Публика проявляет к сему документу живейший интерес, и за короткий срок «меморандум короля» выдерживает 50 изданий. Казненный монарх в общественном сознании становится невинной жертвой, мучеником. Однако в том же 1649 году знаменитый Мильтон пишет, что речь идет о фальшивке. Сейчас-то известно, что письмо подделал епископ Экзетера. Но тогда в это никто не хотел верить. «Если в тот, в высшей степени просвещенный, век образованные люди в течение сорока лет верили подобной фальшивке, защищали ее подлинность, – пишет Штраусс (с. 27), – то нечего удивляться тому, что можно было безнаказанно написать и обнародовать от имени Христа, апостолов и прочих выдающихся личностей так много поддельных текстов».
«Во втором веке до новой эры некий александрийский иудей, Аристобул, якобы собрал стихотворения древнейших греческих поэтов (или сам сочинил эти стихи за них), причем эти поэты не просто высказывали идеи в духе монотеизма, но даже сочувственно выражались по конкретным вопросам еврейских религиозных положений. Удивляет наглость этою начетчика, с которой Арис-тобул, развивая свою теорию греко-иудейских связей, подобрал и подделал фрагменты из древнейших греческих поэтов таким ловким образом, что выходило, будто Орфей рассуждал об Аврааме, Моисее и десяти заповедях, а Гомер – о седьмом дне творения и святой субботе. При этом ему пригодилось не только тщеславие его единоверцев, безоговорочно принявших эту теорию, но и то, что ему поверили и на него ссылались даже прославленные и образованные отцы христианской церкви. Климент Александрийский и Евсевий Кесарийский полностью поверили в сконструированные Аристобулом последовательности доказательств».
Штраусс продолжает: «Вопиющий пример – переписка Христа с царем Эдессы Абгаром. С этой „редкостной" находкой из эдесского архива нас познакомил Евсевий, причем он же сделал перевод с сирийского оригинала».
Содержание писем Христа этому сирийскому царю, жившему пятьюстами годами позже, чем Иисус, настолько наглое, что может вызвать у любого слабонервного современного богослова приступ головной боли. В этих «письмах» Иисус ссылается на сочинения своего апостола Иоанна (IX, 39; XX, 29 и др.), написанные гораздо позже. Такого рода цитирование библейских отрывков с целью доказать раннее возникновения Евангелия нам знакомо уже с XVI века. Штраусс приходит к именно такому выводу.
Впоследствии Штраусе стал одним из самых образованных богословов своего времени, автором многочисленных теологических сочинений, вызывавших оживленную полемику. Его первый критический труд был написан в чисто теологической манере, с тщательным приведением доказательств для каждого отдельного утверждения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Делицш указывает осудительно и на в высшей степени презрительное отношение к женщине, сквозящее во всех ветхозаветных текстах. То же самое встречается и в Новом Завете (Иисус прикрикивает на свою мать: «Женщина, что мне делать с тобой?») и – в очень похожей форме – в Коране. Это – лишнее свидетельство того, что по времени создания эти книги недалеко отстоят друг от друга и что ими была зафиксирована ментальность некоего временного периода. Более того, здесь заложена не историческая картина, не моментальный срез реального прошлого, а изложена идеологическая программа, ставшая потом постепенно, шаг за шагом, фактом в социальной организации общества. Ни в античности, ни в европейском язычестве подобного отношения к женщине не было (согласно Хунке, 1958, оно было просто немыслимо тогда). Новизна этой программы настораживает и помогает определить, что поздние редакции следует датировать более поздним временем: после черной смерти .
Подлинная традиция не допускает передачи столь сумбурных и противоречивых текстов, как книги Ветхого Завета. Мы вынуждены предположить, что отдельные фрагменты составлялись деятелями совершенно чуждой культуры; и подобной стряпней они намеревались заполнить выдуманный временной промежуток длительностью от двух до трех тысяч лет. Но как удалось повесить все это на шею умным людям, до сих пор остается загадкой .
Новый Завет
Каммайер, как и Бальдауф, считает, что Библия – прежде всего, Новый Завет – написана в позднем средневековье. И чтобы разобраться в этом, не нужно быть специалистом: от отдельных моментов у любого читателя волосы становятся дыбом. Прочитав хотя бы первые три Евангелия и Деяния святых апостолов, трудно избавиться от впечатления, что авторы данных текстов не знали Палестины и не имели ни малейшего понятия об иудаизме с его сложными законами и обычаями. Более того, они владели греческим как иностранным; арамейского языка почти не знали и, скорее всего, говорили и писали на вульгарной латыни, которая и была их главным языком.
Каммайер (1982, с. 328) отмечает следующую особенность: чем «моложе» Евангелие, тем более оно проникнуто восточными мотивами, ориентализировано .
Если Иисус, как принято считать или внушать, говорил на арамейском, то образованные иудеи – на греческом: ведь Тору в синагогах читали в греческой версии Септуагинты. Таким образом, налицо языковая лакуна.
Одним из первых исследователей этой проблемы стал бывший студент-богослов, обучавшийся при евангелическом монастыре в Тюбингене, Давид Штраусс. «Сегодня мы интересуемся Библией только с исторической точки зрения. Интерес этот не имеет ничего общего с поисками истины», – пишет он в предисловии (1864). Но все мы – крайне политизированы и предвзяты. «Если кто-то пишет о властителях Ниневии или о египетских фараонах, то им вполне может двигать чисто историческая заинтересованность. Однако христианство – настолько живой организм и такая мощная общественная сила, а ответ на вопрос об обстоятельствах его возникновения может вызвать настолько серьезные последствия, что только тупоумный исследователь будет заниматься одним лишь историческим аспектом постановки вопроса о возникновении христианства».
Штраусс, в принципе, распознал, в какую игру здесь играют, и представлял себе масштабы фальсификации. Он приводит типичный пример нравов той эпохи, в которую так много и так легко подделывали: через несколько дней после казни короля Карла I в Англии появляется составленная якобы самим королем в заточении памятная записка, в которой он формулирует доводы в свою защиту и против обвинения. Публика проявляет к сему документу живейший интерес, и за короткий срок «меморандум короля» выдерживает 50 изданий. Казненный монарх в общественном сознании становится невинной жертвой, мучеником. Однако в том же 1649 году знаменитый Мильтон пишет, что речь идет о фальшивке. Сейчас-то известно, что письмо подделал епископ Экзетера. Но тогда в это никто не хотел верить. «Если в тот, в высшей степени просвещенный, век образованные люди в течение сорока лет верили подобной фальшивке, защищали ее подлинность, – пишет Штраусс (с. 27), – то нечего удивляться тому, что можно было безнаказанно написать и обнародовать от имени Христа, апостолов и прочих выдающихся личностей так много поддельных текстов».
«Во втором веке до новой эры некий александрийский иудей, Аристобул, якобы собрал стихотворения древнейших греческих поэтов (или сам сочинил эти стихи за них), причем эти поэты не просто высказывали идеи в духе монотеизма, но даже сочувственно выражались по конкретным вопросам еврейских религиозных положений. Удивляет наглость этою начетчика, с которой Арис-тобул, развивая свою теорию греко-иудейских связей, подобрал и подделал фрагменты из древнейших греческих поэтов таким ловким образом, что выходило, будто Орфей рассуждал об Аврааме, Моисее и десяти заповедях, а Гомер – о седьмом дне творения и святой субботе. При этом ему пригодилось не только тщеславие его единоверцев, безоговорочно принявших эту теорию, но и то, что ему поверили и на него ссылались даже прославленные и образованные отцы христианской церкви. Климент Александрийский и Евсевий Кесарийский полностью поверили в сконструированные Аристобулом последовательности доказательств».
Штраусс продолжает: «Вопиющий пример – переписка Христа с царем Эдессы Абгаром. С этой „редкостной" находкой из эдесского архива нас познакомил Евсевий, причем он же сделал перевод с сирийского оригинала».
Содержание писем Христа этому сирийскому царю, жившему пятьюстами годами позже, чем Иисус, настолько наглое, что может вызвать у любого слабонервного современного богослова приступ головной боли. В этих «письмах» Иисус ссылается на сочинения своего апостола Иоанна (IX, 39; XX, 29 и др.), написанные гораздо позже. Такого рода цитирование библейских отрывков с целью доказать раннее возникновения Евангелия нам знакомо уже с XVI века. Штраусс приходит к именно такому выводу.
Впоследствии Штраусе стал одним из самых образованных богословов своего времени, автором многочисленных теологических сочинений, вызывавших оживленную полемику. Его первый критический труд был написан в чисто теологической манере, с тщательным приведением доказательств для каждого отдельного утверждения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78