Молодой человек ответил, что госпожа чувствует себя превосходно и вся сияет от радости в ожидании нашей встречи.
Эта невинная душа и не думала скрывать свои чувства от преданных ей людей.
Затем мы вошли в комнату, где пылал огонь в камине. Грасьен зажег свечу и поставил ее на стол у окна.
— Зачем ты это делаешь? — спросил я.
— Я сообщаю госпоже, что вы приехали. О! Не волнуйтесь, она не заставит себя ждать.
В самом деле, десять минут спустя я услышал легкое шуршание платья на лестнице и в дверях появилась Эдмея.
Я заключил ее в объятия и повел к свету, чтобы лучше рассмотреть.
Никогда еще моя возлюбленная не выглядела столь цветущей и ослепительно красивой. Счастье вернуло ее щекам румянец, поблекший от печали, а глаза светились любовью, жившей в ее душе.
Все в ней казалось олицетворением вечной жизни.
Трудно было поверить, что смертельная угроза нависла над этой женщиной, которую переполняла жизнь.
Я не мог отвести от любимой глаз, и она спросила:
— Почему ты так смотришь на меня? Я промолчал и лишь покачал головой.
— Знаешь, — продолжала Эдмея, — граф уезжает послезавтра. Впрочем, с тех пор как у меня не осталось земли, которую можно продать по доверенности, я уже ничего для него не значу.
— Говори! — воскликнул я. — Ты не представляешь себе, до чего я хочу слушать твой голос.
— Охотно, ведь мне так много надо тебе сказать. Ты знаешь, где расположена оранжерея?
— По крайней мере, мне известно, куда подевалась часть ее растений.
И я указал на цветы, видневшиеся в оконном проеме.
— Выслушай меня, — сказала Эдмея, — и посуди сам, думала ли я о нас. Рядом с оранжереей находится маленький домик из двух комнат, построенный для садовника, которого у нас нет, и туда никто никогда не заходит. Я приказала, чтобы стены обеих комнат оклеили обоями твоего любимого гранатового цвета и обставили мебелью из старой комнаты нашего дома, которую мы с Зоей опустошили. Кроме того, мы украсили камины бархатом, валявшимся в шкафу, и расстелили на полу ковры. Уже четыре ночи подряд бедный Грасьен не смыкает глаз и работает с шести часов вечера до трех часов ночи. В дом можно войти через оранжерею; у него есть и выход на дорогу, что проходит вдоль ограды парка. Это уютное гнездышко невозможно отыскать. Ты будешь заходить туда со стороны дороги, а я стану приходить позже или ждать тебя там; мы даже не будем там под твоей крышей, хотя, впрочем, и она твоя. Ну как, неплохо придумано? Приятную и теплую зиму я тебе обещаю? Почему ты молчишь?
— Я слушаю тебя.
— Значит, ты не рад, не очарован, не восхищен? Ты даже не хочешь поблагодарить меня?
— Я преклоняюсь перед тобой.
— Видишь ли, там, в Курсёле, я была посрамлена: я убедилась, что ты любишь меня сильнее, чем я тебя. Ты любишь, как скупой, который боится потерять свое богатство, а я люблю, как скупой, который уверен в сохранности своего добра.
— Как я рад, что ты счастлива и ничего не боишься! — воскликнул я.
— Я счастлива благодаря тебе и уповаю на Бога. Любимый, чем больше я размышляю, тем скорее исчезают мои грустные мысли. Мне пришлось поверить в Провидение. Разве мы не встретились чудом? Каким образом ты сделал меня счастливой? По какой причине мне была уготована столь странная и необычная судьба? Неужели я могла бы состоять в браке и в то же время быть свободной женщиной или остаться девственницей, дважды побывав замужем, если бы нам было суждено расстаться по воле рока? По-моему, столь злая ирония не входит в намерения Всевышнего.
Я слушал Эдмею с восхищением, и каждое ее слово уносило частицу моего страха. Я ощущал в себе живительный сок надежды, подобно тому как дерево с облетевшими под натиском зимнего ветра листьями чувствует, как набухают его почки в лучах весеннего солнца.
— Когда же я смогу увидеть обещанное прелестное гнездышко? — осведомился я.
— О! Осталось всего два дня, точнее две ночи, чтобы окончательно навести в доме порядок. Мы освятим его послезавтра вечером, как только граф уедет. Я предлагаю там поужинать. У вас нет других планов, сударь? Отвечайте же, мне пора уходить.
— Уже! — воскликнул я.
— Если ты скажешь: «Останься!» — я буду с тобой сколько пожелаешь. Но слуги видели, как я уходила, и должны увидеть, как я вернусь. Когда мы переберемся в оранжерею, я избавлюсь от подобных опасений, так как буду спускаться по черной лестнице и мне не понадобится открывать ворота. Тогда я почувствую себя Джульеттой и не захочу тебя отпускать. Сегодня же я Ромео и потому вынуждена уйти.
— Не говори мне о Ромео и Джульетте, — взмолился я, — как бы воспоминание о любовниках из Вероны не навлекло на нас беды. Помнишь, ведь они не могли расстаться перед смертью?
— А мы и не расстанемся. Из этого окна видно мое окно. Возле него всю ночь будет гореть свеча, говоря тебе, что я рядом и думаю о тебе даже во сне.
— Можно хотя бы проводить тебя до ворот парка?
— Почему бы и нет? Мы пройдем через кладбище и, конечно, в такой час никого там не встретим.
— Нет, — поспешно возразил я, — только не сегодня. По крайней мере, не вместе.
— Но я пришла сюда именно этим путем — так ближе всего.
Я почувствовал, как дрожь пробежала по моим жилам.
— Тем более не стоит возвращаться в усадьбу той же дорогой, — заметил я, пытаясь улыбнуться.
— Уже десять часов, госпожа, — сказала Зоя, тихонько постучав в комнату.
— Вот видишь, — произнесла Эдмея.
— Ах! — воскликнул я. — Ты не представляешь, до чего мне трудно расстаться с тобой сегодня вечером! Если ты когда-нибудь узнаешь почему, то пожалеешь меня.
Мы вышли через сад, миновали увитую виноградом аркаду и направились через поле к воротам усадьбы. До нее было не более двухсот шагов. Не доходя до ворот шагов двадцать, графиня остановилась.
— До завтра, — сказала она.
— До завтра? — переспросил я, вздрогнув.
— Ну, конечно, — ответила Эдмея, удивленная моим тоном. — Неужели ты думаешь, что я не найду способа прийти к тебе, зная, что ты рядом?
— Дай-то Бог! — пробормотал я.
Она посмотрела на меня с еще большим недоумением.
— Прости, я не знаю, что говорю.
Опасаясь выдать свой секрет, я поцеловал руку Эдмеи и быстро пошел прочь.
Оглянувшись, я увидел, что графиня вместе с Зоей скрылись за воротами.
Я находился рядом с кладбищем, но не решился зайти туда.
Проходя мимо дома священника, я заметил, что у аббата Клодена еще горит свет.
Я подошел к окну и увидел сквозь приоткрытые ставни этого достойного человека, сидящего за столом и читающего толстую книгу, очевидно Библию. И тут мне в голову пришла одна мысль: я вошел в дом.
Как и дверь церкви, дверь служителя Бога была не заперта.
Заслышав мои шаги, священник обернулся и сразу узнал меня.
— Добро пожаловать, сударь, — сказал он, вставая. Заметив тревогу на моем лице, аббат Клоден добавил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116