— Тогда слушай. Мое дело сказать, а ты уж решай сама. В общем, так: ты помнишь, когда в дедовой лаборатории я тебя заставила вымыть конторку?
— Помню. Пылищи было! Два раза пришлось воду менять.
— Там я нашла дневник деда…
Соня решила не вдаваться в подробности, не рассказывать про письмо, которое оказалось в руках покойного графа Воронцова, и вообще как она пришла к мысли, что у маркиза де Барраса может быть нечто, принадлежащее ее деду. Теперь это было не главным.
— В общем, дед в нем неоднократно упоминал своего друга-француза, а также и его фамилию. Но главное то, что маркиз вместе с дедом наладили производство золотых слитков, в которое князь Еремей Астахов вложил почти все свои деньги…
— Значит, вот почему ваша бабушка и маменька бедствовали, — понимающе качнула головой Агриппина. — Они не знали, у кого эти деньги искать.
— Вот именно, дед же не собирался умирать во цвете лет, потому никаких распоряжений и не оставил. А маркиз, как человек порядочный, до моего приезда никому о золоте не говорил и вообще к нему не притрагивался. Считал, что оно ему не принадлежит. Вернее, ему одному не принадлежит. Наверное, он так бы и умер, никому ничего не сказав, если бы не приехала я…
— Значит, вы думаете…
— Я думаю, та яма, которую вы с Эмилем видели, не что иное, как люк, который вел из подземного хода замка.
— И тот… контрабандист, как мы думали, на самом деле воровал из подземелья это самое золото? — догадалась смышленая девчонка. Пардон, мадам маркиза.
— Да, — кивнула Соня. — И более того — мне кажется, что тот, как ты говоришь, контрабандист не кто иной, как Флоримон де Баррас. И никакое не привидение, а именно он, из-за Эмиля, выдернувшего бревно, оказался запертым в подземелье. И не мог потом найти выхода. Точнее, он его мог и найти, но не знал, как открыть потайной механизм, закрывающий дверь.
— Господи, страх-то какой… Вы хотите сказать, ваше сиятельство, что сейчас в подземелье лежит мертвый Флоримон де Баррас, нечаянно убитый собственным слугой? Я как чувствовала! В таком случае ни за что туда не полезу! Мертвяков я с детства боялась.
— Опомнись, мадам маркиза, ты же христианка.
Неужели тебе удастся спокойно спать, зная, что тело твоего… пасынка валяется непогребенным?
Агриппина судорожно всхлипнула.
— А может, его там нет, Флоримона?
— Тогда тем более нам нечего бояться. Возьмем с собой Эмиля, свечей побольше…
— Факел.
— Хорошо, и факел. И спустимся вниз. Это надо сделать в любом случае. Если Флоримон не успел все вывезти, то мы с тобой разделим поровну оставшееся золото, и тогда на него ты сможешь привести в порядок замок, купить себе выезд, завести нужное количество прислуги…
— Трудно мне будет к такому привыкнуть: я и… прислуга, — заметила Агриппина. — Кухарку вон прислали, а я все норовлю по привычке то картошку чистить, то резать что-то… А еще я думаю, ваше сиятельство, не стоит вам этого делать.
— Что мне не следует делать?
— Делить золото между нами. Тем более поровну.
Хотел бы маркиз Антуан, чтобы мне оно досталось, сказал бы, а то ведь сохранил в тайне. Уж если, как вы говорите, он сыну о том не сказал… Значит, оно ваше и князя Николая Николаевича.
— Агриппина, — изумилась Соня, — ты отказываешься от золота?
— От чужого золота, — уточнила Агриппина. — Конечно, я понимаю, что вы хотели, как всегда, по справедливости поступить, по-честному, чтобы всем было хорошо, а так бывает только в ваших романах. Хорошо, я их прежде не читала, а то тоже бы по-вашему жить старалась. Нет, как в книгах — по правде — жить нельзя. Ваша покойная матушка всегда говорила: простота — хуже воровства!
— Не кажется ли тебе, Агриппина, что ты опять пытаешься мне грубить?
— Угу, опять, княжна миленькая, пытаюсь. Только на этот раз вы мне ничего сделать не сможете.
Даже назад в Киреево отправить.
От шутки Агриппины у Сони почему-то защемило сердце. Ей вспомнился Петербург. Сейчас там, наверное, сыро, холодно, первый снег сыплется. В доме печку затопили. Ветер в трубе гудит…
— А ты знаешь, я по дому соскучилась.
— Я тоже, — вздохнула Агриппина, но тут же встрепенулась:
— Но возвращаться в Петербург меня и не просите. Я, пока всю Францию не объеду, в Россию ни ногой!
— Ты хочешь путешествовать? — удивилась Соня. — А я думала, ты останешься в Дежансоне, в замке.
— Вначале, Софья Николаевна, я, может, немного и побуду тут, пока в трауре, пока вы здесь освоитесь, если захотите остаться. Нет, так управляющего найду или в аренду сдам, а потом — ищи ветра в поле!
— Ну, ты уж так-то меня не пугай. Давай мы о твоей поездке после поговорим, а сейчас — о подземелье.
— Ой, как мне не хочется! — опять заныла Агриппина и уткнулась в колени Соне — прямо-таки кошка, которая хочет, чтобы ее приласкали.
Соня и погладила ее по голове — все-таки, как ни крути, эта нечаянная маркиза — самый близкий ей человек. Не только здесь, во Франции, но и, кажется, на всем белом свете.
На мгновение подумалось: а как поживает брат, князь Николай Астахов, который остался там, в далеком Петербурге? Даже пытаясь сосватать сестру за старика, он ведь думал, что делает как лучше для всех.
Ну да ладно, потом когда-нибудь, когда Соня вернется в Россию богатой женщиной, с мужем и детьми, она помирится с братом, попросит у него прощения…
Мечты, мечты! Откуда взяться мужу-то, если она решила не только никогда больше о нем не вспоминать, но и само брачное свидетельство запрятать подальше? Кто о ее замужестве узнает?
Соня представляла себе нотариуса седым стариком, который много лет вел дела маркиза, а также его отца и успел застать в живых его деда. Такой образ был привычным по книгам и по рассказам знакомых.
Но с утра пораньше к замку маркизов де Баррасов подъехала скромная карета, запряженная, однако, парой крепких вороных лошадок, даже на взгляд непосвященного стоящих очень приличные деньги.
И вышел из кареты молодой энергичный человек в длинных панталонах, в сюртуке с высоко стоящим бархатным воротником, черных чулках и туфлях на каблуке с серебряными пряжками. В левой руке он держал деревянную трость с набалдашником в виде собачьей головы, а правой прижимал к себе черную кожаную папку.
К моменту его приезда прибыла на своей повозке и мадам Фаншон с сыновьями.
Молодой человек попросил величать его мэтр Тюмель. Соня с усмешкой подумала про себя, что таким образом он пытается, очевидно, прибавить себе солидности.
Все прошли в замок, расселись, приготовились слушать.
Наверное, мэтр почувствовал, что не все присутствующие прониклись уважением к его выдающейся роли в предстоящем событии, а потому строго пояснил:
— Наша контора «Тюмель и сыновья» существует больше ста десяти лет. Мы ведем дела многих почтенных жителей Дежансона, и каждый из них может свидетельствовать о честности и беспристрастности наших нотариусов…
Он покосился на Соню, которая перевела его слова Агриппине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71