Лакей, нагруженный подарками для ее отца, стоял рядом, равнодушно глядя перед собой.
— Если вы не хотите, давайте не будем входить, — предложил Хоук, смягчившись. — Можно послать слугу…
— Нет. Мне нужно повидаться с папой, — с трудом проговорила она. — Я — это все, что у него есть.
Он тронул ее за подбородок, понимая, какое это унижение для нее — признаваться ему, как низко пала ее семья.
— Ваша преданность очень мила. Я только сомневаюсь, заслуживает ли он ее.
— Он мой отец. Разумеется, он ее заслуживает. Роберт, вы сказали, что пойдете со мной. Не бросайте же меня сейчас…
— Я здесь, — мягко произнес он, недоумевая, почему у нее такой испуганный вид. — Вы готовы?
— Да… да. Я отплачу вам за это, Роберт. — Она постаралась улыбнуться как можно теплее, поправила изящную шляпку с широкими полями и опять взяла его под руку. — Помните же, он не знает… обо мне.
— Это я помню, — серьезно ответил он. Господи, зачем он ввязался в это? Кто бы мог подумать, что ему когда-нибудь придется встретиться с отцом его любовницы-куртизанки? Конечно, это плохая идея, мысленно ворчал он, ведя Бел по коридору. Куртизанка она или нет, но она хорошо воспитанная молодая женщина, и ей незачем показываться в таких местах. Но он не мог не восхищаться ее пониманием дочернего долга.
Он чувствовал, что она напряжена. Пока они шли, она жалась к нему, а когда проходили мимо конторы надзирателя, задрожала. Дверь была приоткрыта, и Белинда быстро спрятала лицо под полями шляпки.
Сторож провел их через несколько коридоров. Тюремные камеры были переполнены, из них несло потом и испражнениями; заключенные попрошайничали и ругались, когда они проходили мимо. Хоук, угрюмо стиснув зубы, обнял Бел за плечи и притянул к себе, жалея, что не может оградить ее от этой грязи.
Когда они остановились перед крепкой деревянной дверью отдельной камеры, Белинда сдвинула шляпку на затылок. Ее лицо было болезненно-бледным. Хоук поджал губы и отступил, не зная, хочет ли она, чтобы он вошел внутрь вместе с ней или подождал в коридоре. Белинда вздернула подбородок и заставила себя улыбнуться. Что-то внутри у него дрогнуло при виде того, как она расправила узкие плечи.
Тюремщик открыл дверь, и лицо ее внезапно просияло.
— Папа!
Простирая руки, она бросилась в камеру со смехом, звучавшим как-то странно хрупко. Хоук стоял на пороге, глядя, как она кинулась в объятия седого человека в очках.
— Линда-Бел! Добро пожаловать, дорогая, добро пожаловать! Ты выглядишь лучше, чем в прошлый раз. Наверное, французская еда пошла тебе на пользу, а? Ну-ка скажи, тебе понравился Париж?
Без какой-либо видимой причины она расплакалась. Старик поправил очки и воззрился на нее.
— Что за глупости, дорогая?
Она была слишком расстроена, чтобы отвечать. Хоук решил, что настало время вмешаться. Он откашлялся, чтобы сообщить о своем присутствии, вошел, снял цилиндр и жестом велел лакею внести подарки.
— Мистер Гамильтон, полагаю? — Он протянул руку старому ученому. — Роберт Найт, к вашим услугам.
Гамильтон, внимательно разглядывая посетителя, нерешительно пожал ему руку.
— Мистер Найт, вы сказали? Как поживаете? Вы что же, друг Бел? А если так, скажите: почему моя девочка плачет?
Белинда повисла у отца на шее.
— Просто потому, что я очень рада видеть тебя, папа. Я так соскучилась, пока была в… — она умоляюще посмотрела на Хоука, — в Париже.
Хоук, нахмурившись, уставился на нее, но тут же отказался от попыток что-либо понять.
— Ваша дочь, мистер Гамильтон, принесла вам кое-какие мелочи, чтобы вам было удобнее.
— Папа, он герцог Хоуксклиф. Он очень скромен. Даже чересчур, — прошептала она, улыбаясь сквозь слезы.
— Вот как! — Старик восторженно улыбнулся. — Прошу прощения, ваша светлость.
— Это не имеет значения. — Хоук знал, что говорит слишком властно и резко, но ничего не мог с собой поделать и только сердито смотрел на старого ученого — из-за несчастного выражения на красивом лице Белинды. И о чем думал этот человек? Иллюстрированные рукописи для него важнее этой бесценной девушки?
— Прошу прощения, — вздохнула Бел. — Ты прав — я веду себя глупо. Просто я соскучилась по тебе, старый ты чародей. А теперь давай посмотрим, что я тебе привезла. — И, быстро вытерев слезы, она направилась к койке, куда слуга Хоука положил подарки. — Видишь, папа? Новая подушка и одеяло, бренди и нюхательный табак.
— А разве я нюхаю табак, Линда-Бел? Что-то я не припомню! — И он засмеялся так, словно его пустая голова — это самая смешная вещь на свете.
Хоук, нахмурившись, отвернулся.
— Не знаю, папа, но, во всяком случае, ты можешь дать взятку сторожу, угостив его табачком.
— Ах, верно! Какая ты умная, дочь моя! А ты, случайно, не принесла мне… э-э-э… книг, а? — спросил он нетерпеливо, точно ребенок, ожидающий подарка в рождественское утро.
— Конечно, принесла.
Отец с дочерью закудахтали над тремя новыми книгами, купленными Белиндой, — чрезвычайно скучными трактатами, по средневековой и классической истории; Хоук и его лакей обменялись недоумевающими взглядами.
Наконец старик повернулся к нему:
— Ваша светлость, почему бы нам не откупорить бутылочку бренди, принесенную Бел, и не выпить по глотку, а?
По его непринужденной, джентльменской манере держаться никак нельзя было подумать, что разговор происходит в тюремной камере, а не в домашнем кабинете Гамильтона.
Хоук вежливо улыбнулся:
— Нет, сэр, но я благодарю вас за предложение.
— А как вы… как вы познакомились с моей дочерью, кстати? — спросил Гамильтон.
Наконец-то этого человека заинтересовало что-то, кроме его трактатов!
Если бы его, Хоука, дочь появилась разодетая в пух и прах под ручку с незнакомым мужчиной, он прежде всего спросил бы об этом, после того, возможно, как сбил бы этого мужчину с ног. Хоук приготовился отвечать, но мисс Гамильтон опередила его.
— Его светлость — сама доброта, папа. Его юная сестра, леди Джасинда Найт, — одна из наших учениц, которых я сопровождала в Париж.
— Вот оно что, — отозвался старик, весело улыбнувшись Хоуку. — Как мило.
Хоук наморщил лоб. Разве он называл ей имя своей сестры?
— Бел, дорогая, — продолжал Гамильтон, — а ты и на следующий год будешь преподавать в «Пансионе миссис Холл»?
Хоук вздернул бровь. Преподавать? Белинда старательно избегала его взгляда, беспокойно шагая по камере.
— Буду, если понадобится, папа. Я не отказываюсь от работы, но к тому времени мы, конечно, вернемся в Келм-скот. У меня уже накоплена почти вся сумма.
— Ах! Верно, верно, ты права. Как удачно! Разве она не умница, мистер… то есть ваша светлость?
Хоук смотрел на Белинду, словно видел ее впервые.
Она же, словно почувствовав, что он совсем заблудился в бессмысленном разговоре, пытаясь разобраться в том, чего она никогда ему не говорила, бросила на него взгляд, одновременно предупреждающий и умоляющий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
— Если вы не хотите, давайте не будем входить, — предложил Хоук, смягчившись. — Можно послать слугу…
— Нет. Мне нужно повидаться с папой, — с трудом проговорила она. — Я — это все, что у него есть.
Он тронул ее за подбородок, понимая, какое это унижение для нее — признаваться ему, как низко пала ее семья.
— Ваша преданность очень мила. Я только сомневаюсь, заслуживает ли он ее.
— Он мой отец. Разумеется, он ее заслуживает. Роберт, вы сказали, что пойдете со мной. Не бросайте же меня сейчас…
— Я здесь, — мягко произнес он, недоумевая, почему у нее такой испуганный вид. — Вы готовы?
— Да… да. Я отплачу вам за это, Роберт. — Она постаралась улыбнуться как можно теплее, поправила изящную шляпку с широкими полями и опять взяла его под руку. — Помните же, он не знает… обо мне.
— Это я помню, — серьезно ответил он. Господи, зачем он ввязался в это? Кто бы мог подумать, что ему когда-нибудь придется встретиться с отцом его любовницы-куртизанки? Конечно, это плохая идея, мысленно ворчал он, ведя Бел по коридору. Куртизанка она или нет, но она хорошо воспитанная молодая женщина, и ей незачем показываться в таких местах. Но он не мог не восхищаться ее пониманием дочернего долга.
Он чувствовал, что она напряжена. Пока они шли, она жалась к нему, а когда проходили мимо конторы надзирателя, задрожала. Дверь была приоткрыта, и Белинда быстро спрятала лицо под полями шляпки.
Сторож провел их через несколько коридоров. Тюремные камеры были переполнены, из них несло потом и испражнениями; заключенные попрошайничали и ругались, когда они проходили мимо. Хоук, угрюмо стиснув зубы, обнял Бел за плечи и притянул к себе, жалея, что не может оградить ее от этой грязи.
Когда они остановились перед крепкой деревянной дверью отдельной камеры, Белинда сдвинула шляпку на затылок. Ее лицо было болезненно-бледным. Хоук поджал губы и отступил, не зная, хочет ли она, чтобы он вошел внутрь вместе с ней или подождал в коридоре. Белинда вздернула подбородок и заставила себя улыбнуться. Что-то внутри у него дрогнуло при виде того, как она расправила узкие плечи.
Тюремщик открыл дверь, и лицо ее внезапно просияло.
— Папа!
Простирая руки, она бросилась в камеру со смехом, звучавшим как-то странно хрупко. Хоук стоял на пороге, глядя, как она кинулась в объятия седого человека в очках.
— Линда-Бел! Добро пожаловать, дорогая, добро пожаловать! Ты выглядишь лучше, чем в прошлый раз. Наверное, французская еда пошла тебе на пользу, а? Ну-ка скажи, тебе понравился Париж?
Без какой-либо видимой причины она расплакалась. Старик поправил очки и воззрился на нее.
— Что за глупости, дорогая?
Она была слишком расстроена, чтобы отвечать. Хоук решил, что настало время вмешаться. Он откашлялся, чтобы сообщить о своем присутствии, вошел, снял цилиндр и жестом велел лакею внести подарки.
— Мистер Гамильтон, полагаю? — Он протянул руку старому ученому. — Роберт Найт, к вашим услугам.
Гамильтон, внимательно разглядывая посетителя, нерешительно пожал ему руку.
— Мистер Найт, вы сказали? Как поживаете? Вы что же, друг Бел? А если так, скажите: почему моя девочка плачет?
Белинда повисла у отца на шее.
— Просто потому, что я очень рада видеть тебя, папа. Я так соскучилась, пока была в… — она умоляюще посмотрела на Хоука, — в Париже.
Хоук, нахмурившись, уставился на нее, но тут же отказался от попыток что-либо понять.
— Ваша дочь, мистер Гамильтон, принесла вам кое-какие мелочи, чтобы вам было удобнее.
— Папа, он герцог Хоуксклиф. Он очень скромен. Даже чересчур, — прошептала она, улыбаясь сквозь слезы.
— Вот как! — Старик восторженно улыбнулся. — Прошу прощения, ваша светлость.
— Это не имеет значения. — Хоук знал, что говорит слишком властно и резко, но ничего не мог с собой поделать и только сердито смотрел на старого ученого — из-за несчастного выражения на красивом лице Белинды. И о чем думал этот человек? Иллюстрированные рукописи для него важнее этой бесценной девушки?
— Прошу прощения, — вздохнула Бел. — Ты прав — я веду себя глупо. Просто я соскучилась по тебе, старый ты чародей. А теперь давай посмотрим, что я тебе привезла. — И, быстро вытерев слезы, она направилась к койке, куда слуга Хоука положил подарки. — Видишь, папа? Новая подушка и одеяло, бренди и нюхательный табак.
— А разве я нюхаю табак, Линда-Бел? Что-то я не припомню! — И он засмеялся так, словно его пустая голова — это самая смешная вещь на свете.
Хоук, нахмурившись, отвернулся.
— Не знаю, папа, но, во всяком случае, ты можешь дать взятку сторожу, угостив его табачком.
— Ах, верно! Какая ты умная, дочь моя! А ты, случайно, не принесла мне… э-э-э… книг, а? — спросил он нетерпеливо, точно ребенок, ожидающий подарка в рождественское утро.
— Конечно, принесла.
Отец с дочерью закудахтали над тремя новыми книгами, купленными Белиндой, — чрезвычайно скучными трактатами, по средневековой и классической истории; Хоук и его лакей обменялись недоумевающими взглядами.
Наконец старик повернулся к нему:
— Ваша светлость, почему бы нам не откупорить бутылочку бренди, принесенную Бел, и не выпить по глотку, а?
По его непринужденной, джентльменской манере держаться никак нельзя было подумать, что разговор происходит в тюремной камере, а не в домашнем кабинете Гамильтона.
Хоук вежливо улыбнулся:
— Нет, сэр, но я благодарю вас за предложение.
— А как вы… как вы познакомились с моей дочерью, кстати? — спросил Гамильтон.
Наконец-то этого человека заинтересовало что-то, кроме его трактатов!
Если бы его, Хоука, дочь появилась разодетая в пух и прах под ручку с незнакомым мужчиной, он прежде всего спросил бы об этом, после того, возможно, как сбил бы этого мужчину с ног. Хоук приготовился отвечать, но мисс Гамильтон опередила его.
— Его светлость — сама доброта, папа. Его юная сестра, леди Джасинда Найт, — одна из наших учениц, которых я сопровождала в Париж.
— Вот оно что, — отозвался старик, весело улыбнувшись Хоуку. — Как мило.
Хоук наморщил лоб. Разве он называл ей имя своей сестры?
— Бел, дорогая, — продолжал Гамильтон, — а ты и на следующий год будешь преподавать в «Пансионе миссис Холл»?
Хоук вздернул бровь. Преподавать? Белинда старательно избегала его взгляда, беспокойно шагая по камере.
— Буду, если понадобится, папа. Я не отказываюсь от работы, но к тому времени мы, конечно, вернемся в Келм-скот. У меня уже накоплена почти вся сумма.
— Ах! Верно, верно, ты права. Как удачно! Разве она не умница, мистер… то есть ваша светлость?
Хоук смотрел на Белинду, словно видел ее впервые.
Она же, словно почувствовав, что он совсем заблудился в бессмысленном разговоре, пытаясь разобраться в том, чего она никогда ему не говорила, бросила на него взгляд, одновременно предупреждающий и умоляющий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80