— Бармен!
Подбежал Дэйви с белым полотенцем в руке.
— Шеф?
— Виски.
— Стефен, здесь сейчас, как в аду. Мне не до шуток.
— Виски, черт тебя побери совсем! И поскорее! Дэйви обеспокоенно вытаращил на него глаза:
— Вы разыгрываете меня. Вы же не пьете!
— Что должен сделать человек, чтобы его обслужили в собственном заведении?
В салуне повисла тишина. Дэйви со стуком поставил перед ним бутылку и стакан.
Стефен наполнил стакан доверху и опрокинул в себя. В желудке разлилось тепло. Снова налил и снова выпил.
— Скажи, чемп, что происходит?
Рядом с ним стоял Джил, положив руку ему на плечо.
— Заткнись, Джил, пей!
— Стефен…
— Слушать тебя не хочу. Пей, если хочешь, только со мной не разговаривай!
Стефен вглядывался в зеркало позади стойки, на лимоны и стеклянную посуду, на большие бутылки шампанского. Он думал, как это будет, если все это разбить сейчас?!
— Не нравится мне это, чемп.
Стефен допил виски в стакане и налил еще.
— Ради Бога, Джил, выпей! Подошел Эмет и. взял его за руку.
Стефен вырвался, уставясь на Эмета, пытаясь сфокусировать свое внимание на нем.
— Знаешь, в чем твоя трудность, юный Эмет? Ты не любишь своих соотечественников. Ты ожидаешь, что они такие же умные, как и ты, а они просто люди — со своими слабостями и недостатками, но и не без достоинств. Они все здесь сопляки, вроде нашего Дэйви. И ты их не освободишь, пока не полюбишь. Если ты не полюбишь нашего Дэйви, ты не сможешь их освободить. — Он остановился, забыв, что хотел сказать.
— Боже мой, — сказал Джил. — О чем это он толкует?
Эмет улыбнулся:
— Да, Стефен, я понял, что ты имеешь в виду. Еще одну порцию?
— Еще? — спросил Дэйви недоверчиво.
— Он сейчас отключится, и мы отведем его наверх.
Стефен отодвинул стакан и бутылку.
— Убери, я не хочу отключаться!
— Я приведу Анну! — воскликнул Дэйви.
Услышав ее имя, Стефен перегнулся через стойку и схватил Дэйви за рубашку, подняв его над полом.
— Если приведешь ее, я тебя убью!
Дэйви побледнел. Кто-то прошептал:
— Моуза… Приведите Моуза…
Стефен поднял руки.
— Нет, нет… И не думайте. — Слова застревали на языке. Он собрал лицо в улыбку и повернулся к Дэйви: — Извини, парень.
В салуне царило молчание. Несколько человек улыбались, другим было не по себе.
— Извините меня, парни… У меня есть неотложное дело… Личное.
Стефен пошел к выходу, стараясь идти прямо. Но это было труднее, чем он думал. Он толкнул дверь и тихо сказал:
— Очень обяжете, если не увяжетесь за мной… Повторяю — дело личное.
Он вышел на улицу. Спиртное притупило его чувства, хотя дикие мысли в голове были совершенно ясными. Он должен найти Магири и убить его. Если Магири умрет, он больше не будет мужем Анны. Безупречная логика. Так безупречна, что из Стефена брызнули слезы. Он вытер глаза и направился на Чэсем-стрит.
Он пересек Брум и отправился на Вязовую улицу. По дороге он еще выпил виски в каком-то салуне и неожиданно вспомнил рассказ Анны о том, что случилось с ней в задней комнате при магазине. Ему было ненавистно об этом думать, но он не мог выбросить это из головы. Он достал носовой платок и вытер слезы. А ведь она была совсем маленькая девочка… Господи помилуй! Полуголодная маленькая девочка…
Он навалился на стойку бара и попросил еще порцию виски. Когда Стефен уходил из салуна, владелец магазина, изнасиловавший Анну, в его уме перемешался с Били Магири. Ему казалось, что они оба насиловали Нэн и оба заслуживают смерти.
Когда он подошел к «Большому Шестому», едва держался на ногах. Он оглядел салун, пытаясь сфокусироваться на чем-то неподвижном.
Он слышал, как Дмими Хэгерти сказал:
— Матерь Божья! Да это же Флин…
И тогда он разглядел Магири, прислонившегося к стойке бара с пенящейся кружкой у локтя. Магири улыбался, разговаривая с парнями из своей шайки. Эта улыбка привела Стефена в ярость.
Он сжал пальцы в кулаки и ударил по стойке бара.
— Магири! — взревел он. — Я собираюсь тебя убить!
Стоя на коленях в спальне, Анна складывала кучки белого льна и кружева в сундучок. Больше она ничего не возьмет из дома Стефена — только то, что принесла — кружева и несколько нарядов. Книги своего отца она отдала Рори. Лучше пусть они будут у него — листать их самой только печалиться.
Она приняла единственно правильное решение. Комната, которую она сняла у миссис Тати, была чистая и хорошо освещенная, но крошечная. Но Анна была благодарна, что у нее есть хоть какое-нибудь пристанище. Хозяйки пансионов, расположенных в таком благородном районе, как Четвертая улица, обычно не сдавали комнат женщинам-ирландкам, но миссис Смит-Хэмптон послала записку с похвальной рекомендацией, аттестуя достойное поведение Анны.
«Стефену нелегко было согласиться, — подумала Анна. — Его приговор был написан на его лице, когда я рассказывала ему о Били». Это же выражение у него было и на корабле, когда она созналась, что замужем, — недоброе, со сжатыми губами.
Вспоминая Розу, ее целомудрие и чистоту, он наверняка сравнивал ее с Анной, падшей женщиной, которой все попользовались.
Она поднялась и подошла к туалетному столику, остановившись понюхать маргаритки и купальницы в горшке. После всего, что ими вместе было пережито, ей горько было до боли снова увидеть на его лице выражение оскорбленного самолюбия. Она чувствовала себя опустошенной.
— Анна! — Это был Дэйви. Он был возбужден, лидо покраснело. — Анна, что-то происходит со Стефеном!
— А что он сделал?
— Он напился. — Голос Дэйви возвысился до дрожи. Он огляделся — куча одежды, открытый сундук. — Что это ты делаешь? Почему пакуешь вещи? Что случилось?
Анна устало смотрела на него:
— Сядь, Дэйви, я тебе все расскажу.
Кулак Магири ударил его в голову, ослепив ярким красным светом. Другая рука опрокинула его на стойку бара. Кулак ткнул ему под дых, выбив из него дух вон. Ноги Стефена подогнулись, его прямо прибило к стойке, широко раскрытого для ударов, которые сыпались отовсюду. Боли он уже не чувствовал, только толчки, когда кулаки врезались в его плоть и кости. Он слышал яростные крики мужчин, ощущал вкус крови. В горле росла тошнота, ему хотелось упасть на колени, чтобы услышать крик «Время!». Но это был не призовой матч с рефери и с судьями… Здесь все решает Магири.
Магири схватил его за перед рубашки и поволок вдоль стойки.
— Она твоя жена? Ты сукин сын, Флин!
Стефену очень хотелось, чтобы он перестал говорить об Анне. «Любимая Нэн, — думал он. — Я за тебя умру. Я за тебя уже умираю…»
Магири отпустил его, и Стефен упал навзничь. Он лежал, мечтая о ней. Невзирая на крики Магири, на удары его башмаков, он думал об Анне, стыдливой и полной страсти в его объятиях… Анне, целующей Рори… Анне ворчащей… Анне улыбающейся…
Он отполз в сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96