— Нет, — устало ответил он. — Понимаю, что не смогу. Но по крайней мере, я сниму с него обвинение в этих недавних убийствах. — Во время всего рассказа Рэндалл сидел, а теперь поднялся. — Знаю, никакие мои слова не могут оправдать прошлое, но эти десять лет я тоже прожил в собственном аду.
— И ты позволил… этому человеку жить в твоем доме, хотя знал…
— Он много лет шантажировал меня. И стрелял он, когда услышал, что я собираюсь сдаться властям. Слишком поздно, конечно.
В глазах отца было столько презрения к самому себе, что в душе у Шей впервые шевельнулось сочувствие. Но она все время видела перед собой измученное лицо Рейфа. Она помнила, как он впервые показал ей шрам, как всегда устраивался на ночь под открытым небом, помнила слова Клинта Эдвардса: он любил армию, лучшего офицера, чем капитан Тайлер, я на войне не встречал. А потом она вспомнила, каким было лицо Рейфа всего несколько минут назад. Его напряженный взгляд, когда он произнес: «Я должен как-то построить свою жизнь…» Хотя он понимал, как трудно это будет с такой отметиной, как у него.
Она с трудом сглотнула и посмотрела на человека, который дал ей жизнь.
— А ведь я люблю его и никогда не смогу быть рядом с ним из-за тебя.
— Мне жаль, — ответил Рэндалл хриплым, нетвердым голосом. — Если в моих силах хоть чем-нибудь помочь… Бог свидетель, мне очень жаль. — Плечи его поникли. — Я переночую в сарае, а утром отправлюсь в путь. Ты… поедешь со мной?
Ей хотелось закричать: «Нет! Я хочу остаться здесь! Я хочу быть с Рейфом!» Но это было невозможно. Она кивнула, на ее глаза навернулись слезы.
— Шей… я узнал о твоем существовании всего лишь несколько недель назад, но… я люблю тебя. Ради тебя я готов абсолютно на все и хочу, чтобы ты это помнила. А еще я хочу, чтобы ты знала… я ничего не жду в ответ от тебя. Я сознаю, ты не сможешь полюбить такого, как я. Или даже понять. — Он устало подошел к двери и начал ее открывать.
— Папа. — Голос ее был тих, настолько тих, что она засомневалась, услышал ли он ее, но он повернулся и посмотрел ей в лицо. В его взгляде не было ни малейшей надежды. — Мама никогда не переставала любить тебя. У нее был твой портрет… я видела, как она смотрела на него до самого последнего своего дня.
Рэндалл замер, лицо его окаменело, затем он молча вышел, оставив Шей в полном одиночестве.
* * *
Шей не сомкнула глаз всю ночь, терзаемая противоречивыми чувствами. Она говорила себе, что должна ненавидеть Джека Рэндалл а, но не находила в себе ненависти. Она все время видела его печальные глаза, полные сожаления, и поняла, что он тоже заплатил полной мерой за прошлое, а в ближайшее время подвергнется еще одному наказанию. Об отце она знала достаточно много, чтобы понять, как ему будет недоставать ранчо, уважения окружающих — того, чем он собирался пожертвовать.
А Рейф? Господи, что теперь будет с Рейфом? Вечером она заметила в нем перемену: прежняя темная горечь исчезла, но решимость осталась. Он уедет от нее, потому что считает, что…
Шей вспомнила каждое слово их разговора и внезапно осознала, насколько неубедительны все его аргументы. Он говорил, что стремится к новой жизни и ему не нужны воспоминания о прошлом.
Она поверила, потому что была в полном смятении от признания отца, от собственной причастности ко всему этому из-за своего родства. Но сейчас она вспомнила ту нежность, с которой он дотрагивался до нее, чудесные минуты их близости и поняла, что ничего не было бы, служи она напоминанием предательства отца.
Он произнес эти слова ради ее блага. Как она могла забыть, что Рейф Тайлер не раз пытался защитить ее таким образом?
Ее мать ушла от мужа. А что бы случилось, если бы Сара Рэндалл осталась с ним и рассказала ему о будущем ребенке? Неужели он не изменился бы? Теперь этого не узнать. Шей понимала, что мать убежала оттого, с чем не могла мириться. Раньше Шей думала — нужно обладать мужеством, чтобы покинуть любимого человека. Теперь ей казалось, что, наверное, еще большее мужество требуется, чтобы остаться.
Она не была уверена и не находила ответов на вопросы, которые по-прежнему мучили ее.
Перед самым рассветом Шей поднялась. Ее вещи были там же, в саквояже. Она переоделась в чистое платье, накинула на плечи шаль и отправилась к озеру, когда ночное небо осветили первые лучи солнца.
Она увидела Рейфа в ту же секунду, когда он услышал ее шаги. Он сидел, скрестив ноги, возле камня, а при ее приближении поднялся.
Не говоря ни слова, он просто протянул к ней руки, словно тоже пришел к какому-то решению. Она шагнула к нему в объятия, которые он крепко сомкнул, и положила голову ему на грудь, успокоенная его близостью.
Она не знала, сколько прошло времени, прежде чем они пошевелились. Не хотелось прерывать эту минуту, сказавшую ей о любви больше, чем слова, которых она так и не услышала.
Наконец Рейф немного отстранился, и она взглянула в его яркие сине-зеленые глаза, ожившие от чувств, которые он раньше никогда не позволял себе проявлять. Он поднес палец к губам, призывая ее к молчанию, и помог взобраться на скалу, с которой они часто наблюдали за медведями.
Шей не поняла, откуда он узнал, но через несколько минут к озеру вышла лань и осторожно оглянулась по сторонам, а за ней появился молодой олень, и с грацией, которой Шей никогда не доводилось видеть, оба животных склонили прелестные головки и начали пить прозрачную голубую воду. Шей крепко схватила его за руку. Олени, показать которых он обещал ей несколько дней назад.
Она глубоко вздохнула при виде картины, полной очарования: водопад, окутанный дымкой, тихий водоем, олени, лучи света из вышины, отбрасывающие на все золотые блики, словно даря благословение. Она пожалела, что у нее нет с собой альбома и самых чудесных красок. Но даже если бы они у нее и были, она понимала, что никогда не сумела бы воссоздать на бумаге это воплощение спокойствия. Не сумела бы передать переполнявшую ее радость, что она может разделить все это с тихим, сложным человеком, стоящим рядом. Человеком, способным на исключительную мягкость, позволяющую завоевать доверие животных, и в то же время умевшим приглушить самые бурные эмоции. Она начала его понимать. Какое-то время она ненавидела отца за то, что он сделал; гнев в ней до сих пор остался, хотя теперь ее укротила отцовская боль и сожаление.
Пока они наблюдали за животными, небо совсем посветлело, и олени скрылись в лесу, моментально слившись с окружающей природой, словно их здесь и не было.
Она повернулась и посмотрела на Рейфа, зная, что глаза ее выражают то, что у нее на сердце.
— Неважно, что ты думаешь, — запинаясь, произнесла она, — без тебя мне не будет жизни.
На его щеке заиграл желвак.
— Ты не понимаешь, — сказал он.
— Нет, понимаю, — возразила она, изо всех сил стараясь, чтобы он ей поверил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99