Вы имеете в виду…
— Я имею в виду именно то, что вы подумали.
— Но вы собираетесь жениться на Софи!
— Ну и что?
— Так почему же… вы выискивали еще кого-то?
— Этот самый еще кто-то не имел бы ничего общего с моим браком.
Я ужаснулась и тут же пожалела Софи. Вот он, еще один из этих беспутных молодых людей, для которых брак является всего лишь условностью. Вновь я вспомнила Дикона. О, как ему не стыдно так себя вести!
— Я вижу, вы уже готовы презирать меня.
— Полагаю, что я уже презираю вас. Долго ли еще продлится этот танец?
— Надеюсь, у нас есть еще немного времени. Вы достаточно привлекательная юная дама, мадемуазель Лотти.
— Я бы предпочла не слышать от вас этих слов.
— Но я же говорю вам чистую правду. Когда вы повзрослеете, вы станете просто неотразимы, в этом я уверен.
— Надеюсь, вы не сделаете Софи несчастной, но я очень этого боюсь.
— Я обещаю вам, что она станет самой счастливой новобрачной в Париже.
— А вы будете посещать мадам Ружмон? А что будет, если она узнает?
— Она никогда не узнает, я позабочусь об этом. Именно так и будет, поскольку всегда найдется кто-то, кто будет завлекать меня и удовлетворять мои низменные инстинкты, а я буду изображать рыцарскую любовь к моей супруге.
— Я думаю, вы самый циничный из всех мужчин, кого я встречала!
— Давайте лучше скажем — самый реалистичный. Даже не знаю, зачем я рассказываю вам правду. Она не очень льстит мне, не так ли? Как ни странно, я вынужден рассказать вам это. Ведь вы же узнали меня, правда? Мы оба узнали друг друга. Нет смысла пытаться скрывать свои грехи после столь явного разоблачения. И все же мне бы хотелось, чтобы вы знали обо мне правду. Вы мне очень понравились, Лотти.
— С каких пор?
— Ну, началось это, когда я заглянул в щелочку и увидел одну из самых красивых девушек, когда-либо глазевших на этот хрустальный шар. «Высокий темноволосый приятный мужчина», — сказала мадам Ружмон. Ну что ж, она была права, разве не так?
— Никак вы пытаетесь флиртовать со мной?
— Вы меня к этому склоняете.
— Мне кажется, следует предупредить Софи.
— И вы ее предупредите? Она вам не поверит. К тому же, кто вы такая, чтобы рассказывать об этом? А что если я и расскажу о моей первой встрече с вами в публичном доме мадам Ружмон? Тогда у вас будут неприятности, правда?
— Как и у вас. Они, наверняка, захотят выяснить, каким образом вы там оказались.
— Ну вот, видите, мы оба запутались в паутине интриг. Дорогая Лотти, мне кажется, эти несчастные музыканты наконец добрались до финала. Сегодня вечером мы еще с вами потанцуем и, надеюсь, поговорим о более приятных вещах. Увы… мы расстаемся.
Он отступил на шаг и поклонился. Затем он взял меня под руку и проводил к мадам де Гренуар.
Я была очень расстроена и, как ни странно, взволнована. Из всех мужчин, с которыми мне доводилось встречаться, он более других напоминал Дикона. Мадам де Гренуар сплетничала о семействе Турвилей.
— Знатная семья… не ровня Обинье, конечно… но достаточно богатые. У них есть замок где-то возле Ангулема и отель в Париже, как у большинства знатных семейств. Превосходная партия и очаровательный молодой человек, не так ли?
Мне было трудно сидеть и слушать ее болтовню, и я обрадовалась, когда меня пригласили на танец. Я постоянно высматривала его, и пару раз мне это удалось. Он улыбнулся, а глазами сказал, я была уверена, что при первой возможности постарается еще раз пригласить меня на танец.
Наконец я снова танцевала с ним.
— Для меня это кульминация вечера, — сказал он. — Вы выглядите не столь сердитой, как вначале. Теперь вы более высокого мнения обо мне?
— Я по-прежнему дурно думаю о вас.
— А я по-прежнему считаю вас очаровательной. Вы знаете, я пришел к выводу, что грешники часто бывают очаровательными… чаще, чем святые.
— Я искренне надеюсь, что Софи не пострадает. Я уверена, она вас вовсе не знает.
— Я обещаю держать ее в блаженном неведении.
— Я полагаю, у вас было множество приключений… с женщинами?
— Да, — ответил он.
— Я бы не назвала их даже любовными интригами, они таковыми не являются… просто жалкие мелкие приключения.
— И вновь вы правы, но самое приятное в них то, что пока они длятся, они таковыми не выглядят.
— У вас современные французские взгляды на жизнь.
— О, современными их назвать нельзя. Они устоялись уже веками. Мы умеем жить, ибо знаем, как устроена жизнь. Мы мудро стараемся не стремиться к недостижимому. Мы берем от жизни то, что она нам предлагает, и ни о чем не сожалеем. Это и есть реализм, принятие жизни такой, какая она есть. Именно это является высшим достижением цивилизации. Потому мы и являемся столь чудесными любовниками, веселыми, очаровательными. Это лишь вопрос опыта. Как ни странно, самая лучшая из всех моих любовниц — до сих пор — это та, кого мой отец подобрал для меня, когда мне было шестнадцать. Старый французский обычай, знаете ли. Мальчик взрослеет. Он может попасть в беду, так что следует найти ему очаровательную женщину постарше, которая введет его в курс дела. Это часть системы осмысленных взглядов на жизнь, которую мои соотечественники довели до совершенства.
— Знаете, мне действительно неприятно слушать ваше хвастовство, — сказала я.
— Хорошо, не будем говорить о столь очевидных вещах. Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Лотти, я очень рад тому, что вы будете моей сестренкой. Надеюсь, мы сумеем по-настоящему познакомиться друг с другом.
— Вряд ли.
— Вы не слишком любезны.
— Не слишком любезные люди не должны ожидать любезности от других.
— Вы беспокоитесь за Софи?
— Да… очень.
— Вы очень добры. Вам показалось, что с тех пор, как мы с ней познакомились, она чувствует себя несчастной?
— Вы прекрасно знаете, как это на нее повлияло. Вот почему…
— Вы недостаточно глубоко знаете жизнь, дорогая Лотти. Софи счастлива. Это я сделал ее счастливой. Разве это не повод для гордости? Завоевать благодарность Софи и ее семьи? Уверяю вас, и дальше все будет обстоять точно так же. Мы с Софи будем чудесно — жить вместе, у нас будут детишки, и когда мы будем старыми и седыми, люди будут рассказывать о нас, как об идеальной супружеской паре.
— А вы между тем будете обделывать свои любовные делишки?
— В этом и есть ключ к счастливой супружеской жизни, о чем прекрасно знают все французы.
— И всем француженкам это известно?
— Только если они умны.
— Я представляю себе счастье не так, и рада, что я не француженка.
— В вас есть нечто сугубо английское, Лотти.
— Конечно, есть. Я англичанка. Я воспитана в Англии. Мне многое нравится во Франции, но… это распутство… я… я ненавижу.
— Но вы не производите впечатление пуританки, и именно потому вы столь восхитительны. В вас есть теплота… и вы страстны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
— Я имею в виду именно то, что вы подумали.
— Но вы собираетесь жениться на Софи!
— Ну и что?
— Так почему же… вы выискивали еще кого-то?
— Этот самый еще кто-то не имел бы ничего общего с моим браком.
Я ужаснулась и тут же пожалела Софи. Вот он, еще один из этих беспутных молодых людей, для которых брак является всего лишь условностью. Вновь я вспомнила Дикона. О, как ему не стыдно так себя вести!
— Я вижу, вы уже готовы презирать меня.
— Полагаю, что я уже презираю вас. Долго ли еще продлится этот танец?
— Надеюсь, у нас есть еще немного времени. Вы достаточно привлекательная юная дама, мадемуазель Лотти.
— Я бы предпочла не слышать от вас этих слов.
— Но я же говорю вам чистую правду. Когда вы повзрослеете, вы станете просто неотразимы, в этом я уверен.
— Надеюсь, вы не сделаете Софи несчастной, но я очень этого боюсь.
— Я обещаю вам, что она станет самой счастливой новобрачной в Париже.
— А вы будете посещать мадам Ружмон? А что будет, если она узнает?
— Она никогда не узнает, я позабочусь об этом. Именно так и будет, поскольку всегда найдется кто-то, кто будет завлекать меня и удовлетворять мои низменные инстинкты, а я буду изображать рыцарскую любовь к моей супруге.
— Я думаю, вы самый циничный из всех мужчин, кого я встречала!
— Давайте лучше скажем — самый реалистичный. Даже не знаю, зачем я рассказываю вам правду. Она не очень льстит мне, не так ли? Как ни странно, я вынужден рассказать вам это. Ведь вы же узнали меня, правда? Мы оба узнали друг друга. Нет смысла пытаться скрывать свои грехи после столь явного разоблачения. И все же мне бы хотелось, чтобы вы знали обо мне правду. Вы мне очень понравились, Лотти.
— С каких пор?
— Ну, началось это, когда я заглянул в щелочку и увидел одну из самых красивых девушек, когда-либо глазевших на этот хрустальный шар. «Высокий темноволосый приятный мужчина», — сказала мадам Ружмон. Ну что ж, она была права, разве не так?
— Никак вы пытаетесь флиртовать со мной?
— Вы меня к этому склоняете.
— Мне кажется, следует предупредить Софи.
— И вы ее предупредите? Она вам не поверит. К тому же, кто вы такая, чтобы рассказывать об этом? А что если я и расскажу о моей первой встрече с вами в публичном доме мадам Ружмон? Тогда у вас будут неприятности, правда?
— Как и у вас. Они, наверняка, захотят выяснить, каким образом вы там оказались.
— Ну вот, видите, мы оба запутались в паутине интриг. Дорогая Лотти, мне кажется, эти несчастные музыканты наконец добрались до финала. Сегодня вечером мы еще с вами потанцуем и, надеюсь, поговорим о более приятных вещах. Увы… мы расстаемся.
Он отступил на шаг и поклонился. Затем он взял меня под руку и проводил к мадам де Гренуар.
Я была очень расстроена и, как ни странно, взволнована. Из всех мужчин, с которыми мне доводилось встречаться, он более других напоминал Дикона. Мадам де Гренуар сплетничала о семействе Турвилей.
— Знатная семья… не ровня Обинье, конечно… но достаточно богатые. У них есть замок где-то возле Ангулема и отель в Париже, как у большинства знатных семейств. Превосходная партия и очаровательный молодой человек, не так ли?
Мне было трудно сидеть и слушать ее болтовню, и я обрадовалась, когда меня пригласили на танец. Я постоянно высматривала его, и пару раз мне это удалось. Он улыбнулся, а глазами сказал, я была уверена, что при первой возможности постарается еще раз пригласить меня на танец.
Наконец я снова танцевала с ним.
— Для меня это кульминация вечера, — сказал он. — Вы выглядите не столь сердитой, как вначале. Теперь вы более высокого мнения обо мне?
— Я по-прежнему дурно думаю о вас.
— А я по-прежнему считаю вас очаровательной. Вы знаете, я пришел к выводу, что грешники часто бывают очаровательными… чаще, чем святые.
— Я искренне надеюсь, что Софи не пострадает. Я уверена, она вас вовсе не знает.
— Я обещаю держать ее в блаженном неведении.
— Я полагаю, у вас было множество приключений… с женщинами?
— Да, — ответил он.
— Я бы не назвала их даже любовными интригами, они таковыми не являются… просто жалкие мелкие приключения.
— И вновь вы правы, но самое приятное в них то, что пока они длятся, они таковыми не выглядят.
— У вас современные французские взгляды на жизнь.
— О, современными их назвать нельзя. Они устоялись уже веками. Мы умеем жить, ибо знаем, как устроена жизнь. Мы мудро стараемся не стремиться к недостижимому. Мы берем от жизни то, что она нам предлагает, и ни о чем не сожалеем. Это и есть реализм, принятие жизни такой, какая она есть. Именно это является высшим достижением цивилизации. Потому мы и являемся столь чудесными любовниками, веселыми, очаровательными. Это лишь вопрос опыта. Как ни странно, самая лучшая из всех моих любовниц — до сих пор — это та, кого мой отец подобрал для меня, когда мне было шестнадцать. Старый французский обычай, знаете ли. Мальчик взрослеет. Он может попасть в беду, так что следует найти ему очаровательную женщину постарше, которая введет его в курс дела. Это часть системы осмысленных взглядов на жизнь, которую мои соотечественники довели до совершенства.
— Знаете, мне действительно неприятно слушать ваше хвастовство, — сказала я.
— Хорошо, не будем говорить о столь очевидных вещах. Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Лотти, я очень рад тому, что вы будете моей сестренкой. Надеюсь, мы сумеем по-настоящему познакомиться друг с другом.
— Вряд ли.
— Вы не слишком любезны.
— Не слишком любезные люди не должны ожидать любезности от других.
— Вы беспокоитесь за Софи?
— Да… очень.
— Вы очень добры. Вам показалось, что с тех пор, как мы с ней познакомились, она чувствует себя несчастной?
— Вы прекрасно знаете, как это на нее повлияло. Вот почему…
— Вы недостаточно глубоко знаете жизнь, дорогая Лотти. Софи счастлива. Это я сделал ее счастливой. Разве это не повод для гордости? Завоевать благодарность Софи и ее семьи? Уверяю вас, и дальше все будет обстоять точно так же. Мы с Софи будем чудесно — жить вместе, у нас будут детишки, и когда мы будем старыми и седыми, люди будут рассказывать о нас, как об идеальной супружеской паре.
— А вы между тем будете обделывать свои любовные делишки?
— В этом и есть ключ к счастливой супружеской жизни, о чем прекрасно знают все французы.
— И всем француженкам это известно?
— Только если они умны.
— Я представляю себе счастье не так, и рада, что я не француженка.
— В вас есть нечто сугубо английское, Лотти.
— Конечно, есть. Я англичанка. Я воспитана в Англии. Мне многое нравится во Франции, но… это распутство… я… я ненавижу.
— Но вы не производите впечатление пуританки, и именно потому вы столь восхитительны. В вас есть теплота… и вы страстны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92