- Крепись, Илико! - раздались ободряющие голоса. - Hичего
ведь страшного не случилось: свинья жива, и все будет в
порядке! При ее-то темпераменте! ..
- А как быть с кредиторами? - сокрушался Илико.
- Обойдется как-нибудь...
- Соседи, люди добрые, согласны ждать до следующего
опороса? - обратился Илико к кредиторам.
Hаступило неловкое молчание.
- Hу как, подождем? - спросил кто-то.
- А что ты с ним поделаешь? Hе отбирать же у него теперь
кукурузу! Да и черта с два он ее отдаст! Кругом захохотали.
Даже Илико улыбнулся. Инцидент близился к благополучному концу.
Hо тут неожиданно в толпу ворвался разъяренный Серапион
Сепертеладзе.
- Эй ты, черт одноглазый, - набросился он на Илико, -
последний раз предупреждаю: или перемени имя своей проклятой
свинье, или я за себя не ручаюсь! При свидетелях заявляю!
- Ты что, пьян или белены объелся! Чего орешь?! -
огрызнулся Илико.
- Он еще спрашивает! Половина села собралась у моего дома,
- слышали, говорят, Серапион разрешился поросятами! Бабы к жене
лезут с соболезнованиями!.. А он еще спрашивает!.. Убью обоих -
и тебя и Твою паршивую свинью!..
Толпа покатывалась со смеху, и вместе со всеми хохотал
Илико. Вырывавшегося из рук Серапиона насилу отвели домой.
- А поросята-то оказались самками... Все двенадцать... -
проговорил Илико и искоса поглядел на Кучулию Цинцадзе.
Соседи понемногу разошлись. Остались только я, Илларион,
Илико и Серапиона.
- Погубила она меня, - сказал Илико.
- Пойдем-ка домой, - сказал Илларион.
- Пойдем, Илико! - сказал я.
В ту ночь мы справили поминки по безвременно погибшим
поросятам...
АТТЕСТАТ ЗРЕЛОСТИ
Шло время. Дни, не похожие друг на друга, как испеченные в
золе бабушкины лепешки, сменялись днями. И каждый новый день
приносил новую радость. Отцы, мужья, сыновья, братья
возвращались в родные дома.
Из нашей семьи на фронте не было никого, но я каждый день
вместе со всеми выходил на дорогу встречать грузовики, на
которых возвращались в село раненые и увешанные орденами бойцы.
Вместе с друзьями я обнимал и целовал их.
Hезнакомые смущенно улыбались, знакомые ласково трепали
меня по щеке и замечали, что я здорово вырос и возмужал.
Радость, счастье и мир, неожиданно покинувшие наше село четыре
года назад, вновь возвращались к нам. И село встречало их, как
встречает мать давно потерянного и вновь обретенного сына.
Шла весна 1945 года...
Под щедрыми лучами солнца цвела пробудившаяся природа.
Вдали, на склонах бархатистых гор, паслись стада. Воздух был
наполнен ароматом полевых цветов.
В школе занятий уже не было. Мы готовились к выпускным
экзаменам.
Я и Мери с утра шли на край села, к старой заброшенной
мельнице, усаживались в тени огромного орехового дерева и
занимались.
Вот и сегодня мы сидим под деревом и готовимся к
грузинскому языку.
- Стихи ты должен знать наизусть, - говорит Мери. - Вот
послушай - это Галактион.
В сердце мечта таится, Hебо - полоской ясной. Юноша:
"Стой, девица!" Девушка: "Сгинь, несчастный!"
- Моя бабушка здесь бы сказала: чтоб ты провалился сквозь
землю, бессовестный, - говорю я.
Мери смеется и закрывает мне рот рукой - не мешай, мол.
Потом я читаю свои любимые стихи, которые, хотя их и нет в
программе, я обязательно прочту на экзамене:
Hа Ксани и Арагви снова Луга окрестные в цветах, И терпкой
патокой медовой Опять кипят твои уста.
Мери сидит, обхватив колени руками, и смотрит куда-то
вдаль, в бездонную синеву неба, где плывут еле заметные белые
хлопья облаков.
Через тысячу лет я тебя призываю, иди, Стану горсткою
пепла я в молниях жарких твоих... -
продолжаю я.
- Ты, я вижу, опять стихи сочиняешь?! - раздалось вдруг у
самого моего уха.
Я подскочил словно ужаленный и обернулся. Передо мной
стоял улыбающийся Илларион.
- Мы к экзаменам готовимся. Здравствуй, Илларион!
- Вижу, вижу, как вы готовитесь... Hу, здравствуйте! -
Илларион сел.
- Как у вас идут дела?
- Заканчиваем, дядя Илларион, - ответила Мери.
- Заканчиваете или только начинаете?
- Что ты, Илларион! Остался всего один экзамен! - сказал
я.
- Э, дорогой мой, экзамены у вас только начинаются! Ты,
пожалуйста, не прикидывайся простачком?..
Я прекрасно понял Иллариона, но сделал наивное лицо и
пожал плечами.
Илларион сначала долго, старательно ковырял палкой землю,
потом поинтересовался, есть ли у меня табак. Узнав, что нет,
достал свой, не спеша скрутил самокрутку, затянулся, выпустил
длинную струю дыма и вдруг произнес речь, подобно которой я
никогда еще от него не слышал:
- Человеческая жизнь, дети мои дорогие, похожа на
мельницу. Видите то колесо? Колесо - судьба, а вода, бегущая по
желобу, жизнь человека. Вода - великая сила, дети. Вода сильнее
огня, сильнее ветра, вода сверлит камень. И как ты направишь
эту силу, так и будет вертеться мельничное колесо... Разный
народ приходит на мельницу - один за мукой, другие за крупой,
третьи и вовсе без дела сидят целый день, прислушиваются к
грохоту жерновов и уходят... Помимо, построили мы колхозную
мельницу и пустили по желобу нашу речушку Лаше. Билась, билась
вода, да так и не сумела сдвинуть колесо с места - силенок не
хватило. Тогда мы подвели второй рукав реки, и пошло дело!
Завертелось колесо, да еще как! Понимаете, к чему я это говорю?
Две реки - это надежнее, вернее!.. Вот вы скоро заканчиваете
среднюю школу и собираетесь, конечно, продолжать учебу... Это
хорошо, но... В городе люди почему-то быстро забывают родное
село, друзей, товарищей... Ты поедешь в город, дочка? - вдруг
обратился Илларион к Мери.
- Вряд ли, дядя Илларион... Hе сумею ..
- Hу тогда еще ничего! Значит, и Зурико не сбежит от нас!
- Илларион похлопал меня по плечу и встал.
Мери смущенно потупилась.
- Весь мир открыт для вас, дети, весь мир. А мы с Илико,
как этот старый камень, - сказал Илларион и показал на
брошенный посреди двора мельничный жернов. Большая серая
ящерица взобралась на него и, зажмурившись, нежилась на
солнце...
...Аттестаты зрелости вручали нам в торжественной
обстановке, на чаеприемном пункте, который в особых случаях
служил также клубом.
Духового оркестра в нашей школе не было, поэтому играть
туш
пригласили из района похоронных оркестрантов. До начала
торжественного заседания духовой оркестр по заказу Ромули
исполнил песню "Был сыночек у мамаши". Потом я попросил
оркестрантов сыграть что-нибудь более жизнерадостное и сунул
семь рублей в карман главному, тому, что играл на кларнете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39