они стояли у столиков с закуской. Она внимательно посмотрела на мужа, пытаясь обнаружить признаки простуды, не проходившей целую неделю. На лице его уже не было румянца, и за весь вечер она ни разу не слышала, чтобы он кашлял.
Филипп поднял глаза, словно ее пристальный взгляд привлек его внимание, и увидел ее. Когда взгляды их встретились, у Маргарет закружилась голова.
«У него необыкновенно красивые глаза, — подумала она. — Глаза, в которые мне никогда не надоест смотреть — потому что я люблю его». Это потрясающее открытие произвело на нее впечатление удара.
Нет! Она инстинктивно отвергла эту ужасающую мысль. Не может она полюбить Филиппа Мореби! Любовь — чувство нежное, а в ее отношении к нему ничего нежного нет. Он, судя по всему, вызывает у нее самые различные чувства. Чувства, которые охватывают огромный диапазон — от сильного желания причинить ему боль до не менее сильного желания защитить его от страданий, которые ему до сих пор причиняет предательство Роксаны.
Мало того, любовь делает женщину уязвимой. Любовь держала ее мать в плену у безобразного обмана Мейнуаринга, а когда он в конце концов швырнул ее любовь ей в лицо, он тем самым уничтожил смысл ее жизни. Кровь отхлынула от лица Маргарет при воспоминании об изнуренном виде матери, лежащей в гробу. Любовь матери к Мейнуарингу в буквальном смысле убила ее. Но она не такая, как мать. Мать была слабым, нежным созданием, которое не имело ни малейшего представления о том, как противостоять трудностям. Она же, напротив, обладает силой ума, дающей возможность разрешать проблемы всякого рода, начиная с того, как прожить на гроши, и кончая обращением с тем, кто неожиданно оказался ее мужем.
— Вы больны? — Филипп своим мрачным голосом, как искуситель, коснулся ее взбудораженных нервов, отчего ее растерянность только усилилась. Маргарет облизнула пересохшие губы и попыталась привести мысли в порядок.
— Маргарет! — В голосе Филиппа появилось хорошо знакомое раздражение, потому что она в замешательстве смотрела на него и молчала.
Она подавила вздох. Очевидно, что никаких нежных чувств к ней он не питает, иначе не стал бы так рявкать на нее. Он бы помог ей, проявил бы сочувствие и нежность… И оказался бы совершенно другим человеком по сравнению с тем, кого она знает.
Он схватил ее за худенькое плечо.
— Что с вами такое?
— Ничего. — «Если не считать того, что я совершила величайшую глупость и полюбила вас», — подумала она. Интересно, что бы он сказал, если бы она призналась ему в этом? Наверное, пожалел бы ее. Эта неприятная мысль заставила Маргарет взять себя в руки. Можно снести все, но только не жалость. Жалость разрушит ее душу и уничтожит самоуважение. — У меня болит голова, — ответила она первое, что пришло ей на ум.
— Тогда я отвезу вас домой, а сам поеду в клуб, поскольку сегодня вечером я ничего не могу больше сделать для своего законопроекта. На этом приеме слишком мало нужных людей.
Проведя почти всю ночь без сна за обдумыванием своих проблем, Маргарет пришла к выводу: оттого, что она полюбила Филиппа, ничего не меняется, пока он об этом не знает. Глупость ее своенравного сердца вовсе не радовала Маргарет, но ей казалось, что она может вполне справиться с этой ситуацией.
Ее решимость подверглась испытанию, как только она вышла из своей спальни и увидела, что по коридору к ней направляется Филипп.
Дыхание замерло у нее в груди, на нее обрушился сложный поток эмоций. Ей захотелось обнять его, прижаться к нему губами, ощутить жар его крепкого тела рядом со своим. И как ни парадоксально, захотелось накричать на него за то, что он заставил ее все это чувствовать.
Маргарет вспомнила о своем плане действий. Она перевела взгляд с широких плеч на любимое лицо. Прежде всего — Аннабел. Она намерена заставить его смотреть на Аннабел как на человека, имеющего свои права, а не как на живое напоминание о неверности Роксаны. Даже если это будет ее последним делом.
— Доброе утро, — сказала Маргарет. — Я как раз хотела подняться в детскую пожелать Аннабел доброго утра.
— Не стану вас задерживать.
— Не станете, потому что вы пойдете вместе со мной. — При этом Маргарет попыталась придать своему голосу больше уверенности, чем она испытывала на самом деле.
Филипп посмотрел на нее так, словно она была червяком, только что обнаруженным им в яблоке, что ее и разозлило, и одновременно привело в растерянность. Как можно любить Филиппа и вместе с тем испытывать желание ударить его? На память ей пришли прежние сомнения. Например, Друзилла любит Дэниелса, и Маргарет совершенно уверена, что у Друзиллы ни разу не возникло ни одного невежливого помысла по отношению к этому челове-' ку. Так не значит ли это, что она не любит Филиппа? Или это значит, что Друзилла не любит Дэниелса по-настоящему?
— Не собираетесь ли вы держать со мной пари? — Голос Филиппа ворвался в путаницу ее мыслей.
— Вы дали мне слово. Вы обещали в течение месяца не отказываться от попыток. Филипп скривился,
— Я, верно, сошел с ума, пообещав вам такое.
— В качестве получательницы вашего обещания я не обязана удостоверять состояние вашей умственной деятельности.
— Если у вас есть ответы на все мои вопросы, то поведайте, что я должен сказать Аннабел, когда мы войдем в детскую? Маргарет пожала плечами.
— Я знаю о детях не больше, чем вы. На самом деле даже меньше, потому что никогда не жила в одном доме с каким-либо ребенком,
— Ни с братьями, ни с сестрами? — как бы вскользь вставил вопрос Филипп,
— Нет, — ответила она, впервые задавшись вопросом: не потому ли бросил их отец, что у матери не было сына? «Нет, — решила она, поразмыслив. — Даже если бы у матери и родился сын, он все равно был бы незаконнорожденным и не мог бы унаследовать баронский титул».
— Когда мисс Эджертон приступит к исполнению своих обязанностей? — спросил Филипп.
— Не раньше чем через две недели, потому что…
— Дорогая герцогиня все еще нуждается в ней? Маргарет уже поднималась по задней лестнице в детскую; от его саркастического тона губы ее скривились. Когда мисс Эджертон сообщила ей об этом, она почувствовала такое же недоверие.
Филипп шел за ней следом, не отрывая глаз от слегка покачивающихся бедер под тонкой тканью шерстяного утреннего платья. Ему захотелось взять ее на руки, отнести в свою постель и не отпускать, целуя, лаская и владея ее телом.
Чувства нахлынули на него бурным потоком, дыхание стало прерывистым.
— Что вам нужно? — Грубый тон Аннабел подействовал на его сверхпылкие чувства как ушат ледяной воды.
— Я пришла пожелать вам доброго утра и посмотреть на ваши успехи в игре в шахматы. — Маргарет сделала вид, что не заметила оскорбительного тона девочки.
— Тогда зачем он здесь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Филипп поднял глаза, словно ее пристальный взгляд привлек его внимание, и увидел ее. Когда взгляды их встретились, у Маргарет закружилась голова.
«У него необыкновенно красивые глаза, — подумала она. — Глаза, в которые мне никогда не надоест смотреть — потому что я люблю его». Это потрясающее открытие произвело на нее впечатление удара.
Нет! Она инстинктивно отвергла эту ужасающую мысль. Не может она полюбить Филиппа Мореби! Любовь — чувство нежное, а в ее отношении к нему ничего нежного нет. Он, судя по всему, вызывает у нее самые различные чувства. Чувства, которые охватывают огромный диапазон — от сильного желания причинить ему боль до не менее сильного желания защитить его от страданий, которые ему до сих пор причиняет предательство Роксаны.
Мало того, любовь делает женщину уязвимой. Любовь держала ее мать в плену у безобразного обмана Мейнуаринга, а когда он в конце концов швырнул ее любовь ей в лицо, он тем самым уничтожил смысл ее жизни. Кровь отхлынула от лица Маргарет при воспоминании об изнуренном виде матери, лежащей в гробу. Любовь матери к Мейнуарингу в буквальном смысле убила ее. Но она не такая, как мать. Мать была слабым, нежным созданием, которое не имело ни малейшего представления о том, как противостоять трудностям. Она же, напротив, обладает силой ума, дающей возможность разрешать проблемы всякого рода, начиная с того, как прожить на гроши, и кончая обращением с тем, кто неожиданно оказался ее мужем.
— Вы больны? — Филипп своим мрачным голосом, как искуситель, коснулся ее взбудораженных нервов, отчего ее растерянность только усилилась. Маргарет облизнула пересохшие губы и попыталась привести мысли в порядок.
— Маргарет! — В голосе Филиппа появилось хорошо знакомое раздражение, потому что она в замешательстве смотрела на него и молчала.
Она подавила вздох. Очевидно, что никаких нежных чувств к ней он не питает, иначе не стал бы так рявкать на нее. Он бы помог ей, проявил бы сочувствие и нежность… И оказался бы совершенно другим человеком по сравнению с тем, кого она знает.
Он схватил ее за худенькое плечо.
— Что с вами такое?
— Ничего. — «Если не считать того, что я совершила величайшую глупость и полюбила вас», — подумала она. Интересно, что бы он сказал, если бы она призналась ему в этом? Наверное, пожалел бы ее. Эта неприятная мысль заставила Маргарет взять себя в руки. Можно снести все, но только не жалость. Жалость разрушит ее душу и уничтожит самоуважение. — У меня болит голова, — ответила она первое, что пришло ей на ум.
— Тогда я отвезу вас домой, а сам поеду в клуб, поскольку сегодня вечером я ничего не могу больше сделать для своего законопроекта. На этом приеме слишком мало нужных людей.
Проведя почти всю ночь без сна за обдумыванием своих проблем, Маргарет пришла к выводу: оттого, что она полюбила Филиппа, ничего не меняется, пока он об этом не знает. Глупость ее своенравного сердца вовсе не радовала Маргарет, но ей казалось, что она может вполне справиться с этой ситуацией.
Ее решимость подверглась испытанию, как только она вышла из своей спальни и увидела, что по коридору к ней направляется Филипп.
Дыхание замерло у нее в груди, на нее обрушился сложный поток эмоций. Ей захотелось обнять его, прижаться к нему губами, ощутить жар его крепкого тела рядом со своим. И как ни парадоксально, захотелось накричать на него за то, что он заставил ее все это чувствовать.
Маргарет вспомнила о своем плане действий. Она перевела взгляд с широких плеч на любимое лицо. Прежде всего — Аннабел. Она намерена заставить его смотреть на Аннабел как на человека, имеющего свои права, а не как на живое напоминание о неверности Роксаны. Даже если это будет ее последним делом.
— Доброе утро, — сказала Маргарет. — Я как раз хотела подняться в детскую пожелать Аннабел доброго утра.
— Не стану вас задерживать.
— Не станете, потому что вы пойдете вместе со мной. — При этом Маргарет попыталась придать своему голосу больше уверенности, чем она испытывала на самом деле.
Филипп посмотрел на нее так, словно она была червяком, только что обнаруженным им в яблоке, что ее и разозлило, и одновременно привело в растерянность. Как можно любить Филиппа и вместе с тем испытывать желание ударить его? На память ей пришли прежние сомнения. Например, Друзилла любит Дэниелса, и Маргарет совершенно уверена, что у Друзиллы ни разу не возникло ни одного невежливого помысла по отношению к этому челове-' ку. Так не значит ли это, что она не любит Филиппа? Или это значит, что Друзилла не любит Дэниелса по-настоящему?
— Не собираетесь ли вы держать со мной пари? — Голос Филиппа ворвался в путаницу ее мыслей.
— Вы дали мне слово. Вы обещали в течение месяца не отказываться от попыток. Филипп скривился,
— Я, верно, сошел с ума, пообещав вам такое.
— В качестве получательницы вашего обещания я не обязана удостоверять состояние вашей умственной деятельности.
— Если у вас есть ответы на все мои вопросы, то поведайте, что я должен сказать Аннабел, когда мы войдем в детскую? Маргарет пожала плечами.
— Я знаю о детях не больше, чем вы. На самом деле даже меньше, потому что никогда не жила в одном доме с каким-либо ребенком,
— Ни с братьями, ни с сестрами? — как бы вскользь вставил вопрос Филипп,
— Нет, — ответила она, впервые задавшись вопросом: не потому ли бросил их отец, что у матери не было сына? «Нет, — решила она, поразмыслив. — Даже если бы у матери и родился сын, он все равно был бы незаконнорожденным и не мог бы унаследовать баронский титул».
— Когда мисс Эджертон приступит к исполнению своих обязанностей? — спросил Филипп.
— Не раньше чем через две недели, потому что…
— Дорогая герцогиня все еще нуждается в ней? Маргарет уже поднималась по задней лестнице в детскую; от его саркастического тона губы ее скривились. Когда мисс Эджертон сообщила ей об этом, она почувствовала такое же недоверие.
Филипп шел за ней следом, не отрывая глаз от слегка покачивающихся бедер под тонкой тканью шерстяного утреннего платья. Ему захотелось взять ее на руки, отнести в свою постель и не отпускать, целуя, лаская и владея ее телом.
Чувства нахлынули на него бурным потоком, дыхание стало прерывистым.
— Что вам нужно? — Грубый тон Аннабел подействовал на его сверхпылкие чувства как ушат ледяной воды.
— Я пришла пожелать вам доброго утра и посмотреть на ваши успехи в игре в шахматы. — Маргарет сделала вид, что не заметила оскорбительного тона девочки.
— Тогда зачем он здесь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86