Другое дело, что ты не получил то, чего хотел от меня. Но я ведь не говорила…
— Не будем спорить о мелочах. Мы оба знаем, что подразумевалось. Теперь ясно, что у тебя были свои задачи, а у меня свои, но, так или иначе, наш договор нарушен. Ты не исполнила своего обещания, и это освобождает меня от моей клятвы. Но тебя — нет, это другое дело.
Джина растерянно уставилась на него. Голова ее болела, желудок был пуст, ее мучила жажда. В таком состоянии очень трудно было отразить его словесные нападки. И почему только ее дар не помогает ей именно с этим бешеным рыцарем?
Джина решила сменить тактику и застонала, приложив руку к голове. Но Рон не обратил на это ни малейшего внимания. Он крепко взял ее за руку и потянул за собой.
— Пойдем. Тут не место вести разговоры, а мне не терпится услышать хоть что-то похожее на правду. Пошли, цветочек!
Он потянул ее вперед, и она внезапно вскрикнула от боли, задев голой ногой о камень. Рон выругался и взглянул на ее ноги.
— Черт, а где же твои туфли?
Стоя на одной ноге, она схватилась за другую ногу свободной рукой.
— Потеряла. Одну, во всяком случае… А другую выбросила, чтобы мои ноги, по крайней мере, оставляли одинаковые следы на уэльской грязи.
Джина приподняла подол и показала ему темно-коричневый слой грязи, который коркой покрывал ее ноги до самых лодыжек.
Рон хмыкнул и вдруг подхватил ее на руки, отчего она изумленно выдохнула и невольно схватилась за него. А он уже вышел широкими шагами из кухни и, пройдя коридором, шагнул в темноту.
Лунный свет заливал двор, в котором повсюду были видны следы недавнего сражения. И все-таки мирная жизнь уже вступала в свои права. Несколько факелов освещали людей, улегшихся под навесом на ночь. Дул теплый ветерок, где-то далеко лаяла собака.
Рон нес ее через двор замка, крепко прижимая к груди. Его сердце под ее ладонью билось размеренно и спокойно, а Джине вспомнилась майская поляна, на которой они танцевали и смеялись вдвоем, беззаботно отдаваясь поцелуям и любовной возне. Она думала тогда, что можно играть с огнем и не обжечься… Но все обернулось совсем не так.
Черт возьми! Она терпеть не могла чувствовать себя уязвимой, беспомощной и не хотела себе признаться, что начинает чувствовать к Рону нечто большее, чем… Неужто Бьяджо был прав?
Упаси ее Бог от этого! Неужели она и в самом деле неравнодушна к этому грубому, заносчивому человеку? Кто бы мог подумать, что ее невинная шалость зайдет так далеко? Резвиться, притворяться, прикидываться влюбленной было весело и забавно: ведь она ничем не рисковала, если проиграет. Теперь же все было не так: слишком многое поставлено на карту. Ее честолюбивые планы, мечты, надежды — все пропало, если она не придумает, как исправить дело.
Свет факелов стал ярче, бросая скользящие блики на землю, когда они приблизились к главному помещению замка, где располагался зал. Солдаты слонялись по двору рядом, и один из них подошел к Рону, чтобы задать какой-то вопрос. Джина чувствовала на себе любопытные взгляды и сгорала от унижения и стыда. Она, несомненно, казалась им добычей в руках победителя: беспомощная, грязная, босая.
Джина понимала, что протестовать не имеет смысла, и даже ни о чем не просила, когда Рональд с мрачной решимостью во взоре понес ее вверх по винтовой лестнице, а потом по длинному полуосвещенному коридору в свою комнату. Боже, неужели существует только один способ поладить с таким мужчиной?..
Когда они достигли комнаты, Рон пинком открыл дверь и наконец поставил Джину на ноги. За время их отсутствия кто-то навел здесь порядок, а перевернутые стулья и столы были расставлены по местам. В жаровне посреди комнаты горел огонь, распространяя приятное тепло. Рональд сразу узнал в этом заботливую руку Моргана, своего исполнительного и проворного оруженосца.
Стоило ему отпустить Джину, она тут же отпрянула от него, словно от прокаженного. Гордо и вызывающе вздернув подбородок, она остановилась у окна, ее широко открытые черные глаза горели огнем. В рваном платье и с босыми ногами, покрытыми грязью, она стояла с видом королевы, словно он должен был преклонить перед ней колени. Любая другая женщина показалась бы на ее месте смешной, но, странное дело, с Джиной этого не произошло. Рон не понимал, в чем тут причина, однако почувствовал невольное уважение к ней. И это неуместное чувство очень раздосадовало его.
Она может сколько угодно задирать нос, но все равно в конце концов должна будет сдаться. Она во всем уступит ему — во всем, чего бы он ни потребовал! А если не уступит добровольно, он найдет способ принудить ее к этому!
Внезапно послышался неуверенный стук, и вслед за этим дверь со скрипом отворилась. На пороге стоял Морган с подносом в руках. Позади него маячило несколько слуг.
— Я подумал, что, быть может, вы захотите помыться и поесть, милорд, — сказал он.
Оруженосец явился в чертовски неподходящий момент! Но Рональд, поразмыслив, кивнул.
— Да, это будет кстати.
Морган распахнул дверь пошире, чтобы пропустить слуг, и вскоре в углу была установлена большая деревянная лохань, наполненная горячей водой, а на столе появился поднос с яствами. Ощутив запах горячей еды и хлеба, Рональд вспомнил, что не ел целый день.
Он посмотрел на Джину. Ноздри ее тоже слегка расширились, но, заметив, что он наблюдает за ней, она отвернулась с равнодушным видом. Тогда Рон подошел к столу, отрезал широкий ломоть мяса своим кинжалом и положил на хлеб. Потом посмотрел на нее и улыбнулся.
— Садись и поешь, цветочек. Тебе понадобятся силы на эту ночь.
Щеки ее вспыхнули, она бросила на него мрачный взгляд, но не могла побороть искушения. С кошачьей грацией Джина двинулась к столу: этой подчеркнуто ленивой походкой она точно хотела показать, что лишь делает ему одолжение. Взяв себе немного хлеба и мяса, она изящным движением пригубила вино. Удивительное зрелище! Рон не мог не восхищаться, но знал, что быстро заставит ее прекратить изображать из себя королеву, как только они останутся наедине. Пусть пока тешит себя иллюзией, что она здесь заправляет.
Морган в это время молчаливо и расторопно готовил все для ванны. Когда же ванна была готова, Рон отпустил всех слуг и запер дверь на засов.
И повернулся. Джина наблюдала за ним с вполне понятной настороженностью. Ну что же, он ее не разочарует! Рон снял свой меч и перевязь, потом развязал завязки штанов. Подтянув стул поближе к деревянной лохани с горячей водой, он сел и начал снимать сапоги. Джина наблюдала за каждым его движением, неподвижная и напряженная, как кошка. Он снял сапоги и отбросил их в сторону, потом встал и посмотрел на нее.
— Ты первая, цветочек.
Она сделала шаг назад.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь.
Он показал на лохань.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
— Не будем спорить о мелочах. Мы оба знаем, что подразумевалось. Теперь ясно, что у тебя были свои задачи, а у меня свои, но, так или иначе, наш договор нарушен. Ты не исполнила своего обещания, и это освобождает меня от моей клятвы. Но тебя — нет, это другое дело.
Джина растерянно уставилась на него. Голова ее болела, желудок был пуст, ее мучила жажда. В таком состоянии очень трудно было отразить его словесные нападки. И почему только ее дар не помогает ей именно с этим бешеным рыцарем?
Джина решила сменить тактику и застонала, приложив руку к голове. Но Рон не обратил на это ни малейшего внимания. Он крепко взял ее за руку и потянул за собой.
— Пойдем. Тут не место вести разговоры, а мне не терпится услышать хоть что-то похожее на правду. Пошли, цветочек!
Он потянул ее вперед, и она внезапно вскрикнула от боли, задев голой ногой о камень. Рон выругался и взглянул на ее ноги.
— Черт, а где же твои туфли?
Стоя на одной ноге, она схватилась за другую ногу свободной рукой.
— Потеряла. Одну, во всяком случае… А другую выбросила, чтобы мои ноги, по крайней мере, оставляли одинаковые следы на уэльской грязи.
Джина приподняла подол и показала ему темно-коричневый слой грязи, который коркой покрывал ее ноги до самых лодыжек.
Рон хмыкнул и вдруг подхватил ее на руки, отчего она изумленно выдохнула и невольно схватилась за него. А он уже вышел широкими шагами из кухни и, пройдя коридором, шагнул в темноту.
Лунный свет заливал двор, в котором повсюду были видны следы недавнего сражения. И все-таки мирная жизнь уже вступала в свои права. Несколько факелов освещали людей, улегшихся под навесом на ночь. Дул теплый ветерок, где-то далеко лаяла собака.
Рон нес ее через двор замка, крепко прижимая к груди. Его сердце под ее ладонью билось размеренно и спокойно, а Джине вспомнилась майская поляна, на которой они танцевали и смеялись вдвоем, беззаботно отдаваясь поцелуям и любовной возне. Она думала тогда, что можно играть с огнем и не обжечься… Но все обернулось совсем не так.
Черт возьми! Она терпеть не могла чувствовать себя уязвимой, беспомощной и не хотела себе признаться, что начинает чувствовать к Рону нечто большее, чем… Неужто Бьяджо был прав?
Упаси ее Бог от этого! Неужели она и в самом деле неравнодушна к этому грубому, заносчивому человеку? Кто бы мог подумать, что ее невинная шалость зайдет так далеко? Резвиться, притворяться, прикидываться влюбленной было весело и забавно: ведь она ничем не рисковала, если проиграет. Теперь же все было не так: слишком многое поставлено на карту. Ее честолюбивые планы, мечты, надежды — все пропало, если она не придумает, как исправить дело.
Свет факелов стал ярче, бросая скользящие блики на землю, когда они приблизились к главному помещению замка, где располагался зал. Солдаты слонялись по двору рядом, и один из них подошел к Рону, чтобы задать какой-то вопрос. Джина чувствовала на себе любопытные взгляды и сгорала от унижения и стыда. Она, несомненно, казалась им добычей в руках победителя: беспомощная, грязная, босая.
Джина понимала, что протестовать не имеет смысла, и даже ни о чем не просила, когда Рональд с мрачной решимостью во взоре понес ее вверх по винтовой лестнице, а потом по длинному полуосвещенному коридору в свою комнату. Боже, неужели существует только один способ поладить с таким мужчиной?..
Когда они достигли комнаты, Рон пинком открыл дверь и наконец поставил Джину на ноги. За время их отсутствия кто-то навел здесь порядок, а перевернутые стулья и столы были расставлены по местам. В жаровне посреди комнаты горел огонь, распространяя приятное тепло. Рональд сразу узнал в этом заботливую руку Моргана, своего исполнительного и проворного оруженосца.
Стоило ему отпустить Джину, она тут же отпрянула от него, словно от прокаженного. Гордо и вызывающе вздернув подбородок, она остановилась у окна, ее широко открытые черные глаза горели огнем. В рваном платье и с босыми ногами, покрытыми грязью, она стояла с видом королевы, словно он должен был преклонить перед ней колени. Любая другая женщина показалась бы на ее месте смешной, но, странное дело, с Джиной этого не произошло. Рон не понимал, в чем тут причина, однако почувствовал невольное уважение к ней. И это неуместное чувство очень раздосадовало его.
Она может сколько угодно задирать нос, но все равно в конце концов должна будет сдаться. Она во всем уступит ему — во всем, чего бы он ни потребовал! А если не уступит добровольно, он найдет способ принудить ее к этому!
Внезапно послышался неуверенный стук, и вслед за этим дверь со скрипом отворилась. На пороге стоял Морган с подносом в руках. Позади него маячило несколько слуг.
— Я подумал, что, быть может, вы захотите помыться и поесть, милорд, — сказал он.
Оруженосец явился в чертовски неподходящий момент! Но Рональд, поразмыслив, кивнул.
— Да, это будет кстати.
Морган распахнул дверь пошире, чтобы пропустить слуг, и вскоре в углу была установлена большая деревянная лохань, наполненная горячей водой, а на столе появился поднос с яствами. Ощутив запах горячей еды и хлеба, Рональд вспомнил, что не ел целый день.
Он посмотрел на Джину. Ноздри ее тоже слегка расширились, но, заметив, что он наблюдает за ней, она отвернулась с равнодушным видом. Тогда Рон подошел к столу, отрезал широкий ломоть мяса своим кинжалом и положил на хлеб. Потом посмотрел на нее и улыбнулся.
— Садись и поешь, цветочек. Тебе понадобятся силы на эту ночь.
Щеки ее вспыхнули, она бросила на него мрачный взгляд, но не могла побороть искушения. С кошачьей грацией Джина двинулась к столу: этой подчеркнуто ленивой походкой она точно хотела показать, что лишь делает ему одолжение. Взяв себе немного хлеба и мяса, она изящным движением пригубила вино. Удивительное зрелище! Рон не мог не восхищаться, но знал, что быстро заставит ее прекратить изображать из себя королеву, как только они останутся наедине. Пусть пока тешит себя иллюзией, что она здесь заправляет.
Морган в это время молчаливо и расторопно готовил все для ванны. Когда же ванна была готова, Рон отпустил всех слуг и запер дверь на засов.
И повернулся. Джина наблюдала за ним с вполне понятной настороженностью. Ну что же, он ее не разочарует! Рон снял свой меч и перевязь, потом развязал завязки штанов. Подтянув стул поближе к деревянной лохани с горячей водой, он сел и начал снимать сапоги. Джина наблюдала за каждым его движением, неподвижная и напряженная, как кошка. Он снял сапоги и отбросил их в сторону, потом встал и посмотрел на нее.
— Ты первая, цветочек.
Она сделала шаг назад.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь.
Он показал на лохань.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87