— К сожалению, он никогда не остается надолго, но сегодня, как я понимаю, предстоит встреча с управляющим, Тедом Холландом. Между нами говоря, хотя Бродерик с отцом часто спорят — это все знают, Бродерик всегда участвует в принятии решений. Рано или поздно его заслуги будут признаны.
— Счастливой семьей их не назовешь. — Вздохнув, Ребекка залила кипятком душистый листовой чай высшего сорта, засыпанный в заварочный чайник.
— Вам не потребовалось много времени, чтобы это понять. — Джин поморщилась. — Хотя, скажу я вам, дети жаждали любить отца, но он отверг их любовь. Я с ними очень давно, так что знаю. Раньше я была няней. Фи не говорила вам? Я пришла к ним, когда мне едва исполнилось шестнадцать, работала прислугой. До сих пор не могу поверить, что миссис Люсиль больше нет. Она была настоящим ангелом. Я любила ее.
По выражению ее глаз можно было понять, что она не может сказать того же о хозяине дома.
— Я осталась ради детей. Из-за них просто сердце в груди переворачивалось. Я работала в подчинении у миссис Хэррингтон, моей предшественницы.
Вот уж была старая курица, скажу я вам, нагоняла на меня страху! Но отличная домоправительница, и готовила потрясающе. Она научила меня всему, что я знаю. Я до сих пор помню ее уроки и ее неприступный вид. Когда она ушла, мистер Кинросс попросил меня занять ее место. Сейчас все изменилось. Бродерик в Марлу, Элли в Сиднее. А ведь могла бы выйти за Райфа Кэмерона. — Тяжело вздохнув, Джин уселась за стол. — Но боюсь, что уже слишком поздно. Они были необыкновенно влюблены друг в друга, но собрать осколки прежнего вряд ли когда-нибудь смогут.
Глаза Джин затуманились, она сняла очки и протерла их.
— Я пыталась отговорить ее. И Бродерик тоже.
Райф ведь его лучший друг. Даже мистер Кинросс, похоже, расстроился.
— А вдруг они помирятся и снова будут вместе?
— Поверьте моему слову, дорогая моя, — вздохнула Джин, — в семье Кэмерон мужчины очень гордые.
— Но ведь еще никто не завлек Райфа к алтарю.
Лицо Джин просияло, и — И то правда.
Тем временем в кабинете Стюарта Кинросса было принято решение по последнему пункту повестки дня — об участии в предстоящем аукционе овец и крупного рогатого скота в Центральном Квинсленде. Брод встал, собрал целую кипу бумаг и стал ее подравнивать. Он остро чувствовал, что отец хочет еще о чем-то с ним поговорить. И не ошибся.
— Пока ты не ушел, Брод, — Стюарт Кинросс снял очки, которыми пользовался для чтения, и потер переносицу, — я хотел бы поговорить с тобой о том, что было вчера.
— По-моему, все прошло с большим успехом.
Другие тоже так считают, судя по тем неумеренным похвалам, которые я слышал.
— Я хотел спросить не об этом. — Стюарт Кинросс холодно смотрел на сына. — Ребекка дала мне понять, что попросила тебя убрать кулон в сейф.
— Правильно, попросила. Ты в это время был занят с гостями. Она только и думала, как бы избавиться от этой побрякушки, а ты об этом и не узнал бы. Хладнокровию Ребекки можно позавидовать.
— Мы можем хоть минуту поговорить серьезно? резко бросил Стюарт.
— Что ты хочешь от меня услышать, папа? Эта фарфоровая статуэтка — весьма твердый орешек.
— Ребекка — твердый орешек? Надеюсь, ты не сказал ничего такого, что могло бы обидеть ее?
— Разве я мог бы так поступить, папа? — Брод старался сохранять спокойствие. — Ты получаешь особое удовольствие, когда будоражишь людей. Я хочу знать, не удалось ли тебе сделать так, что она почувствовала себя неловко, надев кулон?
— Не удалось ли мне! — Брод шлепнул стопку бумаг на массивную столешницу. — Как оказалось, папа, это удалось тебе. Кулон и его история хорошо известны. Все знают, что оно предназначено для моей будущей жены.
Стюарт Кинросс оттолкнул назад свое огромное вращающееся кожаное кресло.
— Так ты полагаешь, что я слишком стар, чтобы думать о втором браке?
— Господи, папа! — Брод ударил кулаком по ладони другой руки. — Я бы и слезинки не пролил, женись ты на какой-нибудь из полудюжины женщин, которые были у тебя в прошлом. Некоторые из них были действительно приятными. Но Ребекка Хант абсолютно за пределами дозволенного. — От одной мысли об этом его обдало жаром.
Стюарт Кинросс холодно улыбнулся.
— Очевидно, ты порядком одичал, Брод. Не на ее ли возраст — двадцать семь — ты намекаешь?
Брод повернулся к отцу, его поджарое, сильное, молодое тело словно излучало энергию.
— Папа, она слишком молода. Она лишь немного старше Элли. Она моложе меня.
— И что из того? — Лицо Стюарта Кинросса словно окаменело. — Не думаю, что это может мне помешать.
Брод резко сел.
— Так у тебя, значит, действительно серьезные виды на нее?
Красивое лицо Стюарта Кинросса порозовело.
— Она именно та женщина, какую я всегда искал.
— То есть чертовски скрытная? — взорвался Брод. Да будь ей даже за сорок, тебе следовало бы узнать о ней побольше.
— Я знаю достаточно, — прогремел Стюарт Кинросс. — Я понимаю твои опасения, Брод. Ребекка достаточно молода, чтобы захотеть иметь детей.
— Ну, разумеется! Может, ты уже начал это обсуждать с ней? Только вряд ли. Ребекка сказала мне, что не имела понятия о значении фамильной драгоценности. Надела ее, потому что не хотела обижать тебя. Ты очень уж настаивал.
Стюарт Кинросс не торопился с ответом.
— Тебя в это время там не было, Брод.
Боже, неужели она солгала? — с горечью подумал Брод.
— Разумеется, я все рассказал Ребекке, — с нажимом ответил его отец. — Промолчать было бы чертовски глупо с моей стороны. В толпе, где бродят такие, как ты, кто-нибудь обязательно сообщил бы ей.
— Ты сказал ей, что кулон носят только жены Кинроссов? Что последней его носила моя мать?
Стюарт Кинросс пожал плечами.
— Ну, о твоей матери я не упоминал. Я уже очень много лет не говорю о ней. Она поступила очень плохо: бросила меня и вас, детей. Она нарушила священные обеты и была наказана.
Лицо Брода исказило выражение неприязни.
— Ну и подонок же ты, — сказал он с глубоким отвращением. — Наказана, вот как! Бедная моя мама.
Если бы я был тогда постарше! Она могла бы выйти замуж за кого-нибудь другого. За какого-нибудь нормального парня. И была бы жива по сей день.
Глаза Стюарта Кинросса были холодны как лед.
— Тогда ты не считался бы моим наследником.
— Но я твой наследник, папа. Помни об этом. Лицо Брода словно окаменело, а взгляд стал таким грозным, что его отец отвел глаза.
— Ну, вроде бы все, — несколько поспешно проговорил Стюарт. — Ты, Брод, похоже, считаешь, что мне не полагается никакой личной жизни. Что в свои пятьдесят пять я должен умерить все желания.
Брод направился к двери, испытывая горькое чувство при мысли, что Ребекка все-таки солгала ему.
— Я никогда не видел, папа, чтобы ты себя в чем-нибудь умерял. Ты возомнил себя королем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
— Счастливой семьей их не назовешь. — Вздохнув, Ребекка залила кипятком душистый листовой чай высшего сорта, засыпанный в заварочный чайник.
— Вам не потребовалось много времени, чтобы это понять. — Джин поморщилась. — Хотя, скажу я вам, дети жаждали любить отца, но он отверг их любовь. Я с ними очень давно, так что знаю. Раньше я была няней. Фи не говорила вам? Я пришла к ним, когда мне едва исполнилось шестнадцать, работала прислугой. До сих пор не могу поверить, что миссис Люсиль больше нет. Она была настоящим ангелом. Я любила ее.
По выражению ее глаз можно было понять, что она не может сказать того же о хозяине дома.
— Я осталась ради детей. Из-за них просто сердце в груди переворачивалось. Я работала в подчинении у миссис Хэррингтон, моей предшественницы.
Вот уж была старая курица, скажу я вам, нагоняла на меня страху! Но отличная домоправительница, и готовила потрясающе. Она научила меня всему, что я знаю. Я до сих пор помню ее уроки и ее неприступный вид. Когда она ушла, мистер Кинросс попросил меня занять ее место. Сейчас все изменилось. Бродерик в Марлу, Элли в Сиднее. А ведь могла бы выйти за Райфа Кэмерона. — Тяжело вздохнув, Джин уселась за стол. — Но боюсь, что уже слишком поздно. Они были необыкновенно влюблены друг в друга, но собрать осколки прежнего вряд ли когда-нибудь смогут.
Глаза Джин затуманились, она сняла очки и протерла их.
— Я пыталась отговорить ее. И Бродерик тоже.
Райф ведь его лучший друг. Даже мистер Кинросс, похоже, расстроился.
— А вдруг они помирятся и снова будут вместе?
— Поверьте моему слову, дорогая моя, — вздохнула Джин, — в семье Кэмерон мужчины очень гордые.
— Но ведь еще никто не завлек Райфа к алтарю.
Лицо Джин просияло, и — И то правда.
Тем временем в кабинете Стюарта Кинросса было принято решение по последнему пункту повестки дня — об участии в предстоящем аукционе овец и крупного рогатого скота в Центральном Квинсленде. Брод встал, собрал целую кипу бумаг и стал ее подравнивать. Он остро чувствовал, что отец хочет еще о чем-то с ним поговорить. И не ошибся.
— Пока ты не ушел, Брод, — Стюарт Кинросс снял очки, которыми пользовался для чтения, и потер переносицу, — я хотел бы поговорить с тобой о том, что было вчера.
— По-моему, все прошло с большим успехом.
Другие тоже так считают, судя по тем неумеренным похвалам, которые я слышал.
— Я хотел спросить не об этом. — Стюарт Кинросс холодно смотрел на сына. — Ребекка дала мне понять, что попросила тебя убрать кулон в сейф.
— Правильно, попросила. Ты в это время был занят с гостями. Она только и думала, как бы избавиться от этой побрякушки, а ты об этом и не узнал бы. Хладнокровию Ребекки можно позавидовать.
— Мы можем хоть минуту поговорить серьезно? резко бросил Стюарт.
— Что ты хочешь от меня услышать, папа? Эта фарфоровая статуэтка — весьма твердый орешек.
— Ребекка — твердый орешек? Надеюсь, ты не сказал ничего такого, что могло бы обидеть ее?
— Разве я мог бы так поступить, папа? — Брод старался сохранять спокойствие. — Ты получаешь особое удовольствие, когда будоражишь людей. Я хочу знать, не удалось ли тебе сделать так, что она почувствовала себя неловко, надев кулон?
— Не удалось ли мне! — Брод шлепнул стопку бумаг на массивную столешницу. — Как оказалось, папа, это удалось тебе. Кулон и его история хорошо известны. Все знают, что оно предназначено для моей будущей жены.
Стюарт Кинросс оттолкнул назад свое огромное вращающееся кожаное кресло.
— Так ты полагаешь, что я слишком стар, чтобы думать о втором браке?
— Господи, папа! — Брод ударил кулаком по ладони другой руки. — Я бы и слезинки не пролил, женись ты на какой-нибудь из полудюжины женщин, которые были у тебя в прошлом. Некоторые из них были действительно приятными. Но Ребекка Хант абсолютно за пределами дозволенного. — От одной мысли об этом его обдало жаром.
Стюарт Кинросс холодно улыбнулся.
— Очевидно, ты порядком одичал, Брод. Не на ее ли возраст — двадцать семь — ты намекаешь?
Брод повернулся к отцу, его поджарое, сильное, молодое тело словно излучало энергию.
— Папа, она слишком молода. Она лишь немного старше Элли. Она моложе меня.
— И что из того? — Лицо Стюарта Кинросса словно окаменело. — Не думаю, что это может мне помешать.
Брод резко сел.
— Так у тебя, значит, действительно серьезные виды на нее?
Красивое лицо Стюарта Кинросса порозовело.
— Она именно та женщина, какую я всегда искал.
— То есть чертовски скрытная? — взорвался Брод. Да будь ей даже за сорок, тебе следовало бы узнать о ней побольше.
— Я знаю достаточно, — прогремел Стюарт Кинросс. — Я понимаю твои опасения, Брод. Ребекка достаточно молода, чтобы захотеть иметь детей.
— Ну, разумеется! Может, ты уже начал это обсуждать с ней? Только вряд ли. Ребекка сказала мне, что не имела понятия о значении фамильной драгоценности. Надела ее, потому что не хотела обижать тебя. Ты очень уж настаивал.
Стюарт Кинросс не торопился с ответом.
— Тебя в это время там не было, Брод.
Боже, неужели она солгала? — с горечью подумал Брод.
— Разумеется, я все рассказал Ребекке, — с нажимом ответил его отец. — Промолчать было бы чертовски глупо с моей стороны. В толпе, где бродят такие, как ты, кто-нибудь обязательно сообщил бы ей.
— Ты сказал ей, что кулон носят только жены Кинроссов? Что последней его носила моя мать?
Стюарт Кинросс пожал плечами.
— Ну, о твоей матери я не упоминал. Я уже очень много лет не говорю о ней. Она поступила очень плохо: бросила меня и вас, детей. Она нарушила священные обеты и была наказана.
Лицо Брода исказило выражение неприязни.
— Ну и подонок же ты, — сказал он с глубоким отвращением. — Наказана, вот как! Бедная моя мама.
Если бы я был тогда постарше! Она могла бы выйти замуж за кого-нибудь другого. За какого-нибудь нормального парня. И была бы жива по сей день.
Глаза Стюарта Кинросса были холодны как лед.
— Тогда ты не считался бы моим наследником.
— Но я твой наследник, папа. Помни об этом. Лицо Брода словно окаменело, а взгляд стал таким грозным, что его отец отвел глаза.
— Ну, вроде бы все, — несколько поспешно проговорил Стюарт. — Ты, Брод, похоже, считаешь, что мне не полагается никакой личной жизни. Что в свои пятьдесят пять я должен умерить все желания.
Брод направился к двери, испытывая горькое чувство при мысли, что Ребекка все-таки солгала ему.
— Я никогда не видел, папа, чтобы ты себя в чем-нибудь умерял. Ты возомнил себя королем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36