Но он тут же взял себя в руки – сейчас следовало позаботиться о Женевьеве, надо было как-то успокоить ее и утешить, ведь она так много перенесла за этот вечер.
Какое-то время оба молчали. «Я сумею выдержать и это, – подумала Женевьева. – Ведь бывало и хуже, чем сейчас». Однако она не помнила, чтобы когда-нибудь чувствовала себя такой бессильной. Как спасти Шарлотту? Как убедить судью в том, что девочка не заслуживает столь сурового наказания?
Не зная, как утешить Женевьеву, Хейдон машинально протянул к ней руки, тут она вдруг вскрикнула и, бросившись ему на грудь, разрыдалась.
Заключив ее в объятия, он тихо сказал:
– Не переживайте так, Женевьева. Поверьте, все будет хорошо.
Для такого утверждения не было ни малейшего основания, но Хейдон повторял эти слова снова и снова. Он отвел Женевьеву в гостиную и плотно закрыл дверь, чтобы дети не услышали ее плача. Осторожно сняв с нее плащ и шляпу, он усадил ее на диван. Затем подбросил в камин два полена, раздул угли и, когда занялся огонь, тоже сел на диван. Снова обняв Женевьеву, Хейдон проговорил:
– Можно нанять адвоката и без помощи Чарлза. Напрасно этот негодяй считает, что мы не обойдемся без него.
– У нас нет денег на адвоката. – Женевьева всхлипнула. – А бесплатный адвокат, которого может предоставить суд, непременно отправит девочку в тюрьму. Представляете, детей бросают в тюрьму за кражу зеленого яблока или пары старых носков, а потом их отправляют в приют, где заставляют весь день работать и постоянно бьют. В таких условиях детей можно приучить только к одному насилию и воровству – и никому нет до них дела, лишь бы не появлялись на улицах и не смущали таких замечательных людей, как лорд и леди Страдерс.
– Но с Шарлоттой все по-другому, – возразил Хейдон. – У нее есть прекрасный дом и есть мать, которая ее любит и которая о ней заботится. К тому же у нее больная нога, поэтому суд непременно проявит сочувствие. В суде поймут, что Шарлотту лучше вернуть домой, чем отправлять в тюрьму.
– К сожалению, председателем в суде будет судья Троттер, а он уже один раз вынес ей приговор. Тогда ей было десять лет и ее арестовали вместе с пьянчугой-отцом. Отец заставлял ее спотыкаться, показывать людям кривую ногу и попрошайничать. А пока те с притворным сочувствием качали головой, папаша рыскал в толпе и запускал руку в чужие карманы.
– Где сейчас ее отец?
– В Перте, отбывает четырехлетний срок за решеткой. А Шарлотту приговорили к тридцати дням тюрьмы, а потом к трем годам в исправительной тюрьме. – Со вздохом покачав головой, Женевьева добавила: – Нет, нельзя ожидать милосердия от такого судьи.
Хейдон молчал и хмурился. «Неужели, – думал он, суд действительно мог назначить столь суровое наказание для девочки? Ведь совершенно очевидно, что малышка находилась во власти отца. С другой же стороны, судья Троттер мог искренне считать, что оказывает благодеяние. Ведь в исправительной тюрьме у Шарлотты по крайней мере была бы крыша над головой и хоть какое-то питание».
– Но вы ведь все-таки успели взять Шарлотту до того, как ее туда отправили?
Женевьева кивнула:
– Да, успела. У нас с комендантом Томсоном уже давно существует соглашение, и суд никогда не чинил нам препятствий. Комендант давал мне знать, когда в тюрьму попадал ребенок, у которого нет родителей или родственников, желающих их заменить. Если за ребенком не числилось преступление, связанное с насилием, мне разрешали взять маленького арестанта под опеку.
– А какую пользу от этого получает Томсон? – спросил Хейдон.
– Я ему плачу за труды.
– Но ведь это запрещено, не так ли?
Женевьева вздохнула:
– Да, наверное. Но об этом никто не знает. Я подписываю соглашение, предполагающее мою полную ответственность за ребенка до окончания срока приговора. В нем оговорено условие: если ребенок нарушит закон или сбежит от меня, то соглашение аннулируется, а ребенок отправляется в тюрьму отсиживать полный срок. Комендант Томсон сказал, что именно по этой причине он не может выпустить Шарлотту. Он боится ответственности.
Хейдон с сомнением покачал головой:
– Скорее он боится расследования, при котором выяснится, что он, в сущности, продавал детей.
– Как бы то ни было, эту ночь Шарлотта в страхе проведет на жесткой койке, и я ничего не могу сделать, чтобы ее вызволить. – Женевьева снова заплакала. – Увы, я обманула ее ожидания.
– Нет, Женевьева, нет. – Хейдон положил руки ей на плечи и заглянул в глаза. – Ведь вы вызволили ее из тюрьмы, и вы обеспечили ей крышу над головой и любящую семью. Возможно, вы этого не осознаете, но вы дали ей самое главное в жизни – надежду на будущее. Кроме того, собственным примером показали, что женщина может быть сильной, храброй и стойкой и это ей поможет пережить следующие несколько дней.
– А как насчет нескольких лет? В исправительной тюрьме ей придется столкнуться с жестокостью, и она этого не выдержит.
– Сегодня вам не удалось ее освободить, но дело еще не проиграно. Если мы не можем оплатить хорошего адвоката, то можем по крайней мере подготовить к защите того, которого назначит суд. На суде мы покажем, что вплоть до нынешнего инцидента Шарлотта была образцом скромности и послушания. Но нам следует проявлять осторожность, чтобы не вовлечь в дело остальных детей. Я постараюсь убедить суд в том, что на самом деле роль Шарлотты была очень мала и что лучше оставить это дело на усмотрение родителей. Я скажу, что общество ничего не выиграет, если отправит девочку в тюрьму, – ведь на ее содержание придется тратить деньги налогоплательщиков. А здесь, то есть дома, ее отчитают и, возможно, примерно накажут.
Женевьева снова посмотрела на Хейдона:
– Вам нельзя сопровождать меня в суд. Кто-нибудь может вас узнать.
– Я все-таки воспользуюсь шансом. Суд пожелает меня выслушать хотя бы из любопытства как вашего мужа. Поскольку же меня обвиняли в убийстве, мое дело рассматривал окружной суд, а он, насколько я знаю, собирается два раза в год. Возможно, некоторые из членов суда могли присутствовать на том заседании, но, уверяю вас, сейчас я совсем не похож на того человека, которого они видели. К тому же, следуя совету адвоката, я тогда ничего не говорил в свою защиту. Адвокат считал, что я вызову у суда скорее неприязнь, чем симпатию. Значит, можно не бояться, что кто-то опознает мой голос.
– Но…
– Молчите, Женевьева, решено. Я никому не позволю посадить Шарлотту в тюрьму, а вас в суд одну не отпущу. Мы вместе справимся с этим делом и благополучно приведем Шарлотту домой. Понятно?
Женевьева молча смотрела на Хейдона. Между бровями у него залегла глубокая складка, лоб прочертили морщины, а в глазах была такая боль, что даже не верилось… Во всяком случае, Женевьева не ожидала, что этот человек будет так переживать за девочку, которую знал чуть больше недели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Какое-то время оба молчали. «Я сумею выдержать и это, – подумала Женевьева. – Ведь бывало и хуже, чем сейчас». Однако она не помнила, чтобы когда-нибудь чувствовала себя такой бессильной. Как спасти Шарлотту? Как убедить судью в том, что девочка не заслуживает столь сурового наказания?
Не зная, как утешить Женевьеву, Хейдон машинально протянул к ней руки, тут она вдруг вскрикнула и, бросившись ему на грудь, разрыдалась.
Заключив ее в объятия, он тихо сказал:
– Не переживайте так, Женевьева. Поверьте, все будет хорошо.
Для такого утверждения не было ни малейшего основания, но Хейдон повторял эти слова снова и снова. Он отвел Женевьеву в гостиную и плотно закрыл дверь, чтобы дети не услышали ее плача. Осторожно сняв с нее плащ и шляпу, он усадил ее на диван. Затем подбросил в камин два полена, раздул угли и, когда занялся огонь, тоже сел на диван. Снова обняв Женевьеву, Хейдон проговорил:
– Можно нанять адвоката и без помощи Чарлза. Напрасно этот негодяй считает, что мы не обойдемся без него.
– У нас нет денег на адвоката. – Женевьева всхлипнула. – А бесплатный адвокат, которого может предоставить суд, непременно отправит девочку в тюрьму. Представляете, детей бросают в тюрьму за кражу зеленого яблока или пары старых носков, а потом их отправляют в приют, где заставляют весь день работать и постоянно бьют. В таких условиях детей можно приучить только к одному насилию и воровству – и никому нет до них дела, лишь бы не появлялись на улицах и не смущали таких замечательных людей, как лорд и леди Страдерс.
– Но с Шарлоттой все по-другому, – возразил Хейдон. – У нее есть прекрасный дом и есть мать, которая ее любит и которая о ней заботится. К тому же у нее больная нога, поэтому суд непременно проявит сочувствие. В суде поймут, что Шарлотту лучше вернуть домой, чем отправлять в тюрьму.
– К сожалению, председателем в суде будет судья Троттер, а он уже один раз вынес ей приговор. Тогда ей было десять лет и ее арестовали вместе с пьянчугой-отцом. Отец заставлял ее спотыкаться, показывать людям кривую ногу и попрошайничать. А пока те с притворным сочувствием качали головой, папаша рыскал в толпе и запускал руку в чужие карманы.
– Где сейчас ее отец?
– В Перте, отбывает четырехлетний срок за решеткой. А Шарлотту приговорили к тридцати дням тюрьмы, а потом к трем годам в исправительной тюрьме. – Со вздохом покачав головой, Женевьева добавила: – Нет, нельзя ожидать милосердия от такого судьи.
Хейдон молчал и хмурился. «Неужели, – думал он, суд действительно мог назначить столь суровое наказание для девочки? Ведь совершенно очевидно, что малышка находилась во власти отца. С другой же стороны, судья Троттер мог искренне считать, что оказывает благодеяние. Ведь в исправительной тюрьме у Шарлотты по крайней мере была бы крыша над головой и хоть какое-то питание».
– Но вы ведь все-таки успели взять Шарлотту до того, как ее туда отправили?
Женевьева кивнула:
– Да, успела. У нас с комендантом Томсоном уже давно существует соглашение, и суд никогда не чинил нам препятствий. Комендант давал мне знать, когда в тюрьму попадал ребенок, у которого нет родителей или родственников, желающих их заменить. Если за ребенком не числилось преступление, связанное с насилием, мне разрешали взять маленького арестанта под опеку.
– А какую пользу от этого получает Томсон? – спросил Хейдон.
– Я ему плачу за труды.
– Но ведь это запрещено, не так ли?
Женевьева вздохнула:
– Да, наверное. Но об этом никто не знает. Я подписываю соглашение, предполагающее мою полную ответственность за ребенка до окончания срока приговора. В нем оговорено условие: если ребенок нарушит закон или сбежит от меня, то соглашение аннулируется, а ребенок отправляется в тюрьму отсиживать полный срок. Комендант Томсон сказал, что именно по этой причине он не может выпустить Шарлотту. Он боится ответственности.
Хейдон с сомнением покачал головой:
– Скорее он боится расследования, при котором выяснится, что он, в сущности, продавал детей.
– Как бы то ни было, эту ночь Шарлотта в страхе проведет на жесткой койке, и я ничего не могу сделать, чтобы ее вызволить. – Женевьева снова заплакала. – Увы, я обманула ее ожидания.
– Нет, Женевьева, нет. – Хейдон положил руки ей на плечи и заглянул в глаза. – Ведь вы вызволили ее из тюрьмы, и вы обеспечили ей крышу над головой и любящую семью. Возможно, вы этого не осознаете, но вы дали ей самое главное в жизни – надежду на будущее. Кроме того, собственным примером показали, что женщина может быть сильной, храброй и стойкой и это ей поможет пережить следующие несколько дней.
– А как насчет нескольких лет? В исправительной тюрьме ей придется столкнуться с жестокостью, и она этого не выдержит.
– Сегодня вам не удалось ее освободить, но дело еще не проиграно. Если мы не можем оплатить хорошего адвоката, то можем по крайней мере подготовить к защите того, которого назначит суд. На суде мы покажем, что вплоть до нынешнего инцидента Шарлотта была образцом скромности и послушания. Но нам следует проявлять осторожность, чтобы не вовлечь в дело остальных детей. Я постараюсь убедить суд в том, что на самом деле роль Шарлотты была очень мала и что лучше оставить это дело на усмотрение родителей. Я скажу, что общество ничего не выиграет, если отправит девочку в тюрьму, – ведь на ее содержание придется тратить деньги налогоплательщиков. А здесь, то есть дома, ее отчитают и, возможно, примерно накажут.
Женевьева снова посмотрела на Хейдона:
– Вам нельзя сопровождать меня в суд. Кто-нибудь может вас узнать.
– Я все-таки воспользуюсь шансом. Суд пожелает меня выслушать хотя бы из любопытства как вашего мужа. Поскольку же меня обвиняли в убийстве, мое дело рассматривал окружной суд, а он, насколько я знаю, собирается два раза в год. Возможно, некоторые из членов суда могли присутствовать на том заседании, но, уверяю вас, сейчас я совсем не похож на того человека, которого они видели. К тому же, следуя совету адвоката, я тогда ничего не говорил в свою защиту. Адвокат считал, что я вызову у суда скорее неприязнь, чем симпатию. Значит, можно не бояться, что кто-то опознает мой голос.
– Но…
– Молчите, Женевьева, решено. Я никому не позволю посадить Шарлотту в тюрьму, а вас в суд одну не отпущу. Мы вместе справимся с этим делом и благополучно приведем Шарлотту домой. Понятно?
Женевьева молча смотрела на Хейдона. Между бровями у него залегла глубокая складка, лоб прочертили морщины, а в глазах была такая боль, что даже не верилось… Во всяком случае, Женевьева не ожидала, что этот человек будет так переживать за девочку, которую знал чуть больше недели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69