У меня есть там дело к герцогу Савойскому. Ей-Богу, в ожидании ваших новостей я буду сидеть как на иголках. Потом мы вместе поедем обратно в Лион. И вы вернетесь в армию, к господину де Баярду, в несколько лучшем виде, чем тот, в каком вы его покинули, — если ваше дело при дворе закончится так, как я рассчитываю.
Однако, к удивлению маркиза, Блез не ответил и не поспешил удалиться. Он сидел, катая в пальцах шарик из хлебного мякиша, с таким видом, словно хотел что-то сказать, но не знал, как начать.
— Ну, — подтолкнул его де Сюрси, — вы как будто не удовлетворены?
Блез покраснел.
— А не позволит ли мне ваша милость остаться на службе у вас некоторое время?
— Как?! И не возвращаться в армию?
— На время… — Блез запнулся. — Я вспоминаю, вы когда-то предлагали… я хочу сказать, был как будто разговор… чтобы готовить меня к государственной службе… к делам, которыми занимается ваша милость… Это ещё возможно?
— Боже милосердный! — воскликнул маркиз.
Он вдруг обнаружил, как трудно ему удержаться от улыбки при воспоминании о своих прежних планах в отношении Блеза. Он взглянул на мускулистые, загорелые руки крестника, непривычные к перу; на открытое мальчишеское лицо; на непокорные волосы, буйные и какие-то… разухабистые. Яркий образец бесхитростного простодушного вояки, неутомимого наездника и весельчака. Представить его в роли ловкого исполнителя секретных миссий, чувствующего себя как рыба в воде за кулисами политики… смех да и только!
— Боже милосердный! — повторил де Сюрси. — Что сей сон означает?
Блез не отрывал взгляда от стола.
— Не знаю, смогу ли выразить это в словах… — и вдруг поднял глаза. — Монсеньор, вы ведь были когда-то молоды?
Собеседник расхохотался:
— Черт побери! А как же!
— Но теперь… Монсеньор, я почувствовал вчера вечером, что другие… я имею в виду людей постарше, вроде моего отца… так и не смогли заметно измениться за всю жизнь. Они рассуждали, как ничему не научившиеся юнцы.
— Ну-ка, ну-ка… — явно заинтересовался маркиз.
— Я вообразил себя в их возрасте: точно такой же, как сейчас, только с седыми волосами да скрипучими суставами. И мне стало страшно. Я взглянул на вас, превосходящего их всех мудростью и знанием жизни… Монсеньор, мне захотелось стать похожим на вас. А если я вернусь в армию… — он пожал плечами и недоуменно развел руками.
Де Сюрси, которого эта речь глубоко взволновала, потерял охоту улыбаться. Такие слова в устах Блеза — тут уже недалеко до чуда… вроде того посоха из легенды, который вдруг взял да и выбросил зеленые листья. Парень и в самом деле начал мыслить, и маркизу отнюдь не хотелось его обескураживать. Однако де Сюрси был далеко не уверен, что эти зеленыe листики мысли оправдывают желание Блеза отказаться от военной карьеры, для которой он словно специально создан, и начать учиться тяжкому труду государственного деятеля.
Он тактично заметил:
— Вы ведь не имеете в виду, что прославленные капитаны и маршалы не обладают мудростью и знанием дела или что они не отказались от ребяческих мыслей и привычек?
— О нет, монсеньор! — Блез покраснел до корней волос. — Это было бы предательством, думать так о великих людях — например, о господах де ла Тремуйле, де ла Палисе, де Баярде… Я говорил только о себе. Монсеньор, когда стадо бежит, мне очень трудно не бежать вместе со всеми. Если я снова вернусь в свою роту, то буду только тем, кем был прежде, — одним из многих. А прошлой ночью благодаря вам я поставил ногу в стремя. И думаю, что с вашей помощью смогу когда-нибудь подняться в седло…
— Какое? — вставил де Сюрси.
Блез нахмурился. Ответил он не сразу:
— Может быть, я не смогу выразить то, что намерен сказать… Все, чего мне хочется, — это двигаться вперед, а не только по кругу. Если человек пользуется лишь мышцами, то получается именно так. Теперь я это вижу. Он заканчивает там, где начал. А если пускает в ход мозги… Но для меня проще торчать на одном и том же месте. Чтобы двинуться вперед, мне нужна ваша помощь.
Если Блез ожидал от маркиза немедленной вспышки восторга, то этого не случилось. Де Воль лучше кого бы то ни было знал сложности своего ремесла. Он помнил и то, что костры юности часто сложены из соломы, которая горит жарко, да прогорает быстро. Только время покажет, имеют ли под собой крепкую основу неожиданные устремления Блеза.
— Можете рассчитывать на меня, — ответил он наконец, — насколько это в моих возможностях. Шаг за шагом — вот хорошее правило. Посмотрим сперва, как обернется ваша поездка ко двору. От этого могут зависеть следующие шаги. А теперь приятных вам сновидений — но только пришлите мне мэтра Лоранса.
Блез постоял немного у окна маленькой комнаты, которую делил со сладко спящим Пьером, глядя на ночной городок, залитый лунным светом. Неподалеку была видна Луара, затуманенная и гладкая, как серебро. Река текла в ту сторону, куда лежал его завтрашний путь.
Наискосок от Блеза, в закругляющейся части гостиницы, светилось окно комнаты де Сюрси, по которому двигалась взад-вперед смутная тень — маркиз диктовал секретарю.
Блез улыбнулся: «Он не слишком многого ждет от меня… И не удивительно!» Внезапно он сжал кулаки. Его сжигало нетерпение, ему хотелось поскорее показать де Сюрси, чего стоит. Он готов был найти достойное применение своим способностям. Блез чувствовал уверенность в будущем.
Часть вторая
Глава 11
Случались дни, когда венецианский посол при французском дворе Зуан Бадоэр, официально называемый «оратором», серьезный, умный и необыкновенно опытный дипломат, чувствовал себя до отчаяния усталым; такое ощущение испытывал он и в этот августовский день в Фонтенбло. Это была усталость ума, а не тела, и тем труднее было от неё избавиться.
Угрюмо прохаживаясь вместе со своим секретарем Никколо Марином по лесной тропинке в окрестностях средневекового замка, который в то время ещё не был заменен выстроенным позднее дворцом, Бадоэр часто вздыхал и по временам взволнованно всплескивал руками. Наконец, взорвавшись, он погрозил кулаком отдаленному шуму и улюлюканью, доносившимся из той части леса, где король с несколькими сотнями всадников травил оленя.
Атташе Марин, величавый старик, несколько, правда, моложе своего патрона, посочувствовал:
— Сожалею, что ваше превосходительство пребывает в столь подавленном настроении…
— «Подавленном»? — оборвал его Бадоэр. — Нет, мессер, я не подавлен, я разбит! Разгромлен! Сколько недель мы уже болтаемся здесь без толку со времени нашей последней беседы с этим пустоголовым королем? Не меньше двух. Две недели назад я со всей поспешностью предупредил Венецианскую Синьорию, что его величество отправился в паломничество в Сен-Дени и поклонился мощам в Сен-Шапеле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
Однако, к удивлению маркиза, Блез не ответил и не поспешил удалиться. Он сидел, катая в пальцах шарик из хлебного мякиша, с таким видом, словно хотел что-то сказать, но не знал, как начать.
— Ну, — подтолкнул его де Сюрси, — вы как будто не удовлетворены?
Блез покраснел.
— А не позволит ли мне ваша милость остаться на службе у вас некоторое время?
— Как?! И не возвращаться в армию?
— На время… — Блез запнулся. — Я вспоминаю, вы когда-то предлагали… я хочу сказать, был как будто разговор… чтобы готовить меня к государственной службе… к делам, которыми занимается ваша милость… Это ещё возможно?
— Боже милосердный! — воскликнул маркиз.
Он вдруг обнаружил, как трудно ему удержаться от улыбки при воспоминании о своих прежних планах в отношении Блеза. Он взглянул на мускулистые, загорелые руки крестника, непривычные к перу; на открытое мальчишеское лицо; на непокорные волосы, буйные и какие-то… разухабистые. Яркий образец бесхитростного простодушного вояки, неутомимого наездника и весельчака. Представить его в роли ловкого исполнителя секретных миссий, чувствующего себя как рыба в воде за кулисами политики… смех да и только!
— Боже милосердный! — повторил де Сюрси. — Что сей сон означает?
Блез не отрывал взгляда от стола.
— Не знаю, смогу ли выразить это в словах… — и вдруг поднял глаза. — Монсеньор, вы ведь были когда-то молоды?
Собеседник расхохотался:
— Черт побери! А как же!
— Но теперь… Монсеньор, я почувствовал вчера вечером, что другие… я имею в виду людей постарше, вроде моего отца… так и не смогли заметно измениться за всю жизнь. Они рассуждали, как ничему не научившиеся юнцы.
— Ну-ка, ну-ка… — явно заинтересовался маркиз.
— Я вообразил себя в их возрасте: точно такой же, как сейчас, только с седыми волосами да скрипучими суставами. И мне стало страшно. Я взглянул на вас, превосходящего их всех мудростью и знанием жизни… Монсеньор, мне захотелось стать похожим на вас. А если я вернусь в армию… — он пожал плечами и недоуменно развел руками.
Де Сюрси, которого эта речь глубоко взволновала, потерял охоту улыбаться. Такие слова в устах Блеза — тут уже недалеко до чуда… вроде того посоха из легенды, который вдруг взял да и выбросил зеленые листья. Парень и в самом деле начал мыслить, и маркизу отнюдь не хотелось его обескураживать. Однако де Сюрси был далеко не уверен, что эти зеленыe листики мысли оправдывают желание Блеза отказаться от военной карьеры, для которой он словно специально создан, и начать учиться тяжкому труду государственного деятеля.
Он тактично заметил:
— Вы ведь не имеете в виду, что прославленные капитаны и маршалы не обладают мудростью и знанием дела или что они не отказались от ребяческих мыслей и привычек?
— О нет, монсеньор! — Блез покраснел до корней волос. — Это было бы предательством, думать так о великих людях — например, о господах де ла Тремуйле, де ла Палисе, де Баярде… Я говорил только о себе. Монсеньор, когда стадо бежит, мне очень трудно не бежать вместе со всеми. Если я снова вернусь в свою роту, то буду только тем, кем был прежде, — одним из многих. А прошлой ночью благодаря вам я поставил ногу в стремя. И думаю, что с вашей помощью смогу когда-нибудь подняться в седло…
— Какое? — вставил де Сюрси.
Блез нахмурился. Ответил он не сразу:
— Может быть, я не смогу выразить то, что намерен сказать… Все, чего мне хочется, — это двигаться вперед, а не только по кругу. Если человек пользуется лишь мышцами, то получается именно так. Теперь я это вижу. Он заканчивает там, где начал. А если пускает в ход мозги… Но для меня проще торчать на одном и том же месте. Чтобы двинуться вперед, мне нужна ваша помощь.
Если Блез ожидал от маркиза немедленной вспышки восторга, то этого не случилось. Де Воль лучше кого бы то ни было знал сложности своего ремесла. Он помнил и то, что костры юности часто сложены из соломы, которая горит жарко, да прогорает быстро. Только время покажет, имеют ли под собой крепкую основу неожиданные устремления Блеза.
— Можете рассчитывать на меня, — ответил он наконец, — насколько это в моих возможностях. Шаг за шагом — вот хорошее правило. Посмотрим сперва, как обернется ваша поездка ко двору. От этого могут зависеть следующие шаги. А теперь приятных вам сновидений — но только пришлите мне мэтра Лоранса.
Блез постоял немного у окна маленькой комнаты, которую делил со сладко спящим Пьером, глядя на ночной городок, залитый лунным светом. Неподалеку была видна Луара, затуманенная и гладкая, как серебро. Река текла в ту сторону, куда лежал его завтрашний путь.
Наискосок от Блеза, в закругляющейся части гостиницы, светилось окно комнаты де Сюрси, по которому двигалась взад-вперед смутная тень — маркиз диктовал секретарю.
Блез улыбнулся: «Он не слишком многого ждет от меня… И не удивительно!» Внезапно он сжал кулаки. Его сжигало нетерпение, ему хотелось поскорее показать де Сюрси, чего стоит. Он готов был найти достойное применение своим способностям. Блез чувствовал уверенность в будущем.
Часть вторая
Глава 11
Случались дни, когда венецианский посол при французском дворе Зуан Бадоэр, официально называемый «оратором», серьезный, умный и необыкновенно опытный дипломат, чувствовал себя до отчаяния усталым; такое ощущение испытывал он и в этот августовский день в Фонтенбло. Это была усталость ума, а не тела, и тем труднее было от неё избавиться.
Угрюмо прохаживаясь вместе со своим секретарем Никколо Марином по лесной тропинке в окрестностях средневекового замка, который в то время ещё не был заменен выстроенным позднее дворцом, Бадоэр часто вздыхал и по временам взволнованно всплескивал руками. Наконец, взорвавшись, он погрозил кулаком отдаленному шуму и улюлюканью, доносившимся из той части леса, где король с несколькими сотнями всадников травил оленя.
Атташе Марин, величавый старик, несколько, правда, моложе своего патрона, посочувствовал:
— Сожалею, что ваше превосходительство пребывает в столь подавленном настроении…
— «Подавленном»? — оборвал его Бадоэр. — Нет, мессер, я не подавлен, я разбит! Разгромлен! Сколько недель мы уже болтаемся здесь без толку со времени нашей последней беседы с этим пустоголовым королем? Не меньше двух. Две недели назад я со всей поспешностью предупредил Венецианскую Синьорию, что его величество отправился в паломничество в Сен-Дени и поклонился мощам в Сен-Шапеле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136