При желании хозяин спальни мог бы похвастаться также камином с мраморной полкой и зеркалом высотою до потолка. Сабби взглянула на свое отражение и подправила медно-рыжеватую прядь, выбившуюся из прически и упавшую на плечо.
Она лихорадочно пыталась сообразить, где же могло находиться ожерелье… и вдруг замерла: в глубине зеркала она увидела отражение наблюдавшего за нею Бога Морей.
Он стоял в небрежной позе, прислонившись к проему арочного перехода. На нем уже не было камзола, а белая рубашка была расстегнута на всю длину от ворота до плотного кушака его черных штанов. Их глаза встретились в зеркале, и Сабби вдруг обнаружила, что не в силах отвести от него взгляд. Его лицо разительно изменилось. От оскорбительно-насмешливого выражения не осталось и следа.
— Я знал, что ты придешь, — вкрадчиво сказал он.
Он двинулся к ней; она видела это, но не в силах была шевельнуться: она словно приросла к месту. Когда его руки легли ей на плечи, когда он повернул ее к себе лицом, ее пронзила дрожь. Он находился слишком близко, он был слишком большим, мужественным и, черт бы его побрал, подавляюще-красивым.
— Я пришла за ожерельем, — храбро заявила она.
— В самом деле? — удивился он, вынуждая ее признаться, что сюда ее привлекло не только ожерелье. Она подняла глаза, чтобы взглянуть в загорелое лицо, и почувствовала, как спутанная грива его темных волос просто притягивает к себе ее пальцы.
Ощущение было такое, словно между ними существует какая-то незримая связь, словно она знала его от сотворения мира.
Он наклонил голову, и она поняла, что он собирается поцеловать ее. Но в тот момент, когда его губы приникли к ее губам, все было позабыто: гнев, страх, сопротивление…
Его пальцы вынули шпильки из ее волос, а потом спрятались в медно-рыжем водопаде.
Потом он взял ее обеими руками за щеки, поднял ее лицо к себе и снова поцеловал, а потом шепнул:
— Я уже наполовину влюблен в тебя, а сам до сих пор даже не знаю твоего имени.
— Сабби, — шепнула она в ответ. — Сабина Уайлд.
Он снова прижался к ней губами. Его поцелуй был томительно долгим и требующим повиновения, и все в ней отозвалось на этот поцелуй. Она прильнула к нему, к его твердой мускулистой груди. Но тут он, почти не отрываясь от ее губ, назвал себя:
— Шейн Хокхерст.
Сердце у нее замерло, а затем бешено заколотилось: миллионы искр вспыхнули у нее в груди. Ее руки, руководимые безотчетным инстинктом, рванулись к его поясу и отыскали там рукоятку ножа, который она мельком заметила раньше. Она схватила нож и пошатнулась, тяжело дыша, с криком:
— Бастард!
Он откинул назад голову и от всего сердца захохотал, потому что она назвала его совершенно точно.
— Ах, сердитый котенок, этот кинжал тебе подходит. Взгляни-ка на рукоятку.
Она даже растерялась: он не только не испугался, но даже нисколько не встревожился оттого, что она завладела его клинком. Она взглянула на кинжал и обнаружила, что его ручка сделана в виде фигурки рассерженной дикой кошки. А он тем временем неведомо откуда вынул второй кинжал — точно такой же.
— Теперь у каждого из нас по одному… а ведь они составляют пару… держи и этот тоже.
Она взглянула на него — и тут ее как громом поразило: только сейчас она полностью осознала, что он ее муж. Закон Англии… о, и закон Божий тоже… дают ему власть над ее жизнью и смертью. Стоя с ним лицом к лицу, она вспоминала, что ее сегодняшний наряд был задуман как свадебное платье, и душевные силы изменили ей. Слезы подступили к глазам, когда она представила себе, как все могло бы произойти, — и тогда нарастающий гнев высушил эти непролитые слезы. Здесь, перед ней, находился ее враг.
Именно о нем она должна узнать всю подноготную, именно его она должна сделать своим рабом и погубить его. С чего же начать?
Чутье подсказало ей, что надо переходить в наступление. Она улыбнулась.
— Я пришла за ожерельем. Оно принадлежит мне.
В его глазах снова мелькнула усмешка.
— Нет, не тебе, а королеве.
— Ха! Что навело вас на столь смехотворную мысль?
— Я сам его ей подарил. Ты должна вернуть его на место, прежде чем тебя изобличат.
Она поняла, что ей остается только один выход.
— И вы действительно ожидаете, что я стану вашей любовницей, лишь бы получить ожерелье? — спросила она с негодованием.
— Любовницей? Кровь Господня, какая самонадеянность с твоей стороны! Я имел в виду просто разок позабавиться.
Оскорбленная сверх всякой меры, она бросилась на него с кинжалом. Он стиснул зубы и перехватил занесенную руку, так что едва не вывернул ей запястье. Кинжал упал на пол, и она снова оказалась в железных объятиях.
Дерзкий язык коснулся ее губ.
— Откуда мне знать, будет ли от тебя хоть какой-то прок, — поддразнил он ее.
— Поскольку я нетронута… Какой от меня будет прок — зависит только от того, как вы сумеете мной распорядиться.
Горячая волна вожделения прокатилась по его телу. Крепко прижав Сару к себе, он скептически поднял брови:
— Нетронутая? Неискушенная? Незапятнанная? — Он сделал паузу, а потом шепотом, от которого можно лишиться рассудка, докончил:
— Неверная!
Она ответила ему в том же духе:
— Несговорчивая! Неподатливая! — Она тоже выждала пару секунд и с вызовом подзадорила его:
— Неукрощенная!
Он смотрел ей прямо в глаза.
— Жизнь — игра. Между нами, Сабби, тоже идет игра, но, если ты хочешь играть, надо знать все правила. Каждая игра сопряжена с риском: кто-то выигрывает, а кто-то проигрывает.
— Если вы думаете, что я собираюсь проигрывать, то ошибаетесь. Жестоко ошибаетесь. Я намерена выиграть!
В этот момент она ненавидела его всеми фибрами души. Ее грудь вздымалась от негодования, и при каждом вздохе тугие соски обозначались под платьем все более отчетливо.
— Снимай свой наряд, и давай посмотрим, какие у тебя козыри.
Она вырвалась из его объятий, разъяренная до такой степени, что, будь при ней ее сабля, она была бы готова убить насмешника.
— Снимайте свой наряд, милорд Девонпорт, и давайте посмотрим, чьи козыри сильнее!
Он демонстративно снял рубашку и стал медленно поворачиваться, так чтобы она могла рассмотреть его со всех сторон. Вид его обнаженного торса произвел на нее ошеломляющее впечатление. На груди и на спине у него бугрились могучие мускулы, и на не правдоподобно широкой лопатке вилась татуировка, изображающая дракона. И в Сабби взметнулось желание. Ее обжигала потребность прижаться к нему всем телом… в этой огромной кровати. Сколь ни было это невероятно, она жаждала осязать его, ощущать его вкус. Убить дракона… или быть убитой. У Сабби подкосились ноги, она рухнула на ковер, спрятала лицо в ладонях и горько зарыдала.
Он не стал поднимать ее, а лег на пол рядом с ней и привлек ее к себе.
— Ш-ш-ш, милая, не плачь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Она лихорадочно пыталась сообразить, где же могло находиться ожерелье… и вдруг замерла: в глубине зеркала она увидела отражение наблюдавшего за нею Бога Морей.
Он стоял в небрежной позе, прислонившись к проему арочного перехода. На нем уже не было камзола, а белая рубашка была расстегнута на всю длину от ворота до плотного кушака его черных штанов. Их глаза встретились в зеркале, и Сабби вдруг обнаружила, что не в силах отвести от него взгляд. Его лицо разительно изменилось. От оскорбительно-насмешливого выражения не осталось и следа.
— Я знал, что ты придешь, — вкрадчиво сказал он.
Он двинулся к ней; она видела это, но не в силах была шевельнуться: она словно приросла к месту. Когда его руки легли ей на плечи, когда он повернул ее к себе лицом, ее пронзила дрожь. Он находился слишком близко, он был слишком большим, мужественным и, черт бы его побрал, подавляюще-красивым.
— Я пришла за ожерельем, — храбро заявила она.
— В самом деле? — удивился он, вынуждая ее признаться, что сюда ее привлекло не только ожерелье. Она подняла глаза, чтобы взглянуть в загорелое лицо, и почувствовала, как спутанная грива его темных волос просто притягивает к себе ее пальцы.
Ощущение было такое, словно между ними существует какая-то незримая связь, словно она знала его от сотворения мира.
Он наклонил голову, и она поняла, что он собирается поцеловать ее. Но в тот момент, когда его губы приникли к ее губам, все было позабыто: гнев, страх, сопротивление…
Его пальцы вынули шпильки из ее волос, а потом спрятались в медно-рыжем водопаде.
Потом он взял ее обеими руками за щеки, поднял ее лицо к себе и снова поцеловал, а потом шепнул:
— Я уже наполовину влюблен в тебя, а сам до сих пор даже не знаю твоего имени.
— Сабби, — шепнула она в ответ. — Сабина Уайлд.
Он снова прижался к ней губами. Его поцелуй был томительно долгим и требующим повиновения, и все в ней отозвалось на этот поцелуй. Она прильнула к нему, к его твердой мускулистой груди. Но тут он, почти не отрываясь от ее губ, назвал себя:
— Шейн Хокхерст.
Сердце у нее замерло, а затем бешено заколотилось: миллионы искр вспыхнули у нее в груди. Ее руки, руководимые безотчетным инстинктом, рванулись к его поясу и отыскали там рукоятку ножа, который она мельком заметила раньше. Она схватила нож и пошатнулась, тяжело дыша, с криком:
— Бастард!
Он откинул назад голову и от всего сердца захохотал, потому что она назвала его совершенно точно.
— Ах, сердитый котенок, этот кинжал тебе подходит. Взгляни-ка на рукоятку.
Она даже растерялась: он не только не испугался, но даже нисколько не встревожился оттого, что она завладела его клинком. Она взглянула на кинжал и обнаружила, что его ручка сделана в виде фигурки рассерженной дикой кошки. А он тем временем неведомо откуда вынул второй кинжал — точно такой же.
— Теперь у каждого из нас по одному… а ведь они составляют пару… держи и этот тоже.
Она взглянула на него — и тут ее как громом поразило: только сейчас она полностью осознала, что он ее муж. Закон Англии… о, и закон Божий тоже… дают ему власть над ее жизнью и смертью. Стоя с ним лицом к лицу, она вспоминала, что ее сегодняшний наряд был задуман как свадебное платье, и душевные силы изменили ей. Слезы подступили к глазам, когда она представила себе, как все могло бы произойти, — и тогда нарастающий гнев высушил эти непролитые слезы. Здесь, перед ней, находился ее враг.
Именно о нем она должна узнать всю подноготную, именно его она должна сделать своим рабом и погубить его. С чего же начать?
Чутье подсказало ей, что надо переходить в наступление. Она улыбнулась.
— Я пришла за ожерельем. Оно принадлежит мне.
В его глазах снова мелькнула усмешка.
— Нет, не тебе, а королеве.
— Ха! Что навело вас на столь смехотворную мысль?
— Я сам его ей подарил. Ты должна вернуть его на место, прежде чем тебя изобличат.
Она поняла, что ей остается только один выход.
— И вы действительно ожидаете, что я стану вашей любовницей, лишь бы получить ожерелье? — спросила она с негодованием.
— Любовницей? Кровь Господня, какая самонадеянность с твоей стороны! Я имел в виду просто разок позабавиться.
Оскорбленная сверх всякой меры, она бросилась на него с кинжалом. Он стиснул зубы и перехватил занесенную руку, так что едва не вывернул ей запястье. Кинжал упал на пол, и она снова оказалась в железных объятиях.
Дерзкий язык коснулся ее губ.
— Откуда мне знать, будет ли от тебя хоть какой-то прок, — поддразнил он ее.
— Поскольку я нетронута… Какой от меня будет прок — зависит только от того, как вы сумеете мной распорядиться.
Горячая волна вожделения прокатилась по его телу. Крепко прижав Сару к себе, он скептически поднял брови:
— Нетронутая? Неискушенная? Незапятнанная? — Он сделал паузу, а потом шепотом, от которого можно лишиться рассудка, докончил:
— Неверная!
Она ответила ему в том же духе:
— Несговорчивая! Неподатливая! — Она тоже выждала пару секунд и с вызовом подзадорила его:
— Неукрощенная!
Он смотрел ей прямо в глаза.
— Жизнь — игра. Между нами, Сабби, тоже идет игра, но, если ты хочешь играть, надо знать все правила. Каждая игра сопряжена с риском: кто-то выигрывает, а кто-то проигрывает.
— Если вы думаете, что я собираюсь проигрывать, то ошибаетесь. Жестоко ошибаетесь. Я намерена выиграть!
В этот момент она ненавидела его всеми фибрами души. Ее грудь вздымалась от негодования, и при каждом вздохе тугие соски обозначались под платьем все более отчетливо.
— Снимай свой наряд, и давай посмотрим, какие у тебя козыри.
Она вырвалась из его объятий, разъяренная до такой степени, что, будь при ней ее сабля, она была бы готова убить насмешника.
— Снимайте свой наряд, милорд Девонпорт, и давайте посмотрим, чьи козыри сильнее!
Он демонстративно снял рубашку и стал медленно поворачиваться, так чтобы она могла рассмотреть его со всех сторон. Вид его обнаженного торса произвел на нее ошеломляющее впечатление. На груди и на спине у него бугрились могучие мускулы, и на не правдоподобно широкой лопатке вилась татуировка, изображающая дракона. И в Сабби взметнулось желание. Ее обжигала потребность прижаться к нему всем телом… в этой огромной кровати. Сколь ни было это невероятно, она жаждала осязать его, ощущать его вкус. Убить дракона… или быть убитой. У Сабби подкосились ноги, она рухнула на ковер, спрятала лицо в ладонях и горько зарыдала.
Он не стал поднимать ее, а лег на пол рядом с ней и привлек ее к себе.
— Ш-ш-ш, милая, не плачь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100