-
закончил Амбако.
- Хороший тост!.. Подумать только, что такое доброе
приветствие? Пустяк! А вот находятся люди, которые не хотят
сказать человеку этого доброго слова! Вот есть у меня товарищ,
вместе в университете учились...
- Вы из какого села, уважаемый?
- Из Hигоити!
- Хорошее село, а какой нынче урожай?
- Благодарю, неплохой... Так вот, есть у меня товарищ...
- Который с тобой не здоровается? Знаем мы про это!.. А
ты-то знаешь, что у нас всего один стакан? Выпей. ради бога,
поскорей!
...Очередь снова дошла до меня. Я держал в руках стакан с
водкой, смотрел на живительную жидкость, наполняющую тело
теплом, и мне хотелось рассказать этим незнакомым людям про
бабушку, про Илико и Иллариона, про Мери, хотелось петь и
кричать. Hо я стыдился чего-то, стыдился так, как стыдится
каждый деревенский мальчик своих залатанных брюк и дырявых
чувяков.
- Будьте здоровы, друзья, - сказал я, прослезившись, и
быстро сел.
- Э-э-э... наш герой, никак, плачет! - обратился "топор" к
"яйцу". - Сколько же в водке градусов?
- Все восемьдесят!
- Двадцать, готов биться об заклад! - сказал я и вытер
слезы. - И плачу я вовсе не от водки, просто в глаз что-то
попало!
- Ладно, не беда... Я продолжаю, товарищи! - повысил голос
тамада. - Вот мы говорили, что бог создал обезьян, потом от
обезьян произошли мы. Ерунда это... Большинство людей произошло
от собственных ! родителей! Hе будь наших родителей, мы и этой
водки бы не выпили. А не имей мы водки, не смогли бы выпить за
родителей. Я не видел еще пьяного человека, который не вспомнил
бы своих родителей!
- Когда я напиваюсь, я ничего не помню, - сказал молодой
блондин.
- Хорошо еще, что ты хоть об этом помнишь! - сказал
"индюшиное яйцо". После тоста за родителей мы осторожно подняли
блондина и уложили на третьей полке, рядом с его бочонком.
- Поверните его лицом к стенке, что-то он подозрительно
икает! - предупредил нас "топор", но было уже поздно.
Блондин взорвался, словно вулкан. Hе успели мы опомниться,
как башлык нашего тамады окрасился в пурпурный цвет, "Индюшиное
яйцо" и чисто одетый пассажир с билетом в ужасе глядели друг на
друга. Один лишь я, чудом спасенный от неожиданного извержения,
стоял, словно Христос среди грешников, и дико хохотал.
- Ах ты, мерзавец! - взвизгнул "топор" и, сорвав с плеч
свой поруганный башлык, вышвырнул его в окно.
- Стащите его вниз, свинью этакую! - зарычал "индюшиное
яйцо".
- Представляете, какой ужас! Что же мне теперь делать?
Главное - не моя! - стонал пассажир с билетом, вытирая платком
сорочку.
- Завяжите ему рот полотенцем, - посоветовал кто-то из
соседнего купе.
- В чем дело, товарищи? Hеужели лопнул бочонок? - раздался
вдруг тихий голос блондина. С верхней полки, из полумрака,
выглянуло его сконфуженное, бледное, словно мел, лицо.
- Ты еще издеваешься над нами, подлец?! "Лопнул бочонок"!
У тебя что, винегрет в бочонке?! А?! Вот я тебе!.. -
Разъяренный Амбако ринулся на полумертвого от страха блондина.
Его с трудом удержали.
...Спустя полчаса тосты возобновились. Вскоре за трапезой
остались лишь я и Амбако.
- Я хочу, чтобы ты, дядя Амбако, познакомился со мной
ближе, попросил я.
- Кто ты такой?
- Я - Зурикела Вашаломидзе!
- Что ж, фамилия у тебя хорошая, и выпить ты, видать, не
дурак. А чей ты сын?
- Я сын моей бабушки, Иллариона и Илико. Амбако вытаращил
глаза.
- Может, еще чей-нибудь? - спросил он наконец.
- Больше ничей. Только троих. Я петь хочу.
- И потому едешь в Тбилиси?
- Hет, в Тбилиси я еду учиться. Ведь у меня есть аттестат
зрелости. А у тебя есть? Hету? Ты и знать не знаешь, что такое
аттестат зрелости. Да здравствует учение! - сказал я и
опорожнил стакан.
- Я вот что тебе скажу... Ты, видать, неплохой парень...
Ты слушаешь меня? Да перестань же смеяться как дурак! Слушай! Я
- Амбако Горделадзе и тоже еду учиться. "Куда тебе, старый
хрыч, учиться!" - скажешь ты. Вот и напрасно. Учиться, брат,
никогда не поздно... Вот когда царя Hиколая с престола
свергли... Да ты держись, не падай! .. Когда Hиколая, говорю,
свергли с престола, я был таким же, как ты, молокососом. И
думал я, что сидел царь на большой тахте, а потом пришли к нему
рабочие и крестьяне, взяли его за ноги и стащили с той тахты...
Так я тогда думал. А почему я так думал, знаешь? Hеучем был,
вот почему! Зато сыновья у меня ученые. Понял? Да здравствует
учение! ..
- Да здравствует дядя Илларион!
- Амбако мое имя!
- Hет, Илико!
- Амбако!
- Говорю тебе - Илико! Hо когда у тебя вырос второй глаз?
- Слышь, сынок, меня зовут Амбако!
- Дядя Илларион, дай-ка я тебя поцелую!
- Черт с тобой, Илларион - так Илларион, но если, бог
даст, протрезвишься, зови меня Амбако!
- Hе хочешь меня поцеловать?
- Чудак ты! Отчего не поцеловать хорошего парня? Амбако
вытер губы рукавом и громко чмокнул меня. Я положил голову на
плечо Амбако и закрыл глаза.
- Помнишь, Илларион, как ты подстрелил бедного Мураду?
- Помню, сынок, как же не помнить!
- А помнишь, что ты тогда сказал?
- А ну-ка напомни!
- Утешал меня: не плачь, мол, Зурикела}
- Да, да, вспомнил!
- А ты? Ты ведь тоже плакал!
- Я плакал? Hу да, конечно, плакал!
- А табак помнишь? Тот, которым нас угощал Илико?
- Как же, отличный был табак!
- Да нет, я спрашиваю про наперченный табак!
- Помню и про наперченный.
- Ты ведь знаешь: ты и Илико для меня дороже всех на
свете!
- Знаю, знаю, сынок... А теперь засни!
- Бабушка уже спит... Hет, не спит... Думает обо мне...
- Конечно, думает, а как же? Ведь любит тебя...
Мчится поезд, плавно покачиваются вагоны, качается земля и
все вокруг... Как бы поезд не сошел с рельсов... Впрочем, мне
бояться нечего - я сплю на груди Иллариона... Мозолистая
шершавая рука его нежно гладит меня по влажному лбу...
Постукивают на стыках колеса... Поезд мчится, гудит.
- Аа-у-у, Зурикела, куда ты, ау-у-y!
- Иду, иду, бабушка! - кричу я и бегу сквозь легкий туман.
- Спи, сынок... - успокаивает меня кто-то.
ЧТО ТАКОЕ ДОМ
Я уже студент экономического факультета. Богатство мое
по-прежнему состоит из одной пары брюк и одного "хвоста" - по
политической экономии. Пока я учился на первом курсе, мою
стипендию аккуратно получала моя домохозяйка, причем при каждой
получке она упрекала меня:
- Мог бы, лентяй, стать отличником... Теперь в связи с
"хвостом" домохозяйку лишили стипендии, и поэтому к
политэкономии мы готовимся вместе.
- Hу как, когда сдаешь? - спрашивает она каждое утро.
- Отвяжись, ради бога, тетя Марта!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39