Черт возьми! Это я тоже вставлю в письмо — чтобы намекнуть кое о чем его величеству. Определенно, это делает ваше вчерашнее решение ещё более значительным. Пошли, значит, в ход и подкуп, и предательство! А эта английская девица де Норвиля… пари держу, она — плата за его переход на сторону Англии. Вы запомнили её имя?
— Он отказался назвать его.
— Вот как? Вероятно, это означает, что оно хорошо известно. Я отвалил бы кругленькую сумму…
— У неё рыжеватые волосы, монсеньор, и инициалы A.Р. Я успел взглянуть на оборотную сторону миниатюры, прежде чем вошел де Норвиль. Он сказал мне, что она провела некоторое время при нашем дворе.
— A.Р., — повторил де Сюрси, — рыжеватые волосы…
Он задумался. Вдруг его брови удивленно поднялись:
— Клянусь мессой! Это интересно. Весьма возможно. И если так, то…
Он с жадным любопытством наклонился вперед.
— Можете описать её лицо?
— Оно не из тех, что легко забываются. Не просто хорошенькое, а интересное…
— Да, — выдохнул маркиз.
— Большой рот…
— Да.
— И, клянусь Богом, — Блез улыбнулся, вспоминая, — самые странные глаза, какие я когда-либо видел у женщины. Я имею в виду их форму и выражение…
Де Сюрси хлопнул ладонью по столу.
— Милостивый Боже! Это она и никто другой. Блез, друг мой, не будь даже никакой иной причины послать вас обратно ко двору, одной этой оказалось бы достаточно. Я полагаю, де Норвиль наводил вас на мысль, что та дама сейчас в Англии. Нет, клянусь святым Иоанном! Если только я не ошибся столь явно, то она и сейчас при дворе, и я знаю, кто она. Однако нужно убедиться. Вы видели миниатюру, и вы — единственный, кто может сказать, действительно ли девушка на портрете и Анна Руссель — одно и то же лицо…
— Анна Руссель? — раздумывал Блез. — Уж не та ли, о которой в Париже ходят слухи, будто…
Маркиз перебил с веселым нетерпением:
— Ну конечно! Новая фаворитка короля, девчонка, от которой у мадам де Шатобриан бесконечные печеночные колики. Анна Руссель. Одна из фрейлин королевы, проскользнула ко двору три года назад, во времена «Золотой парчи», когда мы так любили все английское. Для завершения своего образования, не угодно ли?.. И она все ещё здесь, под крылышком мадам д'Алансон, которая в ней души не чает, а главное потому, что ею увлекся король. О, святая Пасха! Итак, это она помолвлена с Жаном де Норвилем!
И де Сюрси погрузился в молчание, взвешивая все возможные последствия этого открытия.
В голове у Блеза вопросы жужжали, словно пчелы. Наконец один из них вырвался на волю:
— Ваша милость полагает, что эта дама — шпионка?
Его собеседник поднял взгляд от стола.
— Шпионка? — повторил он. — Ну зачем такое грубое слово? У него неприятный душок, который ничуть не подходит для миледи Руссель…
Он рассеянно взял виноградину со стоящего перед ним блюда, сжевал её и только потом продолжил:
— Вы её, конечно, не знаете, а я знаю немного… — Он улыбнулся. — Хотя, скорее всего, я льщу самому себе. Кто может сказать, что знает женщину? Впрочем, я к ней приглядывался. Она — единокровная сестра своего опекуна, сэра Джона Русселя, одного из фаворитов короля Генриха Восьмого. То, что она появилась у нас при дворе, несмотря на войну, да ещё пользуется популярностью — случай сам по себе достаточно необычный, чтобы привлечь внимание. Однако называть её шпионкой, даже если она действует в пользу Англии?.. Нет, к ней это слово не подходит.
Маркиз постукивал пальцем по кубку с вином. Блез почтительно ждал, пока он снова заговорит.
— У слов, друг мой, бывают весьма сложные и тонкие оттенки. Есть слова белые, есть черные, но чаще попадают в точку слова, так сказать, промежуточных тонов. «Шпион» — слово черное. Оно предполагает злодейство, подлость. Но взгляните на мадемуазель де Руссель. Начнем с того, что ей не более девятнадцати лет, что у неё приятная внешность и острый ум. Ее ли вина, если братец и кардинал Уолси определили ей место при нашем дворе и послали сюда? Могла ли она отказаться и не поехать? Вероятно, она любит Англию; вероятно, она хотела бы послужить своему государю. Возможно ли, чтобы молодая девушка такого положения не замечала при случае, что творится у нас, и не пыталась любыми путями добиться преимущества для Англии? Нет, не её, а нас следует винить — за то, что мы держим её при дворе. Я уже давно так считаю. А открывшаяся связь между нею и де Норвилем подтверждает мое мнение. Англия — это достаточно неприятно, но Бурбон ещё опаснее.
— Если она похожа на своего будущего супруга, — сказал презрительно Блез, — то не нахожу, что употребленное мною слово слишком черное.
Де Сюрси покачал головой:
— Нет. Это я вам точно могу сказать. Она, возможно, и интриганка, но вовсе не его склада. Разница не меньше, чем между соколом и змеей.
— Она выходит за него замуж.
— Ну и что из того? Это просто показывает, какую цену Англия согласна уплатить де Норвилю за добрую службу герцогу… Бедная девушка! Сомневаюсь, видела ли она его когда-нибудь. Женщины не выходят замуж — их выдают. Но, при всем при том, короля предупредить необходимо.
Такой опытный царедворец, как де Сюрси, конечно, понимал, что сделать это вовсе не просто. Предостережение могло по-разному отразиться на нем самом — в зависимости от того, в каких отношениях будет король с Анной Руссель, когда получит известие. Старик-министр, вмешивающийся в любовное приключение, не может рассчитывать ни на благодарность, ни на доверие…
По зрелом размышлении маркиз решил, что лучше вообще не упоминать об Анне Руссель в основном письме, посвященном вчерашнему собранию и сегодняшнему бою. Это письмо он продиктует секретарю. Однако он добавит отдельный листок, написанный собственноручно, с бесстрастным сухим сообщением о помолвке де Норвиля с девушкой-англичанкой, которая, по таким-то и таким-то соображениям, может оказаться Анной Руссель, — опознание возлагается на Блеза. Этот листок предназначается только для королевских глаз; потом пусть его величество сам решает, как поступить.
— Итак, — закончил де Сюрси, отодвигаясь от стола, — если вы пришлете ко мне мэтра Лоранса, я начну работать над письмами. А вы отправляйтесь в постель, вам нужно выспаться перед дорогой. Только скажите Пьеру де ла Барру, что ему придется быть моим главным телохранителем и янычаром до самого Люцерна. Это подсластит ему пилюлю разлуки с вами. Вы поедете на почтовых для большей скорости. Ваши вещи и лошадей мы возьмем с собой. Я рекомендую вам выбрать другую дорогу на север — вдоль Арконса, в объезд Лальера.
Договорились, что Блез, выполнив поручение в Фонтенбло, поедет к маркизу в Швейцарии и привезет ему ответ короля.
— А может быть, к этому времени, — сказал де Сюрси, — я уже закончу дела в Люцерне, и мы встретимся в Женеве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
— Он отказался назвать его.
— Вот как? Вероятно, это означает, что оно хорошо известно. Я отвалил бы кругленькую сумму…
— У неё рыжеватые волосы, монсеньор, и инициалы A.Р. Я успел взглянуть на оборотную сторону миниатюры, прежде чем вошел де Норвиль. Он сказал мне, что она провела некоторое время при нашем дворе.
— A.Р., — повторил де Сюрси, — рыжеватые волосы…
Он задумался. Вдруг его брови удивленно поднялись:
— Клянусь мессой! Это интересно. Весьма возможно. И если так, то…
Он с жадным любопытством наклонился вперед.
— Можете описать её лицо?
— Оно не из тех, что легко забываются. Не просто хорошенькое, а интересное…
— Да, — выдохнул маркиз.
— Большой рот…
— Да.
— И, клянусь Богом, — Блез улыбнулся, вспоминая, — самые странные глаза, какие я когда-либо видел у женщины. Я имею в виду их форму и выражение…
Де Сюрси хлопнул ладонью по столу.
— Милостивый Боже! Это она и никто другой. Блез, друг мой, не будь даже никакой иной причины послать вас обратно ко двору, одной этой оказалось бы достаточно. Я полагаю, де Норвиль наводил вас на мысль, что та дама сейчас в Англии. Нет, клянусь святым Иоанном! Если только я не ошибся столь явно, то она и сейчас при дворе, и я знаю, кто она. Однако нужно убедиться. Вы видели миниатюру, и вы — единственный, кто может сказать, действительно ли девушка на портрете и Анна Руссель — одно и то же лицо…
— Анна Руссель? — раздумывал Блез. — Уж не та ли, о которой в Париже ходят слухи, будто…
Маркиз перебил с веселым нетерпением:
— Ну конечно! Новая фаворитка короля, девчонка, от которой у мадам де Шатобриан бесконечные печеночные колики. Анна Руссель. Одна из фрейлин королевы, проскользнула ко двору три года назад, во времена «Золотой парчи», когда мы так любили все английское. Для завершения своего образования, не угодно ли?.. И она все ещё здесь, под крылышком мадам д'Алансон, которая в ней души не чает, а главное потому, что ею увлекся король. О, святая Пасха! Итак, это она помолвлена с Жаном де Норвилем!
И де Сюрси погрузился в молчание, взвешивая все возможные последствия этого открытия.
В голове у Блеза вопросы жужжали, словно пчелы. Наконец один из них вырвался на волю:
— Ваша милость полагает, что эта дама — шпионка?
Его собеседник поднял взгляд от стола.
— Шпионка? — повторил он. — Ну зачем такое грубое слово? У него неприятный душок, который ничуть не подходит для миледи Руссель…
Он рассеянно взял виноградину со стоящего перед ним блюда, сжевал её и только потом продолжил:
— Вы её, конечно, не знаете, а я знаю немного… — Он улыбнулся. — Хотя, скорее всего, я льщу самому себе. Кто может сказать, что знает женщину? Впрочем, я к ней приглядывался. Она — единокровная сестра своего опекуна, сэра Джона Русселя, одного из фаворитов короля Генриха Восьмого. То, что она появилась у нас при дворе, несмотря на войну, да ещё пользуется популярностью — случай сам по себе достаточно необычный, чтобы привлечь внимание. Однако называть её шпионкой, даже если она действует в пользу Англии?.. Нет, к ней это слово не подходит.
Маркиз постукивал пальцем по кубку с вином. Блез почтительно ждал, пока он снова заговорит.
— У слов, друг мой, бывают весьма сложные и тонкие оттенки. Есть слова белые, есть черные, но чаще попадают в точку слова, так сказать, промежуточных тонов. «Шпион» — слово черное. Оно предполагает злодейство, подлость. Но взгляните на мадемуазель де Руссель. Начнем с того, что ей не более девятнадцати лет, что у неё приятная внешность и острый ум. Ее ли вина, если братец и кардинал Уолси определили ей место при нашем дворе и послали сюда? Могла ли она отказаться и не поехать? Вероятно, она любит Англию; вероятно, она хотела бы послужить своему государю. Возможно ли, чтобы молодая девушка такого положения не замечала при случае, что творится у нас, и не пыталась любыми путями добиться преимущества для Англии? Нет, не её, а нас следует винить — за то, что мы держим её при дворе. Я уже давно так считаю. А открывшаяся связь между нею и де Норвилем подтверждает мое мнение. Англия — это достаточно неприятно, но Бурбон ещё опаснее.
— Если она похожа на своего будущего супруга, — сказал презрительно Блез, — то не нахожу, что употребленное мною слово слишком черное.
Де Сюрси покачал головой:
— Нет. Это я вам точно могу сказать. Она, возможно, и интриганка, но вовсе не его склада. Разница не меньше, чем между соколом и змеей.
— Она выходит за него замуж.
— Ну и что из того? Это просто показывает, какую цену Англия согласна уплатить де Норвилю за добрую службу герцогу… Бедная девушка! Сомневаюсь, видела ли она его когда-нибудь. Женщины не выходят замуж — их выдают. Но, при всем при том, короля предупредить необходимо.
Такой опытный царедворец, как де Сюрси, конечно, понимал, что сделать это вовсе не просто. Предостережение могло по-разному отразиться на нем самом — в зависимости от того, в каких отношениях будет король с Анной Руссель, когда получит известие. Старик-министр, вмешивающийся в любовное приключение, не может рассчитывать ни на благодарность, ни на доверие…
По зрелом размышлении маркиз решил, что лучше вообще не упоминать об Анне Руссель в основном письме, посвященном вчерашнему собранию и сегодняшнему бою. Это письмо он продиктует секретарю. Однако он добавит отдельный листок, написанный собственноручно, с бесстрастным сухим сообщением о помолвке де Норвиля с девушкой-англичанкой, которая, по таким-то и таким-то соображениям, может оказаться Анной Руссель, — опознание возлагается на Блеза. Этот листок предназначается только для королевских глаз; потом пусть его величество сам решает, как поступить.
— Итак, — закончил де Сюрси, отодвигаясь от стола, — если вы пришлете ко мне мэтра Лоранса, я начну работать над письмами. А вы отправляйтесь в постель, вам нужно выспаться перед дорогой. Только скажите Пьеру де ла Барру, что ему придется быть моим главным телохранителем и янычаром до самого Люцерна. Это подсластит ему пилюлю разлуки с вами. Вы поедете на почтовых для большей скорости. Ваши вещи и лошадей мы возьмем с собой. Я рекомендую вам выбрать другую дорогу на север — вдоль Арконса, в объезд Лальера.
Договорились, что Блез, выполнив поручение в Фонтенбло, поедет к маркизу в Швейцарии и привезет ему ответ короля.
— А может быть, к этому времени, — сказал де Сюрси, — я уже закончу дела в Люцерне, и мы встретимся в Женеве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136