Я даже понес некоторые затраты на их нужды из собственного моего кошелька, в сумме девяти ливров и восьми денье. Можете мне поверить, они ни в чем не терпят нужды.
— Молодец! — сказал Пьер. — Большое спасибо! Затраты будут возмещены вдвойне… Что же это за жилище?
— Честно говоря, — признал Франсуа, — это всего лишь хижина в лесу, ну, какая-никакая, а все-таки крыша над головой. В этих краях все так боятся короля и господина де Норвиля, что семьям, замешанным в измене, нечего рассчитывать на помощь даже родственников. А кроме того, этим дамам куда лучше пока скрываться.
— Но, как я понимаю, они одни… А в этих местах полно бродячих шаек.
— У них есть Клерон, — возразил собеседник. И гордо прибавил: — И ещё они под моей защитой. Я поставил кругом свои знаки: черных кур и волчью голову. Тут мало найдется смельчаков, что не побоятся моего заклятия.
— Я должен немедленно идти к ним. Но сначала расскажи мне, что случилось, когда замок был захвачен.
Франсуа поведал, как прибыли люди короля, как арестовали Антуана де Лальера и увезли сперва в Тарар, а потом, по слухам, в Лош, как вынесли из дома все до последнего лоскутка, до последней курицы. Как у дам отобрали даже пустяковые безделушки и вытолкали вон, позволив унести только одежду в узелках.
— Ты что-то говорил насчет де Норвиля? — спросил Пьер.
Ведун ответил, что обвинения де Норвиля ударили по многим людям в округе. Каждый, даже последний бедняк, живет теперь в страхе перед арестом.
— Однако же, сударь, — продолжал Франсуа, — я удивляюсь, что господин Блез и добрый маркиз де Воль, который так близок к королю, ничего не сделали, чтобы заступиться за мадам и мадемуазель. И я знаю, что эти дамы так же удивлены. Возможно, раз господин Блез был в Савойе, эти вести до него не дошли. Но теперь он возьмется за дело…
— Увы! — горестно воскликнул Пьер.
Скрывать, что произошло, не имело смысла, и он коротко рассказал главное.
— Так что, как видишь, друг мой, скорее мадам сейчас поможет господину Блезу, чем он ей. Однако я сомневаюсь, будет ли толк из всего, что она может сделать. И тогда останется последнее средство…
Бесцветные волчьи глаза сьера Франсуа мигнули. Он потер большой и указательный палец друг о друга.
Пьер кивнул:
— Ну да… если я смогу свести знакомство с кем-нибудь в тюремном замке. Но это не так просто.
Франсуа-Ведун снова подмигнул и проговорил на удивление уверенно:
— А это предоставьте мне.
— Тебе?!
— Если ваша милость возьмет меня с собой в Лион, то, может, я окажусь полезен…
— Чем? Я не понимаю.
— Это дела секретные, монсеньор, но вам я скажу. Гильдия колдунов — крепко спаянное братство. Мы все стоим друг за друга и находим, что это выгодно. Я знаю в Лионе мэтра Фому-Бродягу, самого главного члена нашего братства… Тюрьмы поставляют нам определенные ингредиенты, которые нужны для колдовства, а это значит, что если каждый надзиратель в замке не является верным собутыльником мэтра Фомы, то я готов съесть свой посох.
Это был нежданный луч света во тьме. Пьер вздохнул с облегчением.
— Черт побери, дружище, если ты поможешь это провернуть, я наполню твой кошелек до отказа.
Мэтр Франсуа скромно отмахнулся:
— Об этом поговорим, когда снимем с медведя шкуру, монсеньор.
— Согласен! — сказал Пьер. — А теперь проводи меня к дамам. Я надеюсь, что они смогут выехать ещё сегодня. Ты сумеешь договориться насчет почтовых лошадей?
— Наверняка, — поклонился Франсуа. — Но если вашей милости будет угодно послушать моего совета, не сваливайтесь на дам, как снег на голову. Им может быть неприятно, если их застанут врасплох… Это их смутит.
Пьер понял.
— Так что ты предлагаешь?
— Почему бы вам не встретиться с мадемуазель Рене на Монашьем Дворе, как ваша милость сделали в последний раз? Домишко отсюда близко, и я сразу подам ей весть. Разве это не устроит вашу милость?
Знание человеческой природы было гораздо более сильным оружием ведуна, чем его заклинания. Пьеру не приходило в голову, что на этот раз он сможет встретиться с Рене наедине. Но теперь, спасибо мудрецу, такая встреча казалась вполне естественной.
Он просиял:
— В самый раз. Ты настоящий друг, сьер Франсуа. Я встречусь с нею на Монашьем Дворе. А потом мы вместе нанесем визит мадам.
Никто не знал, когда был построен разрушенный ныне монастырь, называемый Монашьим Двором, никому не было известно, когда он опустел. Время его расцвета относилось к далекому прошлому, с тех пор прошли сотни лет. Может быть, его разорила война или случился какой-то мор; а возможно, монахи просто ушли в другую обитель…
С тех пор над ним сомкнулся лес. Древние дубы и буки росли там, где когда-то были кельи и трапезные. Рухнувшие колонны и арки лежали, покрытые мхом, или были погребены глубоко под несчетными одеялами минувших осеней. Однако оставались куски стен, тут — потускневшая роспись или резьба, там — полуобвалившийся свод или проем двери, ведущий в никуда. Высокий алтарь — теперь лишь замшелый бугорок — ещё поднимался над круглым фундаментом бывшей часовни.
И, подобно лесу, над Монашьим Двором навис покров легенды. Говорили, что это место, часто посещаемое призраками и полное ужасов, отданное для полночных колдовских шабашей. Благоразумные люди обходили его стороной. И поэтому, будучи гостями сьера Франсуа, который отвел ради них все злые силы, Пьер и Рене вряд ли нашли бы во всей округе более укромное место для встречи.
В ожидании Рене Пьер наблюдал перемены, которые принесли с собой последние недели, но здесь эти изменения были естественны и поэтому успокаивали, а не тревожили его. В его памяти живо вставал Монаший Двор в зелени середины лета. Теперь все было озарено золотым светом осени, в мягком сиянии которого то и дело проплывали падающие листья. В кармазинно-янтарном наряде это место казалось ещё более чарующим.
На минуту забылись недавние несчастья и надвигающаяся трагедия. Ожидание новой встречи с Рене вытеснило все остальное. Сидя на покрытом мхом основании исчезнувшей колонны, он неотрывно смотрел на тропинку, уходящую за ограду, и прислушивался, чтобы не пропустить звука шагов. У неё была такая легкая походка, что он не услышал бы её издалека. Шум листвы, движения его коня, привязанного неподалеку под дубом, не раз обманывали его. Он ждал недолго, но ему казалось, что прошли уже часы.
Она появилась под разрушенной аркой у входа в часовню внезапно, и он, вскочив с места, в один миг пересек разделявшее их пространство, опустился на одно колено и прижал её руку к своим губам.
В простеньком платьице, с одним полотняным платком на голове, она была ещё красивее, чем помнилась ему. Но он сразу же почувствовал перемену в ней и понял также, что и сам изменился. В зловещей тени происшедших событий оба повзрослели и в то же время стали ещё ближе друг другу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
— Молодец! — сказал Пьер. — Большое спасибо! Затраты будут возмещены вдвойне… Что же это за жилище?
— Честно говоря, — признал Франсуа, — это всего лишь хижина в лесу, ну, какая-никакая, а все-таки крыша над головой. В этих краях все так боятся короля и господина де Норвиля, что семьям, замешанным в измене, нечего рассчитывать на помощь даже родственников. А кроме того, этим дамам куда лучше пока скрываться.
— Но, как я понимаю, они одни… А в этих местах полно бродячих шаек.
— У них есть Клерон, — возразил собеседник. И гордо прибавил: — И ещё они под моей защитой. Я поставил кругом свои знаки: черных кур и волчью голову. Тут мало найдется смельчаков, что не побоятся моего заклятия.
— Я должен немедленно идти к ним. Но сначала расскажи мне, что случилось, когда замок был захвачен.
Франсуа поведал, как прибыли люди короля, как арестовали Антуана де Лальера и увезли сперва в Тарар, а потом, по слухам, в Лош, как вынесли из дома все до последнего лоскутка, до последней курицы. Как у дам отобрали даже пустяковые безделушки и вытолкали вон, позволив унести только одежду в узелках.
— Ты что-то говорил насчет де Норвиля? — спросил Пьер.
Ведун ответил, что обвинения де Норвиля ударили по многим людям в округе. Каждый, даже последний бедняк, живет теперь в страхе перед арестом.
— Однако же, сударь, — продолжал Франсуа, — я удивляюсь, что господин Блез и добрый маркиз де Воль, который так близок к королю, ничего не сделали, чтобы заступиться за мадам и мадемуазель. И я знаю, что эти дамы так же удивлены. Возможно, раз господин Блез был в Савойе, эти вести до него не дошли. Но теперь он возьмется за дело…
— Увы! — горестно воскликнул Пьер.
Скрывать, что произошло, не имело смысла, и он коротко рассказал главное.
— Так что, как видишь, друг мой, скорее мадам сейчас поможет господину Блезу, чем он ей. Однако я сомневаюсь, будет ли толк из всего, что она может сделать. И тогда останется последнее средство…
Бесцветные волчьи глаза сьера Франсуа мигнули. Он потер большой и указательный палец друг о друга.
Пьер кивнул:
— Ну да… если я смогу свести знакомство с кем-нибудь в тюремном замке. Но это не так просто.
Франсуа-Ведун снова подмигнул и проговорил на удивление уверенно:
— А это предоставьте мне.
— Тебе?!
— Если ваша милость возьмет меня с собой в Лион, то, может, я окажусь полезен…
— Чем? Я не понимаю.
— Это дела секретные, монсеньор, но вам я скажу. Гильдия колдунов — крепко спаянное братство. Мы все стоим друг за друга и находим, что это выгодно. Я знаю в Лионе мэтра Фому-Бродягу, самого главного члена нашего братства… Тюрьмы поставляют нам определенные ингредиенты, которые нужны для колдовства, а это значит, что если каждый надзиратель в замке не является верным собутыльником мэтра Фомы, то я готов съесть свой посох.
Это был нежданный луч света во тьме. Пьер вздохнул с облегчением.
— Черт побери, дружище, если ты поможешь это провернуть, я наполню твой кошелек до отказа.
Мэтр Франсуа скромно отмахнулся:
— Об этом поговорим, когда снимем с медведя шкуру, монсеньор.
— Согласен! — сказал Пьер. — А теперь проводи меня к дамам. Я надеюсь, что они смогут выехать ещё сегодня. Ты сумеешь договориться насчет почтовых лошадей?
— Наверняка, — поклонился Франсуа. — Но если вашей милости будет угодно послушать моего совета, не сваливайтесь на дам, как снег на голову. Им может быть неприятно, если их застанут врасплох… Это их смутит.
Пьер понял.
— Так что ты предлагаешь?
— Почему бы вам не встретиться с мадемуазель Рене на Монашьем Дворе, как ваша милость сделали в последний раз? Домишко отсюда близко, и я сразу подам ей весть. Разве это не устроит вашу милость?
Знание человеческой природы было гораздо более сильным оружием ведуна, чем его заклинания. Пьеру не приходило в голову, что на этот раз он сможет встретиться с Рене наедине. Но теперь, спасибо мудрецу, такая встреча казалась вполне естественной.
Он просиял:
— В самый раз. Ты настоящий друг, сьер Франсуа. Я встречусь с нею на Монашьем Дворе. А потом мы вместе нанесем визит мадам.
Никто не знал, когда был построен разрушенный ныне монастырь, называемый Монашьим Двором, никому не было известно, когда он опустел. Время его расцвета относилось к далекому прошлому, с тех пор прошли сотни лет. Может быть, его разорила война или случился какой-то мор; а возможно, монахи просто ушли в другую обитель…
С тех пор над ним сомкнулся лес. Древние дубы и буки росли там, где когда-то были кельи и трапезные. Рухнувшие колонны и арки лежали, покрытые мхом, или были погребены глубоко под несчетными одеялами минувших осеней. Однако оставались куски стен, тут — потускневшая роспись или резьба, там — полуобвалившийся свод или проем двери, ведущий в никуда. Высокий алтарь — теперь лишь замшелый бугорок — ещё поднимался над круглым фундаментом бывшей часовни.
И, подобно лесу, над Монашьим Двором навис покров легенды. Говорили, что это место, часто посещаемое призраками и полное ужасов, отданное для полночных колдовских шабашей. Благоразумные люди обходили его стороной. И поэтому, будучи гостями сьера Франсуа, который отвел ради них все злые силы, Пьер и Рене вряд ли нашли бы во всей округе более укромное место для встречи.
В ожидании Рене Пьер наблюдал перемены, которые принесли с собой последние недели, но здесь эти изменения были естественны и поэтому успокаивали, а не тревожили его. В его памяти живо вставал Монаший Двор в зелени середины лета. Теперь все было озарено золотым светом осени, в мягком сиянии которого то и дело проплывали падающие листья. В кармазинно-янтарном наряде это место казалось ещё более чарующим.
На минуту забылись недавние несчастья и надвигающаяся трагедия. Ожидание новой встречи с Рене вытеснило все остальное. Сидя на покрытом мхом основании исчезнувшей колонны, он неотрывно смотрел на тропинку, уходящую за ограду, и прислушивался, чтобы не пропустить звука шагов. У неё была такая легкая походка, что он не услышал бы её издалека. Шум листвы, движения его коня, привязанного неподалеку под дубом, не раз обманывали его. Он ждал недолго, но ему казалось, что прошли уже часы.
Она появилась под разрушенной аркой у входа в часовню внезапно, и он, вскочив с места, в один миг пересек разделявшее их пространство, опустился на одно колено и прижал её руку к своим губам.
В простеньком платьице, с одним полотняным платком на голове, она была ещё красивее, чем помнилась ему. Но он сразу же почувствовал перемену в ней и понял также, что и сам изменился. В зловещей тени происшедших событий оба повзрослели и в то же время стали ещё ближе друг другу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136