— У тебя необычные люди. Где ты достал Этьена?
— Я вызволил его из рабства в Алжире.
Элизабет посмотрела на свои черные лакированные туфли и на тонкую паутинку шелковых чулок. Ее… и его.
— Я не хотела никому мешать — ни тебе, ни твоей прислуге.
Горячие, сильные руки схватили ее за талию и потянули назад, несмотря на ее сопротивление.
— Элизабет, ты мне не мешаешь. И я не возражаю против того, чтобы ты навестила своих сыновей. Если бы я этого не хотел, то отнес бы тебя сейчас наверх и проверил бы, насколько сильно у тебя кое-что болит.
Элизабет откинулась на грудь Рамиэля и почувствовала сильный жар его тела.
— Я бы предпочла шампанское.
Ее шею обожгло жаркое дыхание.
— Дьявольщина! — Объятия Рамиэля стали крепче, он рассмеялся. — Элизабет, подожди, не торопись. Сначала повидайся со своими сыновьями, проведи с ними как можно больше времени. Потому что когда ты вернешься домой, все твое время будет принадлежать только мне.
В голосе Элизабет неожиданно для самой себя прозвучал страх:
— Ты будешь ждать меня?
Эдварда никогда не было дома…
— Я буду ждать тебя, дорогая. А сейчас мне тоже надо ехать по делам. Я велю приготовить карету, которая доставит тебя до станции. Когда все будет готово, Мухаммед зайдет за тобой. Он будет тебя сопровождать.
— В этом нет никакой необходимости.
— Поверь мне, есть.
Она не хотела думать о смерти.
Вчера произошло событие, которое случается только раз в жизни. Вряд ли Эдвард будет преследовать ее. Ему просто не хватит на это времени. Так же, впрочем, как и ее отцу. Политика — требовательная любовница. Особенно когда политик вынужден разрываться между своей работой и настоящей любовницей, из крови и плоти.
Элизабет неуверенно сцепила руки на спине Рамиэля. Под дорогой материей скрывались каменные мышцы.
За завтраком она сильно обидела его, отказавшись ехать к сыновьям вместе с ним. Она попыталась хоть чем-то загладить свою вину.
— Я думаю, что Филиппу будет интересно познакомиться с Мухаммедом. И он с удовольствием поплавает в твоем бассейне.
— А как насчет Ричарда?
— Не знаю. Кажется, с тех пор как я его видела в последний раз, он сильно изменился.
— Как?
— Не могу сказать.
— Он тебе доверяет?
— Настолько, насколько пятнадцатилетний мальчик доверяет своей матери. Почему ты так заинтересовался моими детьми?
Одна рука Рамиэля соскользнула с талии Элизабет и легла на ее живот.
— Они — часть тебя.
Казалось, тепло его руки достигло самого сокровенного места каждой матери — ее чрева. Внезапно Элизабет почувствовала благодарность к этому человеку. Ребекка ошибалась. Не все мужчины эгоисты — особенно такие, как Рамиэль.
Вдруг тепло его рук исчезло. И Элизабет почувствовала легкий толчок, побуждавший ее двигаться вперед. Когда они наконец достигли лестничной площадки, Рамиэль не стал целовать ее. Его полуприкрытые глаза лишь на секунду задержались на ней, одарив тем особым взглядом, от которого Элизабет всегда становилось немного не по себе.
— Мне нужно идти. Можешь осмотреть дом, пока Этьен готовит свой шедевр. Это теперь и твой дом.
Элизабет хотела было спросить, куда он уходит, но вовремя прикусила язык. А потом уже было поздно — Рамиэль ушел, так и не заметив, что ее кожа пахла апельсином.
«Как его дом может стать моим домом? — раздраженно думала Элизабет. — Я замужем за другим человеком».
— Миссис Петре.
Элизабет резко повернулась, громко прошелестев юбкой. В дверях стоял Мухаммед.
— В чем дело?
Несмотря на то что телохранитель Рамиэля стоял в тени, его тюрбан казался ослепительно белым, лицо Мухаммеда светилось торжеством.
— Вас желает видеть ваш муж.
Глава 21
Эдвард здесь, в доме Рамиэля. Как он узнал, где ее искать?
Точно так же, как он узнал о ее занятиях с Рамиэлем, сообразила она. Кто-то следил за ней.
Леденящий страх охватил ее. По закону Эдвард мог сделать с ней все, что захочет. Он мог вытащить ее из этого дома и поместить в психиатрическую лечебницу. И никто не смел помешать ему.
У Мухаммеда заблестели глаза. Эдвард пришел, когда Рамиэля не было дома. Может, он нанял кого-нибудь следить за домом и доносить ему, когда Рамиэль уйдет? А может, шпионил кто-нибудь из слуг Рамиэля?
Ясно было, что Мухаммед не одобрял ее связь с хозяином. Они могли сговориться с Эдвардом: слуга — чтобы удалить ее из дома Рамиэля, муж — чтобы вообще удалить ее из его жизни.
Ее охватила паника. Но ведь Рамиэль обещал защитить ее. И Мухаммед не причинит ей вреда из страха перед ним.
Элизабет выпрямилась.
— Скажи мистеру Петре, что меня здесь нет.
Лицо Мухаммеда превратилось в непроницаемую маску. Он послушно кивнул:
— Слушаюсь, экипаж и корзина с продуктами готовы. Мы можем отправиться, когда пожелаете.
Элизабет изумленно посмотрела на его белый балахон. Как все оказалось просто. Но почему же тогда у нее так дрожат ноги? Она забрала свой ридикюль из спальни Рамиэля, пробежалась взглядом по ночному столику красного дерева и чеканному из жести портрету королевы Виктории над массивной кроватью. В зеркале над туалетным столиком она увидела свое смертельно бледное лицо.
На верхней площадке лестницы Элизабет остановилась.
А вдруг Эдвард откажется покинуть дом Рамиэля, пока не встретится с ней? Или Мухаммед специально не сказал ему, что ее здесь нет? Но внизу ее никто не ждал. Она едва не рассмеялась от облегчения.
На столе в холле стояла корзина. Крышка на ней была слегка сдвинута, словно приглашая заглянуть в нее. Поддавшись любопытству, она посмотрела внутрь… и от медового аромата рот у нее наполнился слюной. На льняной салфетке аккуратными рядами лежали печенья и пирожные. Не удержавшись, Элизабет схватила дольку торта из корзины. По ее пальцам потек сироп. Сверху торт был посыпан темными, тонко молотыми орехами. Филиппу и Ричарду он наверняка понравится.
Она улыбнулась и откусила краешек ломтика. Тот оказался необычайно сладким. Она посмотрела на оставшийся в руке кусочек и аккуратно поправила выложенные на льняной салфетке ломтики. Под сладким сиропом и хрустящими орешками оказался перец. Торт, казалось, обжигал ей горло на пути к желудку.
Элизабет резко повернулась и уткнулась головой прямо в черный шерстяной балахон, скрывавший стальные мускулы. Она отступила назад.
— Прошу простить меня. Я только хотела… экипаж уже у входа?
Мухаммед склонил голову. На одной руке у него висел ее плащ, в другой он держал ее шляпку и перчатки.
— Карета подана, миссис Петре.
Элизабет физически ощущала его враждебность, хотя она и выражалась лишь небольшим подрагиванием века. Ей не хотелось нарушать согласие в доме Рамиэля и вызывать трения между обоими мужчинами. Она переступила через свою гордость.
— Благодарю за то, что вы не впустили моего мужа,
Мухаммед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78