Конечно, в первый раз это было необходимо. Но потом он мог бы поступить как порядочный человек и отвезти ее домой.
Но, несмотря на эти мысли, он догадывался, что все равно он проделывал бы это с ней снова и снова, будь у него такая возможность. Теперь, однако, он должен быть благодарным ей. Расскажи она об этом своему дяде, он был бы уже мертв. Этот человек вышибет ему мозги одним ударом, не раздумывая долго.
Келеб улыбнулся молодым людям и вступил в их игру:
– Рад познакомиться с вами обоими.
Роксана сузила глаза, расслышав удовольствие в его голосе, и резко отвернулась.
Малкольм поглядел ей вслед, удивляясь, чем этот человек мог расстроить девочку, ведь он был вполне вежлив. Изумленно вскрикнув, когда он и Гидеон внесли незнакомца в дом, она сразу отказалась подходить к нему. Он снова повернулся к постели раненого и резко спросил:
– Чем ты занимаешься, незнакомец?
Келеб протянул в ответ руку:
– Я Келеб Коулмен, охотник.
Пожимая ему руку, Малкольм представился сам:
– Мы – Шервуды, а я – Малкольм, между прочим. – Он помолчал и задал следующий вопрос: – А что ты делал в нашей глуши?
Келеб притворно зевнул. Наверное, Шервуд заметил поведение племянницы и заподозрил что-то.
– Скоро зима, и я искал места для капканов.
На него уставились проницательные глаза Малкольма, который проворчал:
– Это моя территория. Тебе надо отойти отсюда еще на несколько миль.
– Отлично, Малкольм, я обязательно так и сделаю.
– Ну и хорошо. – Малкольм снял с него повязку, изучил рану и довольно покивал головой: – Она заживет. Уже затягивается. Тебе повезло, что у тебя такое здоровье.
Когда на рану была наложена свежая мазь и бинты, Малкольм приказал Гидеону:
– Побрей-ка его, сынок. Это его взбодрит.
Гидеон принес бритву, мыло и горячую воду и поставил все на стол. Келеб знал, что Гидеон подчиняется дяде с неохотой, и он чувствовал неприязнь по отношению к себе все то время, пока Гидеон соскребал щетину с его щек. Он подумал, однако, что нельзя винить парня: «Я бы чувствовал то же самое, будь я на его месте».
Это было пять дней назад. Много раз после этого он пытался разговорить Роксану. Но она лишь коротко и по существу отвечала на его вопросы.
Однажды он попытался спросить ее:
– Что может делать в глуши такая девушка, как вы? Ваше место в Бостоне.
Ее ответ был, как всегда, коротким:
– Я здесь, пока не кончится эпидемия.
Ее ответ поверг его в уныние, которое не отпускало его до конца дня. Келеб должен был понять, что она останется в этом лесу, лишь пока это будет нужно. Это правильно, думал он, эта глушь сведет ее с ума. Она создана для веселья и званых вечеров.
Он уныло вздохнул. Какая ему разница? Он-то знал с самого начала, что эта женщина-девушка не для таких, как он. Это все равно, что скрестить благородного жеребца с дикой индейской пони. И если бы даже со временем она и согласилась остаться с ним и полюбила эти прекрасные места, то все равно никогда бы не сумела понять его и его лесного образа жизни.
Но он никогда не забудет время, проведенное с ней. Ночами, когда он будет лежать с какой-нибудь женщиной или сидеть у одинокого костра, он будет вспоминать ее.
Против своей воли он соглашался с тем, что ей больше подошел бы Сет Хейл. Малкольм рассказал, что Хейл недавно приобрел участок за несколько миль от его дома.
– Свеженький, из Бостона, – прибавлял он с некоторой насмешкой в голосе.
Этот бостонец положил глаз на Роксану и стал часто бывать у них. Он начал ухаживать за Роксаной, и Келеб, беспомощно лежавший в постели, был вынужден выслушивать их беззаботную болтовню. Они говорили о спектаклях, которые оба видели, о вечеринках, на которых бывали в Бостоне. Они обсуждали новые танцы и современную моду. Ни о чем из этого охотник не имел ни малейшего представления, и в нем нарастала неприязнь к Хейлу. Кроме того, он испытывал какое-то подозрение к этому странному фермеру: тот явно уклонялся от ответов на многие вопросы, которые задавала ему Роксана.
Однажды она даже заметила:
– Странно, что мы никогда не встречались в Бостоне.
Сет слишком замедлил с ответом, и Келеб приподнялся на локте, с любопытством на него глядя. Смешавшись и заерзав в кресле, Сет, наконец, пробормотал что-то насчет того, что они, наверное, вращались в разных кругах, ведь он настолько ее старше.
Келеб откинулся назад, проворчав про себя: «Если ты такой старый, то какого черта ты, негодяй, крутишься вокруг нее?»
В первый вечер Хейл уехал домой рано, и Роксана проводила его до двери. Задержав дыхание, Келеб наблюдал, попытается ли Хейл поцеловать ее. Но, к его облегчению, Сет взял ее руку и лишь на мгновение задержал ее в своей. Вот как это у благородных, удивился про себя Келеб. Он не мог представить себе, как бы он сам мог лишь обменяться с Роксаной рукопожатием. Ему надо было, по крайней мере, обнять ее и поцеловать в сочные красные губы.
Расслабившись, он наблюдал за человеком, который с восхищением в глазах смотрел на Роксану. Хейл казался достаточно мужественным. Он был тщательно одет, почти так же, как если бы оставался в Бостоне, а не находился в кентуккийской глуши. Он был почти одного роста с Келебом, но не такой смуглый, со светло-каштановыми волосами, в то время как у Келеба волосы были черные, как у индейца. Глаза Хейла были широко открыты и доверчивы, а Келеб смотрел сердито, сузив глаза.
Стук кофейника на каминной полке вернул Келеба к действительности. Он увидел, как Роксана наливает себе кофе и несет чашку к столу. Он смотрел, как она мелкими глотками отпивает напиток, обжигая губы. Он поднялся на локте и обратился к ней:
– Я бы мог встать и тоже выпить чашку.
Роксана подняла голову и холодно взглянула на него. Потом взяла чашку и ушла к себе. Он слышал, как захлопнулась дверь, и заскрипел зубами от злости. В ушах звенела кровь. Как бы он хотел дать ей хорошую пощечину, чтобы глаза ее не смотрели на него с таким пренебрежением! И внезапно он злобно вскрикнул:
– Шлюха! Шлюха! Ты можешь разговаривать со мной, только когда я между твоих ног? – Он знал, что его слова тяжело оскорбляют ее, но не собирался их смягчать. Если бы она была здесь, он раздавил бы ее. Он продолжал: – Почему же, благородная леди, вы разговариваете со мной в постели? Почему только тогда вы смеетесь, и стонете, и шепчете мне на ухо глупости?
В гневе Келеб сел в постели и сбросил с себя одеяло, как будто давал свободу и своему языку, которым выкрикивал оскорбления в ее адрес. Но ответом на его вспышку была лишь тишина, и внезапно он почувствовал себя опустошенным. В изнеможении он упал на спину: «Клянусь Богом, даже если я умру, завтра я поднимусь».
Наутро, когда одна из женщин, работавших у Шервудов, готовила завтрак, Келеб сказал Малкольму:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
Но, несмотря на эти мысли, он догадывался, что все равно он проделывал бы это с ней снова и снова, будь у него такая возможность. Теперь, однако, он должен быть благодарным ей. Расскажи она об этом своему дяде, он был бы уже мертв. Этот человек вышибет ему мозги одним ударом, не раздумывая долго.
Келеб улыбнулся молодым людям и вступил в их игру:
– Рад познакомиться с вами обоими.
Роксана сузила глаза, расслышав удовольствие в его голосе, и резко отвернулась.
Малкольм поглядел ей вслед, удивляясь, чем этот человек мог расстроить девочку, ведь он был вполне вежлив. Изумленно вскрикнув, когда он и Гидеон внесли незнакомца в дом, она сразу отказалась подходить к нему. Он снова повернулся к постели раненого и резко спросил:
– Чем ты занимаешься, незнакомец?
Келеб протянул в ответ руку:
– Я Келеб Коулмен, охотник.
Пожимая ему руку, Малкольм представился сам:
– Мы – Шервуды, а я – Малкольм, между прочим. – Он помолчал и задал следующий вопрос: – А что ты делал в нашей глуши?
Келеб притворно зевнул. Наверное, Шервуд заметил поведение племянницы и заподозрил что-то.
– Скоро зима, и я искал места для капканов.
На него уставились проницательные глаза Малкольма, который проворчал:
– Это моя территория. Тебе надо отойти отсюда еще на несколько миль.
– Отлично, Малкольм, я обязательно так и сделаю.
– Ну и хорошо. – Малкольм снял с него повязку, изучил рану и довольно покивал головой: – Она заживет. Уже затягивается. Тебе повезло, что у тебя такое здоровье.
Когда на рану была наложена свежая мазь и бинты, Малкольм приказал Гидеону:
– Побрей-ка его, сынок. Это его взбодрит.
Гидеон принес бритву, мыло и горячую воду и поставил все на стол. Келеб знал, что Гидеон подчиняется дяде с неохотой, и он чувствовал неприязнь по отношению к себе все то время, пока Гидеон соскребал щетину с его щек. Он подумал, однако, что нельзя винить парня: «Я бы чувствовал то же самое, будь я на его месте».
Это было пять дней назад. Много раз после этого он пытался разговорить Роксану. Но она лишь коротко и по существу отвечала на его вопросы.
Однажды он попытался спросить ее:
– Что может делать в глуши такая девушка, как вы? Ваше место в Бостоне.
Ее ответ был, как всегда, коротким:
– Я здесь, пока не кончится эпидемия.
Ее ответ поверг его в уныние, которое не отпускало его до конца дня. Келеб должен был понять, что она останется в этом лесу, лишь пока это будет нужно. Это правильно, думал он, эта глушь сведет ее с ума. Она создана для веселья и званых вечеров.
Он уныло вздохнул. Какая ему разница? Он-то знал с самого начала, что эта женщина-девушка не для таких, как он. Это все равно, что скрестить благородного жеребца с дикой индейской пони. И если бы даже со временем она и согласилась остаться с ним и полюбила эти прекрасные места, то все равно никогда бы не сумела понять его и его лесного образа жизни.
Но он никогда не забудет время, проведенное с ней. Ночами, когда он будет лежать с какой-нибудь женщиной или сидеть у одинокого костра, он будет вспоминать ее.
Против своей воли он соглашался с тем, что ей больше подошел бы Сет Хейл. Малкольм рассказал, что Хейл недавно приобрел участок за несколько миль от его дома.
– Свеженький, из Бостона, – прибавлял он с некоторой насмешкой в голосе.
Этот бостонец положил глаз на Роксану и стал часто бывать у них. Он начал ухаживать за Роксаной, и Келеб, беспомощно лежавший в постели, был вынужден выслушивать их беззаботную болтовню. Они говорили о спектаклях, которые оба видели, о вечеринках, на которых бывали в Бостоне. Они обсуждали новые танцы и современную моду. Ни о чем из этого охотник не имел ни малейшего представления, и в нем нарастала неприязнь к Хейлу. Кроме того, он испытывал какое-то подозрение к этому странному фермеру: тот явно уклонялся от ответов на многие вопросы, которые задавала ему Роксана.
Однажды она даже заметила:
– Странно, что мы никогда не встречались в Бостоне.
Сет слишком замедлил с ответом, и Келеб приподнялся на локте, с любопытством на него глядя. Смешавшись и заерзав в кресле, Сет, наконец, пробормотал что-то насчет того, что они, наверное, вращались в разных кругах, ведь он настолько ее старше.
Келеб откинулся назад, проворчав про себя: «Если ты такой старый, то какого черта ты, негодяй, крутишься вокруг нее?»
В первый вечер Хейл уехал домой рано, и Роксана проводила его до двери. Задержав дыхание, Келеб наблюдал, попытается ли Хейл поцеловать ее. Но, к его облегчению, Сет взял ее руку и лишь на мгновение задержал ее в своей. Вот как это у благородных, удивился про себя Келеб. Он не мог представить себе, как бы он сам мог лишь обменяться с Роксаной рукопожатием. Ему надо было, по крайней мере, обнять ее и поцеловать в сочные красные губы.
Расслабившись, он наблюдал за человеком, который с восхищением в глазах смотрел на Роксану. Хейл казался достаточно мужественным. Он был тщательно одет, почти так же, как если бы оставался в Бостоне, а не находился в кентуккийской глуши. Он был почти одного роста с Келебом, но не такой смуглый, со светло-каштановыми волосами, в то время как у Келеба волосы были черные, как у индейца. Глаза Хейла были широко открыты и доверчивы, а Келеб смотрел сердито, сузив глаза.
Стук кофейника на каминной полке вернул Келеба к действительности. Он увидел, как Роксана наливает себе кофе и несет чашку к столу. Он смотрел, как она мелкими глотками отпивает напиток, обжигая губы. Он поднялся на локте и обратился к ней:
– Я бы мог встать и тоже выпить чашку.
Роксана подняла голову и холодно взглянула на него. Потом взяла чашку и ушла к себе. Он слышал, как захлопнулась дверь, и заскрипел зубами от злости. В ушах звенела кровь. Как бы он хотел дать ей хорошую пощечину, чтобы глаза ее не смотрели на него с таким пренебрежением! И внезапно он злобно вскрикнул:
– Шлюха! Шлюха! Ты можешь разговаривать со мной, только когда я между твоих ног? – Он знал, что его слова тяжело оскорбляют ее, но не собирался их смягчать. Если бы она была здесь, он раздавил бы ее. Он продолжал: – Почему же, благородная леди, вы разговариваете со мной в постели? Почему только тогда вы смеетесь, и стонете, и шепчете мне на ухо глупости?
В гневе Келеб сел в постели и сбросил с себя одеяло, как будто давал свободу и своему языку, которым выкрикивал оскорбления в ее адрес. Но ответом на его вспышку была лишь тишина, и внезапно он почувствовал себя опустошенным. В изнеможении он упал на спину: «Клянусь Богом, даже если я умру, завтра я поднимусь».
Наутро, когда одна из женщин, работавших у Шервудов, готовила завтрак, Келеб сказал Малкольму:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62