Она была так зла, что у нее перехватило дыхание с чем-то вроде всхлипа. Но она не могла плакать. Она никогда не плакала и скорее умрет, чем падет так низко перед ним – перед ними! Она вздернула подбородок, стараясь скрыть влажный блеск глаз. Она не видела себя, но внезапно стала очень похожа на ребенка, злого, потерянного ребенка. Уголок рта Эдвардса нетерпеливо опустился, когда он заметил зарождающиеся слезы, и он сделал движение, словно хотел положить успокаивающую руку ей на плечо. Джесси увидела внезапную жалость в его глазах и злобно оскалилась. Как он смеет жалеть ее!
– Мисс Линдси… – Его ладонь все-таки дотронулась до ее руки, слегка погладив. Джесси в ярости отшвырнула его руку.
– Не смейте прикасаться ко мне! – зашипела она. Глаза ее сверкали ненавистью к нему сквозь слезы, которые она удерживала в себе. Потом с безумным вскриком она развернулась и побежала к лестнице, грубо оттолкнув его и Селию, которая перестала лить слезы и страдальчески шмыгала носом у него на груди, между тем как глаза ее, искоса поглядывающие на Джесси, сияли торжеством.
– Что за черт!.. – послышалось восклицание Эдвардса, когда Джесси оттолкнула его, но она ни разу не оглянулась, стремглав сбежав по лестнице и несясь в сторону конюшен, поэтому ей не пришлось испытать пусть малого, но все же удовольствия от сознания того, что в руке, которой она отпихнула его, была тарталетка и вишневая начинка растеклась по всему рукаву его безупречного черного сюртука.
Глава 3
Уже спустились сумерки, когда Джесси свернула на длинную подъездную аллею, ведущую к дому. Гладкая, лоснящаяся шкура ее гнедой кобылы Звездочки была заляпана черной грязью, и ее поступь была медленной, даже несмотря на то что они уже приближались к дому. На мгновение Джесси почувствовала укол совести за тот дикий галоп, который занес их в глубь Дикого болота. Под конец грязь доставала Звездочке почти до колен, и было тяжело пробираться обратно по вязкой, илистой жиже. По пятам за Звездочкой бежал Джаспер, здоровый лохматый пес неизвестного происхождения, которого она взяла себе щенком. Джаспер был еще грязнее Звездочки и бежал, высунув язык, но отлично провел время, гоняясь за белками и опоссумами, поэтому Джесси не испытывала из-за него особенных угрызений совести. Но вот перед Звездочкой чувствовала себя виноватой. У нее должно было хватить ума не тащить изящную кобылу в болото. Однако в тот момент она была слишком расстроена, чтобы думать о последствиях.
Селия собирается вступить в новый брак. Эта мысль была настолько шокирующей, что казалась нереальной. Джесси весь день пыталась свыкнуться с этой новостью, но сейчас была ничуть не ближе к тому, чтобы принять ее, чем несколько часов назад, когда сбежала с галереи. Эта мысль была просто невероятна. Ее невозможно было вынести.
Подъездная дорога разветвлялась надвое, одной ветвью образуя круг перед домом, а другой ведя к конюшням. Огромные старые дубы, уже зазеленевшие молодой листвой, сплетали ветви над головой, образуя шатер на всем пути к конюшням и дальше, до хижин рабов и дома надсмотрщика. Джесси направила Звездочку к конюшне. Два одинаковых столба дыма поднимались из летней кухни рядом с большим домом и из общей кухни для рабов. Острый аромат горящего хвороста наполнял воздух.
Когда Джесси подъехала ближе к дому, его узкие вытянутые окна осветились один за другим, вначале на первом этаже, в приемных покоях, затем наверху, в семейных комнатах. Сисси, юная дочка Роуз, которую обучали, с тем чтобы однажды она заняла место матери на кухне, переходила из комнаты в комнату, зажигая лампы и свечи, что являлось ее ежевечерней обязанностью. Свет из окон отбрасывал мягкое сияние на побеленный камень, из которого в начале столетия была выстроена главная часть дома. Составленная из солидных прямоугольных каменных глыб, «Мимоза» в последующие годы достраивалась и теперь имела форму буквы «Т», верхняя перекладина которой была сделана из прессованного кипариса, и все сооружение побелено, чтобы скрыть разностильный неравный союз дерева и камня. Двенадцать внушительных дорических колонн поднимались мимо галереи второго этажа к искусно вырезанному карнизу. Его великолепие подчеркивалось длинной лестницей, которая вела от верхнего портика на подъездную дорожку.
Джесси остановила Звездочку и откинулась в седле, с наслаждением любуясь видом дома. Она любила «Мимозу», любила с неистовством, которое только теперь обнаружила. Плантация принадлежала Ходжам, семье ее матери, многие поколения. Когда ее мать, Элизабет Ходж, единственный ребенок в семье, вышла замуж за Томаса Линдси из Виргинии, вопроса о том, где молодожены будут жить, ни разу не возникло. «Мимоза», вполне естественно, однажды должна была перейти к Элизабет, и в последующие годы у Джошуа Ходжа было достаточно времени, чтобы обучить своего нового зятя всем сложностям управления плантацией, которая включала в себя десять тысяч акров хлопковых полей, лесопилку, мельницу, кузницу и девятьсот девяносто два взрослых раба.
Чего никто не мог предвидеть, так это того, что Элизабет Линдси переживет своих родителей только на два года, что Томас Линдси вновь женится всего лишь через год – Селия Брэдшо была хорошенькой юной мисс, которую он встретил во время поездки в Новый Орлеан – и сам умрет чуть больше года спустя. Все еще сильно увлеченный своей молодой женой, Томас напишет завещание, оставив «Мимозу» целиком Селии с двумя условиями: первое, что его дочь от Элизабет, Джессика, сможет, если пожелает, всю жизнь жить здесь, и второе, что никто из рабов, живущих на плантации на момент его смерти, не будет продан.
Джесси было всего девять, когда умер отец, поэтому то, что «Мимоза» была оставлена Селии, не особенно ее беспокоило. «Мимоза» – ее дом, всегда была им и всегда будет, и никакие юридические тонкости относительно прав собственности не могли этого изменить. И только шок сегодняшнего заявления Селии заставил ее понять, насколько неопределенно ее положение. Почему-то ей никогда не приходило в голову, что Селия снова выйдет замуж, а должно было бы. Но она никогда всерьез не задумывалась об этом. Но даже если и думала бы, то скорее всего пришла бы к заключению, что Селия слишком любит мужчин, всяких разных мужчин, чтобы остановиться на ком-то одном. Как страус спрятав голову в песок, Джесси отказывалась видеть неприятное. Какой же дурой она была! И какая она дура, что, услышав заявление Селии, даже на мгновение могла понадеяться, что новый брак мачехи будет означать ее отъезд.
Разумеется, Селия ни за что не покинет «Мимозу». Она принадлежит ей. Она совершенно безнаказанно может привести сюда мужа, любовника и вообще любого, кого пожелает, и передать ему плантацию, которая по праву крови и самозабвенной привязанности принадлежит Джесси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
– Мисс Линдси… – Его ладонь все-таки дотронулась до ее руки, слегка погладив. Джесси в ярости отшвырнула его руку.
– Не смейте прикасаться ко мне! – зашипела она. Глаза ее сверкали ненавистью к нему сквозь слезы, которые она удерживала в себе. Потом с безумным вскриком она развернулась и побежала к лестнице, грубо оттолкнув его и Селию, которая перестала лить слезы и страдальчески шмыгала носом у него на груди, между тем как глаза ее, искоса поглядывающие на Джесси, сияли торжеством.
– Что за черт!.. – послышалось восклицание Эдвардса, когда Джесси оттолкнула его, но она ни разу не оглянулась, стремглав сбежав по лестнице и несясь в сторону конюшен, поэтому ей не пришлось испытать пусть малого, но все же удовольствия от сознания того, что в руке, которой она отпихнула его, была тарталетка и вишневая начинка растеклась по всему рукаву его безупречного черного сюртука.
Глава 3
Уже спустились сумерки, когда Джесси свернула на длинную подъездную аллею, ведущую к дому. Гладкая, лоснящаяся шкура ее гнедой кобылы Звездочки была заляпана черной грязью, и ее поступь была медленной, даже несмотря на то что они уже приближались к дому. На мгновение Джесси почувствовала укол совести за тот дикий галоп, который занес их в глубь Дикого болота. Под конец грязь доставала Звездочке почти до колен, и было тяжело пробираться обратно по вязкой, илистой жиже. По пятам за Звездочкой бежал Джаспер, здоровый лохматый пес неизвестного происхождения, которого она взяла себе щенком. Джаспер был еще грязнее Звездочки и бежал, высунув язык, но отлично провел время, гоняясь за белками и опоссумами, поэтому Джесси не испытывала из-за него особенных угрызений совести. Но вот перед Звездочкой чувствовала себя виноватой. У нее должно было хватить ума не тащить изящную кобылу в болото. Однако в тот момент она была слишком расстроена, чтобы думать о последствиях.
Селия собирается вступить в новый брак. Эта мысль была настолько шокирующей, что казалась нереальной. Джесси весь день пыталась свыкнуться с этой новостью, но сейчас была ничуть не ближе к тому, чтобы принять ее, чем несколько часов назад, когда сбежала с галереи. Эта мысль была просто невероятна. Ее невозможно было вынести.
Подъездная дорога разветвлялась надвое, одной ветвью образуя круг перед домом, а другой ведя к конюшням. Огромные старые дубы, уже зазеленевшие молодой листвой, сплетали ветви над головой, образуя шатер на всем пути к конюшням и дальше, до хижин рабов и дома надсмотрщика. Джесси направила Звездочку к конюшне. Два одинаковых столба дыма поднимались из летней кухни рядом с большим домом и из общей кухни для рабов. Острый аромат горящего хвороста наполнял воздух.
Когда Джесси подъехала ближе к дому, его узкие вытянутые окна осветились один за другим, вначале на первом этаже, в приемных покоях, затем наверху, в семейных комнатах. Сисси, юная дочка Роуз, которую обучали, с тем чтобы однажды она заняла место матери на кухне, переходила из комнаты в комнату, зажигая лампы и свечи, что являлось ее ежевечерней обязанностью. Свет из окон отбрасывал мягкое сияние на побеленный камень, из которого в начале столетия была выстроена главная часть дома. Составленная из солидных прямоугольных каменных глыб, «Мимоза» в последующие годы достраивалась и теперь имела форму буквы «Т», верхняя перекладина которой была сделана из прессованного кипариса, и все сооружение побелено, чтобы скрыть разностильный неравный союз дерева и камня. Двенадцать внушительных дорических колонн поднимались мимо галереи второго этажа к искусно вырезанному карнизу. Его великолепие подчеркивалось длинной лестницей, которая вела от верхнего портика на подъездную дорожку.
Джесси остановила Звездочку и откинулась в седле, с наслаждением любуясь видом дома. Она любила «Мимозу», любила с неистовством, которое только теперь обнаружила. Плантация принадлежала Ходжам, семье ее матери, многие поколения. Когда ее мать, Элизабет Ходж, единственный ребенок в семье, вышла замуж за Томаса Линдси из Виргинии, вопроса о том, где молодожены будут жить, ни разу не возникло. «Мимоза», вполне естественно, однажды должна была перейти к Элизабет, и в последующие годы у Джошуа Ходжа было достаточно времени, чтобы обучить своего нового зятя всем сложностям управления плантацией, которая включала в себя десять тысяч акров хлопковых полей, лесопилку, мельницу, кузницу и девятьсот девяносто два взрослых раба.
Чего никто не мог предвидеть, так это того, что Элизабет Линдси переживет своих родителей только на два года, что Томас Линдси вновь женится всего лишь через год – Селия Брэдшо была хорошенькой юной мисс, которую он встретил во время поездки в Новый Орлеан – и сам умрет чуть больше года спустя. Все еще сильно увлеченный своей молодой женой, Томас напишет завещание, оставив «Мимозу» целиком Селии с двумя условиями: первое, что его дочь от Элизабет, Джессика, сможет, если пожелает, всю жизнь жить здесь, и второе, что никто из рабов, живущих на плантации на момент его смерти, не будет продан.
Джесси было всего девять, когда умер отец, поэтому то, что «Мимоза» была оставлена Селии, не особенно ее беспокоило. «Мимоза» – ее дом, всегда была им и всегда будет, и никакие юридические тонкости относительно прав собственности не могли этого изменить. И только шок сегодняшнего заявления Селии заставил ее понять, насколько неопределенно ее положение. Почему-то ей никогда не приходило в голову, что Селия снова выйдет замуж, а должно было бы. Но она никогда всерьез не задумывалась об этом. Но даже если и думала бы, то скорее всего пришла бы к заключению, что Селия слишком любит мужчин, всяких разных мужчин, чтобы остановиться на ком-то одном. Как страус спрятав голову в песок, Джесси отказывалась видеть неприятное. Какой же дурой она была! И какая она дура, что, услышав заявление Селии, даже на мгновение могла понадеяться, что новый брак мачехи будет означать ее отъезд.
Разумеется, Селия ни за что не покинет «Мимозу». Она принадлежит ей. Она совершенно безнаказанно может привести сюда мужа, любовника и вообще любого, кого пожелает, и передать ему плантацию, которая по праву крови и самозабвенной привязанности принадлежит Джесси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88