Ах, что за музыка! Скрипки, флейты, барабаны и прочие — пели дивными голосами, проникая в его душу, как солнечные лучи в воду.
И рядом с ним была Лаура, разделяя каждое мгновение радости, улыбаясь ему так, что зима превращалась в самое жаркое лето. Это был вечер, который следовало запомнить, заложить между страницами памяти и хранить до самой смерти.
Когда они спускались по широкой каменной лестнице главного входа, из темноты в круг желтого света от зажженного фонаря вступила старая женщина. Даже в нелепой соломенной шляпе с ярко-красными вишнями на полях, она достигала Коннору всего лишь до середины груди.
Она улыбнулась ему, и вокруг ее светло-серых глаз разбежались морщинки.
— Не хотите ли купить пирожков, сэр? — спросила она, поднимая корзину, покрытую выцветшим полотенцем в красно-белую полоску. — Всего по пенни за штучку.
— Убирайся. — Филипп отмахнулся от старухи, как от надоедливой мухи. — Как ты смеешь докучать господам!
— Ну вот! — Старуха расправила плечи, глядя на Филиппа и сжимая обеими руками ручку корзины, как будто боялась, что ее могут отобрать. — Я только хочу продать вам пирожков.
Филипп свысока посмотрел на нее.
— Продавай их где-нибудь в другом месте.
Лаура нахмурилась и бросила взгляд на отца, как будто надеялась, что он вмешается. Дэниэл стоял с Софи на нижней ступеньке, недовольно глядя на старуху.
Коннор посмотрел на маленькую женщину, на ее рваные серые перчатки, из которых вылезали тощие пальцы. Ее пальто, висевшее мешком на худой фигуре, было залатано в нескольких местах, и на темно-серой шерсти выделялись белые, зеленые и красные пятна. Даже в век железных дорог, экипажей и театров нищета все так же побирается по улицам. Коннор полез в карман, вытащив одну из золотых монеток, которые дала ему Софи.
— Я возьму пять штук.
Старуха смотрела на монету, блестевшую в свете фонаря, и выдохнув на морозный воздух облачко пара, облизала губы.
— Ох, но у меня не будет сдачи, сэр.
— Поскольку мне очень хочется попробовать ваших пирожков, а других денег у меня нет, — Коннор взял ее за руку и положил золотую монету ей на ладонь, согнув костлявые пальцы старухи вокруг монетки, — придется вам взять эту.
— Спасибо, сэр. — Старуха улыбнулась ему, показывая гнилые зубы. — Вы просто святой! Берите все, сэр. Забирайте всю корзину.
Коннор улыбнулся, понимая, что оскорбит женщину, если не примет ее предложение.
— Я уверен, что они мне очень понравятся.
— У них райский вкус, вот вам крест. — Старушка подмигнула ему. — Хотя, может,
мне не стоит это говорить.
Коннор улыбнулся, глядя вслед торговке в потрепанной соломенной шляпе. Дэниэл взглянул на Коннора, проходя мимо него с Софи под руку, и направился к ожидавшему их экипажу. В его темных глазах был любопытный взгляд, как будто он увидел в Конноре нечто, чего никак не ожидал увидеть.
— Вам не следовало бы поощрять таких, как она, — заметил Филипп, когда они шли к экипажу. Он смотрел на Коннора с таким видом, как будто отчитывал слугу. — Весь Бостон полон этих грязных ирландцев-иммигрантов. Скоро на улице нельзя будет пройти, не наткнувшись на них.
Коннор почувствовал, как нахмурилась рядом с ним Лаура. Дэниэл Салливен оглянулся через плечо на Филиппа с ошеломленным выражением лица. Но Гарднер ничего не заметил. Филипп Гарднер был человеком, привыкшим, что все его распоряжения молниеносно выполняются.
— Но бедная женщина всего лишь старается заработать на жизнь. — Коннор приостановился на засыпанном снегом тротуаре, глядя, как Дэниэл помогает Софи подняться в экипаж, и заметив, что отец Лауры держит одетую в перчатку руку Софи так, как будто та сделана из бесценного фарфора.
— Старая карга должна была оставаться в Ирландии. — Лицо Филиппа скривилось от отвращения, как будто ему попалось гнилое яблоко. — Непостижимо, на что надеются эти люди, покидая свое ирландское болото.
Дэниэл сделал глубокий вздох. Мгновение он смотрел на Филиппа, как будто собирался что-то сказать, затем обернулся к Лауре, помог ей подняться в экипаж, и залез сам. Он уселся на черном кожаном сиденье между Софи и Лаурой, стиснув зубы. Лаура опустила взгляд на свои сложенные на коленях руки. Ее щеки густо покраснели.
«Имел ли Гарднер представление, насколько оскорбительны его слова были для Лауры и ее отца?» — думал Коннор. Он боролся с желанием схватить Гарднера за уши и швырнуть его в канаву, где ему было самое подходящее место.
Филипп стукнулся о плечо Коннора, когда они оба попытались одновременно усесться в экипаж. Коннор отступил на шаг, улыбнувшись этому чопорному господину. Весьма вероятно, что мистер Гарднер сам готовит себе погибель.
— После вас! — вежливо предложил Коннор.
Экипаж покачнулся, когда Филипп взобрался в него. Он сел напротив Лауры, и Коннору пришлось переступить через его ноги. Коннор разместился на сиденье, думая, что ему приходилось встречать среди варваров гораздо лучшие манеры, чем у Филиппа Гарднера.
Коннор посмотрел на Лауру. Фонарь, висевший над ней с внешней стороны экипажа, прикасался к ее черной фетровой шляпке, золотя кончики черных страусовых перьев. Ее густые темные ресницы бросали тени на щеки. Она сидела, опустив глаза на свои крепко стиснутые руки.
Коннор откинулся на спинку сиденья, борясь с желанием заключить Лауру в свои объятия. Экипаж, покачивавшийся под ним, был полон оскорбленной гордости, горькой, как зола.
Гарднер бросил взгляд на корзинку, стоявшую рядом с Коннором на сиденье.
— Выкиньте ее. Могу поспорить, у старухи водились блохи.
Коннор холодно улыбнулся Гарднеру, и любой чуть более проницательный человек фазу бы прикусил язык. Но оказалось, что у Гарднера надменности было куда больше, чем проницательности.
— Вы всех нас заразите этой гадостью, — продолжал Филипп, показывая пальцами на корзину. — Мы все будем в блохах.
«Не все, — подумал Коннор, — а только один надутый осел». Едва заметным движением руки он смахнул полотенце с корзины, стоявшей рядом с ним на сиденье, и в то же самое мгновение перенес блох с ближайшей собаки на этого джентльмена. Он надеялся, что собака будет благодарна, но был уверен, что блохи вовсе не рады перемене.
Гарднер поморщился, и его чопорное лицо исказилось от удивления. Он прижался к спинке сиденья, поводя плечами.
Коннор улыбнулся, глядя на корзину, где на полинявшем полотенце высилась горка золотисто-коричневых пирожков.
— Сударыни, — сказал он, предлагая пирожки сперва Софи, затем Лауре.
— Спасибо. — Софи достала из корзинки пухлый пирожок.
Лаура, не поднимая головы, взглянула на пирожки.
— Они выглядят просто чудесно, — сказала она и тоже запустила руку в корзинку.
Дэниэл отмахнулся, когда Коннор протянул ему корзину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
И рядом с ним была Лаура, разделяя каждое мгновение радости, улыбаясь ему так, что зима превращалась в самое жаркое лето. Это был вечер, который следовало запомнить, заложить между страницами памяти и хранить до самой смерти.
Когда они спускались по широкой каменной лестнице главного входа, из темноты в круг желтого света от зажженного фонаря вступила старая женщина. Даже в нелепой соломенной шляпе с ярко-красными вишнями на полях, она достигала Коннору всего лишь до середины груди.
Она улыбнулась ему, и вокруг ее светло-серых глаз разбежались морщинки.
— Не хотите ли купить пирожков, сэр? — спросила она, поднимая корзину, покрытую выцветшим полотенцем в красно-белую полоску. — Всего по пенни за штучку.
— Убирайся. — Филипп отмахнулся от старухи, как от надоедливой мухи. — Как ты смеешь докучать господам!
— Ну вот! — Старуха расправила плечи, глядя на Филиппа и сжимая обеими руками ручку корзины, как будто боялась, что ее могут отобрать. — Я только хочу продать вам пирожков.
Филипп свысока посмотрел на нее.
— Продавай их где-нибудь в другом месте.
Лаура нахмурилась и бросила взгляд на отца, как будто надеялась, что он вмешается. Дэниэл стоял с Софи на нижней ступеньке, недовольно глядя на старуху.
Коннор посмотрел на маленькую женщину, на ее рваные серые перчатки, из которых вылезали тощие пальцы. Ее пальто, висевшее мешком на худой фигуре, было залатано в нескольких местах, и на темно-серой шерсти выделялись белые, зеленые и красные пятна. Даже в век железных дорог, экипажей и театров нищета все так же побирается по улицам. Коннор полез в карман, вытащив одну из золотых монеток, которые дала ему Софи.
— Я возьму пять штук.
Старуха смотрела на монету, блестевшую в свете фонаря, и выдохнув на морозный воздух облачко пара, облизала губы.
— Ох, но у меня не будет сдачи, сэр.
— Поскольку мне очень хочется попробовать ваших пирожков, а других денег у меня нет, — Коннор взял ее за руку и положил золотую монету ей на ладонь, согнув костлявые пальцы старухи вокруг монетки, — придется вам взять эту.
— Спасибо, сэр. — Старуха улыбнулась ему, показывая гнилые зубы. — Вы просто святой! Берите все, сэр. Забирайте всю корзину.
Коннор улыбнулся, понимая, что оскорбит женщину, если не примет ее предложение.
— Я уверен, что они мне очень понравятся.
— У них райский вкус, вот вам крест. — Старушка подмигнула ему. — Хотя, может,
мне не стоит это говорить.
Коннор улыбнулся, глядя вслед торговке в потрепанной соломенной шляпе. Дэниэл взглянул на Коннора, проходя мимо него с Софи под руку, и направился к ожидавшему их экипажу. В его темных глазах был любопытный взгляд, как будто он увидел в Конноре нечто, чего никак не ожидал увидеть.
— Вам не следовало бы поощрять таких, как она, — заметил Филипп, когда они шли к экипажу. Он смотрел на Коннора с таким видом, как будто отчитывал слугу. — Весь Бостон полон этих грязных ирландцев-иммигрантов. Скоро на улице нельзя будет пройти, не наткнувшись на них.
Коннор почувствовал, как нахмурилась рядом с ним Лаура. Дэниэл Салливен оглянулся через плечо на Филиппа с ошеломленным выражением лица. Но Гарднер ничего не заметил. Филипп Гарднер был человеком, привыкшим, что все его распоряжения молниеносно выполняются.
— Но бедная женщина всего лишь старается заработать на жизнь. — Коннор приостановился на засыпанном снегом тротуаре, глядя, как Дэниэл помогает Софи подняться в экипаж, и заметив, что отец Лауры держит одетую в перчатку руку Софи так, как будто та сделана из бесценного фарфора.
— Старая карга должна была оставаться в Ирландии. — Лицо Филиппа скривилось от отвращения, как будто ему попалось гнилое яблоко. — Непостижимо, на что надеются эти люди, покидая свое ирландское болото.
Дэниэл сделал глубокий вздох. Мгновение он смотрел на Филиппа, как будто собирался что-то сказать, затем обернулся к Лауре, помог ей подняться в экипаж, и залез сам. Он уселся на черном кожаном сиденье между Софи и Лаурой, стиснув зубы. Лаура опустила взгляд на свои сложенные на коленях руки. Ее щеки густо покраснели.
«Имел ли Гарднер представление, насколько оскорбительны его слова были для Лауры и ее отца?» — думал Коннор. Он боролся с желанием схватить Гарднера за уши и швырнуть его в канаву, где ему было самое подходящее место.
Филипп стукнулся о плечо Коннора, когда они оба попытались одновременно усесться в экипаж. Коннор отступил на шаг, улыбнувшись этому чопорному господину. Весьма вероятно, что мистер Гарднер сам готовит себе погибель.
— После вас! — вежливо предложил Коннор.
Экипаж покачнулся, когда Филипп взобрался в него. Он сел напротив Лауры, и Коннору пришлось переступить через его ноги. Коннор разместился на сиденье, думая, что ему приходилось встречать среди варваров гораздо лучшие манеры, чем у Филиппа Гарднера.
Коннор посмотрел на Лауру. Фонарь, висевший над ней с внешней стороны экипажа, прикасался к ее черной фетровой шляпке, золотя кончики черных страусовых перьев. Ее густые темные ресницы бросали тени на щеки. Она сидела, опустив глаза на свои крепко стиснутые руки.
Коннор откинулся на спинку сиденья, борясь с желанием заключить Лауру в свои объятия. Экипаж, покачивавшийся под ним, был полон оскорбленной гордости, горькой, как зола.
Гарднер бросил взгляд на корзинку, стоявшую рядом с Коннором на сиденье.
— Выкиньте ее. Могу поспорить, у старухи водились блохи.
Коннор холодно улыбнулся Гарднеру, и любой чуть более проницательный человек фазу бы прикусил язык. Но оказалось, что у Гарднера надменности было куда больше, чем проницательности.
— Вы всех нас заразите этой гадостью, — продолжал Филипп, показывая пальцами на корзину. — Мы все будем в блохах.
«Не все, — подумал Коннор, — а только один надутый осел». Едва заметным движением руки он смахнул полотенце с корзины, стоявшей рядом с ним на сиденье, и в то же самое мгновение перенес блох с ближайшей собаки на этого джентльмена. Он надеялся, что собака будет благодарна, но был уверен, что блохи вовсе не рады перемене.
Гарднер поморщился, и его чопорное лицо исказилось от удивления. Он прижался к спинке сиденья, поводя плечами.
Коннор улыбнулся, глядя на корзину, где на полинявшем полотенце высилась горка золотисто-коричневых пирожков.
— Сударыни, — сказал он, предлагая пирожки сперва Софи, затем Лауре.
— Спасибо. — Софи достала из корзинки пухлый пирожок.
Лаура, не поднимая головы, взглянула на пирожки.
— Они выглядят просто чудесно, — сказала она и тоже запустила руку в корзинку.
Дэниэл отмахнулся, когда Коннор протянул ему корзину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91