— поинтересовался Шон.
— Весьма похвально, дзен-монах Шон Кроу.
— Уже не монах, — поправил он, взглянув на часы. — И не жалею об этом. Тебе понравится Хуан.
Дэни помотала головой, отчего ее темные блестящие волосы всколыхнулись.
— Этот разговор имеет ко мне какое-нибудь отношение? — осведомилась она.
— Самое прямое, можешь мне поверить.
— Никогда не бывала в Сиэтле, — пробормотала Дэни.
— Хуан Гельман — социолог, его диссертация была посвящена уличным группировкам Лос-Анджелеса. Досле защиты он решил применить свои знания в менее академической обстановке.
— Как ты?
— Никогда не писал диссертаций, — возразил Шон.
— Не писал, зато жил ими. Подумаешь, разница!
— Ты тоже. Да и много ли найдется ученых, буквально живущих своими экспедициями, как ты?
— Единицы, — коротко ответила Дэни.
— Может быть. Должно быть, университеты представляют собой необходимое убежище.
— Необходимое?
— Не все так жизнерадостны, как ты, Дэни. И лишь некоторые так же прекрасны.
— Прекрасны? — изумленно переспросила Дэни. — Да, само собой, — иронически кивнула она.
— Хорошо, что наши мнения хоть в чем-то совпали.
— Ошибаешься. У меня дома есть несколько зеркал. Что касается внешности, я принадлежу к среднестатистическому типу.
— Мы смотрим с разных точек зрения, — возразил Шон. — С моей, ты прекрасна.
Дэни не знала, что ответить, ибо понимала: он говорит правду.
Он действительно видит ее такой.
Слегка улыбнувшись, Шон прикрыл глаза, предоставив Дэни возможность поразмыслить о разных взглядах на мир. Он не поднимал век, пока самолет не коснулся посадочной полосы четверть часа спустя.
Дэни и Шона встретил Хуан Гельман, стройный, черноволосый латиноамериканец с печальными глазами за круглыми очками в металлической оправе. Он напоминал скорее учителя, чем агента «Риск лимитед». Гельман представил своего спутника Билла Фландерса.
С академической улыбкой обмениваясь рукопожатиями, Дэни мысленно пыталась оценить приблизительные габариты Фландерса.
Он оказался громоздким белым американцем средних лет, с лицом, багровым от солнца, ветра и виски. Его рот окружали циничные морщины человека, которому всю жизнь пришлось копаться в отбросах общества — одушевленных и неодушевленных.
Порыв ветра, задрав полы его шерстяной рубашки от Пендлтона, обнажил пистолет за поясом джинсов.
Фландерс явно чувствовал себя неуютно без оружия под рукой.
С учетом опыта последних нескольких недель Дэни не стала судить Фландерса так строго, как сделала бы раньше. Она с нетерпением ждала случая убедиться, что он не настолько туп, каким кажется на первый взгляд.
— Как дела? — обратился Фландерс по очереди к Шону и Дэни.
Его техасский акцент явно смягчили долгие годы, проведенные на западном побережье.
Дэни ждала от этого человека пренебрежения или обычного мужского оценивающего взгляда и была приятно удивлена, не дождавшись ни того, ни другого.
Фландерс указал на стоявший у полосы фургон. Снаружи машина была донельзя замызганной. Впечатление усиливали затемненные стекла в окнах.
— Экипаж ждет, дамы и господа, — провозгласил Фландерс.
— А вы когда-нибудь слышали о том, что машины моют? — поинтересовался Шон, пока они приближались к фургону.
— Мытые машины слишком блестят, — отозвался Фландерс. — Режут глаз.
Рассмеявшись, Шон пригнулся, заглядывая в фургон.
— Замечательно, — заключил он после беглого осмотра. — Наблюдательный пункт на колесах.
— Да, не хватает только спутникового телевидения, — подтвердил Фландерс. — Чертова антенна слишком бросается в глаза.
Забравшись в машину, Дэни поняла, что имеет в виду Шон. Здесь были удобные кресла, рация, бинокли и приборы ночного видения.
— Значит, досрочная отставка? — произнесла Дэни, ни к кому не обращаясь.
— С некоторыми привычками нелегко расстаться, — жизнерадостно отозвался Фландерс.
Гельман забрался на переднее пассажирское сиденье фургона и захлопнул дверцу.
— Достоинство таможенных законов состоит в том, — объяснял Фландерс, — что в них предусмотрена награда за поимку нехороших парней.
— Правда? — удивленно воскликнула Дэни.
— Да, мэм. Я зарабатываю столько же, как в те дни, когда работал на правительство. А согласно конституции, бюрократы не имеют права причислять такой труд к неоплачиваемым сверхурочным.
— Отличная работа, Хуан, — произнес Шон, одобряя выбор Фландерса.
— И я того же мнения, — негромко отозвался Гельман.
Шон вновь обвел взглядом внутренности фургона, в течение нескольких секунд изучал их владельца и наконец принял решение.
— Если дело выгорит, — сообщил он Фландерсу, — для вас найдется еще немало работы. Ну как, интересно?
— Еще бы! Скажите еще, что у лягушки водопроницаемая задница!
Дэни прыснула.
С проворством, не сочетающимся с сединой во всклокоченной шевелюре, Фландерс забрался на водительское сиденье и объездными путями двинулся прочь от аэропорта. Сколько бы поворотов и перекрестков ни появлялось впереди, он ни разу не взглянул ни на карту, ни на дорожные указатели.
— Наша информация помогла? — спросил Шон у Гельмана.
— Насчет мест в отеле и остальных заказов все верно, — ответил тот.
— А визуальное подтверждение?
Гельман снял очки, протер их о рукав вельветовой куртки и снова водрузил на нос.
— Кассандра велела мне следить за ними издали, — сообщил он.
— С какого расстояния? — уточнил Шон. Улыбка превратила печальное лицо Гельмана в проказливое.
— Вчера вечером я сидел рядом со столиком джентльмена с Сицилии и его спутника-француза, — доложил он. — Опознал обоих.
Шон удовлетворенно крякнул.
— Они просидели весь вечер, попивая дорогой бренди и хвастаясь тем, как им везет с деньгами и женщинами, — добавил Гельман.
— Не говорили ничего полезного? — спросил Шон.
— Они беседовали по-французски, на единственном языке, который знают оба, и потому были вполне откровенны, но я не услышал ничего нового.
— Вы говорите по-французски? — вмешалась Дэни.
— Он знает десять языков, — сообщил Шон.
— А вместе с диалектом басков и финским — двенадцать, — поправил Гельман, — но какая разница?
— А я считал вас всего-навсего чересчур ученым мексиканцем, — заметил Фландерс.
— А я вас — еще одним тупым техасцем, — парировал Гельман.
Фландерс выпалил что-то пулеметной скороговоркой по-испански. Гельман живо ответил не менее продолжительной очередью. Оба рассмеялись.
— Похоже, они столковались на тринадцатом языке, — сухо заметил Шон.
— На каком? — спросила Дэни.
— На ломаном английском американцев испанского происхождения.
— Ты думаешь? Насколько мне известно, настоящие ругательства есть только в английском да в нескольких туманных диалектах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
— Весьма похвально, дзен-монах Шон Кроу.
— Уже не монах, — поправил он, взглянув на часы. — И не жалею об этом. Тебе понравится Хуан.
Дэни помотала головой, отчего ее темные блестящие волосы всколыхнулись.
— Этот разговор имеет ко мне какое-нибудь отношение? — осведомилась она.
— Самое прямое, можешь мне поверить.
— Никогда не бывала в Сиэтле, — пробормотала Дэни.
— Хуан Гельман — социолог, его диссертация была посвящена уличным группировкам Лос-Анджелеса. Досле защиты он решил применить свои знания в менее академической обстановке.
— Как ты?
— Никогда не писал диссертаций, — возразил Шон.
— Не писал, зато жил ими. Подумаешь, разница!
— Ты тоже. Да и много ли найдется ученых, буквально живущих своими экспедициями, как ты?
— Единицы, — коротко ответила Дэни.
— Может быть. Должно быть, университеты представляют собой необходимое убежище.
— Необходимое?
— Не все так жизнерадостны, как ты, Дэни. И лишь некоторые так же прекрасны.
— Прекрасны? — изумленно переспросила Дэни. — Да, само собой, — иронически кивнула она.
— Хорошо, что наши мнения хоть в чем-то совпали.
— Ошибаешься. У меня дома есть несколько зеркал. Что касается внешности, я принадлежу к среднестатистическому типу.
— Мы смотрим с разных точек зрения, — возразил Шон. — С моей, ты прекрасна.
Дэни не знала, что ответить, ибо понимала: он говорит правду.
Он действительно видит ее такой.
Слегка улыбнувшись, Шон прикрыл глаза, предоставив Дэни возможность поразмыслить о разных взглядах на мир. Он не поднимал век, пока самолет не коснулся посадочной полосы четверть часа спустя.
Дэни и Шона встретил Хуан Гельман, стройный, черноволосый латиноамериканец с печальными глазами за круглыми очками в металлической оправе. Он напоминал скорее учителя, чем агента «Риск лимитед». Гельман представил своего спутника Билла Фландерса.
С академической улыбкой обмениваясь рукопожатиями, Дэни мысленно пыталась оценить приблизительные габариты Фландерса.
Он оказался громоздким белым американцем средних лет, с лицом, багровым от солнца, ветра и виски. Его рот окружали циничные морщины человека, которому всю жизнь пришлось копаться в отбросах общества — одушевленных и неодушевленных.
Порыв ветра, задрав полы его шерстяной рубашки от Пендлтона, обнажил пистолет за поясом джинсов.
Фландерс явно чувствовал себя неуютно без оружия под рукой.
С учетом опыта последних нескольких недель Дэни не стала судить Фландерса так строго, как сделала бы раньше. Она с нетерпением ждала случая убедиться, что он не настолько туп, каким кажется на первый взгляд.
— Как дела? — обратился Фландерс по очереди к Шону и Дэни.
Его техасский акцент явно смягчили долгие годы, проведенные на западном побережье.
Дэни ждала от этого человека пренебрежения или обычного мужского оценивающего взгляда и была приятно удивлена, не дождавшись ни того, ни другого.
Фландерс указал на стоявший у полосы фургон. Снаружи машина была донельзя замызганной. Впечатление усиливали затемненные стекла в окнах.
— Экипаж ждет, дамы и господа, — провозгласил Фландерс.
— А вы когда-нибудь слышали о том, что машины моют? — поинтересовался Шон, пока они приближались к фургону.
— Мытые машины слишком блестят, — отозвался Фландерс. — Режут глаз.
Рассмеявшись, Шон пригнулся, заглядывая в фургон.
— Замечательно, — заключил он после беглого осмотра. — Наблюдательный пункт на колесах.
— Да, не хватает только спутникового телевидения, — подтвердил Фландерс. — Чертова антенна слишком бросается в глаза.
Забравшись в машину, Дэни поняла, что имеет в виду Шон. Здесь были удобные кресла, рация, бинокли и приборы ночного видения.
— Значит, досрочная отставка? — произнесла Дэни, ни к кому не обращаясь.
— С некоторыми привычками нелегко расстаться, — жизнерадостно отозвался Фландерс.
Гельман забрался на переднее пассажирское сиденье фургона и захлопнул дверцу.
— Достоинство таможенных законов состоит в том, — объяснял Фландерс, — что в них предусмотрена награда за поимку нехороших парней.
— Правда? — удивленно воскликнула Дэни.
— Да, мэм. Я зарабатываю столько же, как в те дни, когда работал на правительство. А согласно конституции, бюрократы не имеют права причислять такой труд к неоплачиваемым сверхурочным.
— Отличная работа, Хуан, — произнес Шон, одобряя выбор Фландерса.
— И я того же мнения, — негромко отозвался Гельман.
Шон вновь обвел взглядом внутренности фургона, в течение нескольких секунд изучал их владельца и наконец принял решение.
— Если дело выгорит, — сообщил он Фландерсу, — для вас найдется еще немало работы. Ну как, интересно?
— Еще бы! Скажите еще, что у лягушки водопроницаемая задница!
Дэни прыснула.
С проворством, не сочетающимся с сединой во всклокоченной шевелюре, Фландерс забрался на водительское сиденье и объездными путями двинулся прочь от аэропорта. Сколько бы поворотов и перекрестков ни появлялось впереди, он ни разу не взглянул ни на карту, ни на дорожные указатели.
— Наша информация помогла? — спросил Шон у Гельмана.
— Насчет мест в отеле и остальных заказов все верно, — ответил тот.
— А визуальное подтверждение?
Гельман снял очки, протер их о рукав вельветовой куртки и снова водрузил на нос.
— Кассандра велела мне следить за ними издали, — сообщил он.
— С какого расстояния? — уточнил Шон. Улыбка превратила печальное лицо Гельмана в проказливое.
— Вчера вечером я сидел рядом со столиком джентльмена с Сицилии и его спутника-француза, — доложил он. — Опознал обоих.
Шон удовлетворенно крякнул.
— Они просидели весь вечер, попивая дорогой бренди и хвастаясь тем, как им везет с деньгами и женщинами, — добавил Гельман.
— Не говорили ничего полезного? — спросил Шон.
— Они беседовали по-французски, на единственном языке, который знают оба, и потому были вполне откровенны, но я не услышал ничего нового.
— Вы говорите по-французски? — вмешалась Дэни.
— Он знает десять языков, — сообщил Шон.
— А вместе с диалектом басков и финским — двенадцать, — поправил Гельман, — но какая разница?
— А я считал вас всего-навсего чересчур ученым мексиканцем, — заметил Фландерс.
— А я вас — еще одним тупым техасцем, — парировал Гельман.
Фландерс выпалил что-то пулеметной скороговоркой по-испански. Гельман живо ответил не менее продолжительной очередью. Оба рассмеялись.
— Похоже, они столковались на тринадцатом языке, — сухо заметил Шон.
— На каком? — спросила Дэни.
— На ломаном английском американцев испанского происхождения.
— Ты думаешь? Насколько мне известно, настоящие ругательства есть только в английском да в нескольких туманных диалектах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105