Простите, что заставил вас ждать.
Она улыбнулась.
– Не важно, Макс. Вы тоже прекрасно выглядите.
Фидлер был без пиджака, в рубашке с закатанными рукавами, галстук же его съехал набок. И как Мара сразу заметила, ему давно было пора подстричься.
– Садитесь. Я открою карту на вас. Большинство специалистов доверяют это своему секретарю или медицинской сестре, но я предпочитаю лично делать все предварительные записи. Так надежнее, и при этом устанавливается более тесный контакт между доктором и пациентом.
Он подал знак медицинской сестре.
– Нэнси, готова смотровая для мисс Тэйт?
– Да, сэр, – ответила сестра и исчезла за боковой дверью.
– У вас тут все продумано, Макс. И все очень-очень шикарно.
– Спасибо. Дизайном занимался один из моих пациентов. Среди них много людей искусства…
– А много среди них деловых женщин, занимающих высокие посты?
– Немало.
Фидлер водрузил на нос очки в роговой оправе и подмигнул Маре.
– По крайней мере теперь я больше соответствую вашему представлению о мозгоправах. Верно? – Он постучал пальцем по стеклу очков и вздохнул. – Возможно, на следующей неделе я сяду на диету, начну ходить в гимнастический зал и попытаюсь стать похожим на Грегори Пека.
Мара рассмеялась.
– И слышать об этом не хочу. Оставайтесь самим собой, Макс. Не думаю, что доверилась бы Грегори Пеку в качестве психиатра.
В глазах его заплясали озорные искорки.
– Готов держать пари, что не стали бы. Скажите, как вы себя чувствовали то время, что мы не виделись?
– Как огурчик, хотя я никогда не понимала, что означает это выражение.
– Думаю, это означает быть свежей и бодрой.
Положив перед собой бланк истории болезни, Фидлер отодвинул в сторону гору бумаг.
– Итак, ваше имя Мара Роджерс Тэйт…
– Третья, – подсказала она без тени улыбки.
Он поднял голову и взглянул на нее. Однако промолчал.
– И ваш адрес…
Двадцать минут спустя Фидлер поставил точку и отложил ручку.
– Пока достаточно. А теперь, если вы пройдете в смотровую, Нэнси приготовит вас.
– Приготовит меня? Вы говорите так, будто я свиное ребрышко.
– И готов поклясться, вы будете нежной и мягкой… как масло.
– Нет уж! – возмутилась Мара. – Я жилистая и жесткая, как коровья шкура.
Она направилась в смотровую.
Фидлер смотрел ей вслед. «Какой у нее чертовски привлекательный зад! Впрочем, и все остальное тоже».
Он взял газету, которую Мара оставила на столе. Статья, которую она читала, тотчас же привлекла его внимание:
«Сегодня Комиссия по безопасности и обмену информацией направила просьбу прокурору Соединенных Штатов возбудить дело против Мары Роджерс Тэйт по обвинению в лжесвидетельстве и представлении ложных отчетов и других фальсифицированных документов, касающихся деятельности «Т.И.И.» и подконтрольной ей компании «Коппертон куквэйр».
Подобное же обвинение выдвигается комиссией против Шона Тэйта и Харви Сэйера, президента и вице-президента компании «Коппертон куквэйр». Одновременно группа держателей акций компаний «Т.И.И.» и «Коппертон куквэйр» обращаются в суд с ходатайством наложить запрет на деятельность Тэйтов и Харви Сэйера до тех пор, пока ситуация не прояснится. В суд обращаются также с ходатайством назначить временно исполняющих обязанности по руководству «Т.И.И.» и подконтрольных ей компаний. Двумя крупнейшими держателями «Т.И.И.» возбуждается также дело против трех высших руководителей компании с требованием вернуть пять миллионов долларов, которые они пытались использовать для своих личных нужд наравне с другими крупными вкладами и фондами».
Фидлер не стал читать дальше и отложил газету.
«Не хотел бы я оказаться на месте этой дамы ни за какие деньги, ни за какую власть!»
Она утверждала, что стрессы и всевозможные проблемы только подпитывают ее энергией, что подобное состояние позволяет ей процветать, но у Фидлера появилось ощущение, что в данном случае Маре Тэйт Третьей суждено впервые в жизни пережить «момент истины». Он поднялся из-за стола и направился в смотровую.
Мара лежала на спине на узкой койке у стены. Сестра попросила ее снять блузку и бюстгальтер и дала ей белый халат с завязками на спине. Она уже начала вводить ей внутривенно пентотал, и, когда Фидлер вошел, Мара была совсем сонной.
– Можете уйти, Нэнси, – сказал он сестре. – Она уже засыпает.
– Едва я начала вводить препарат, она сразу отреагировала. Хорошая больная, удачный случай. Верно?
– Верно. Прежде чем уйдете… не забудьте включить магнитофон.
Усевшись на металлический стул возле кровати, Фидлер заговорил:
– Мара, вы слышите меня?
Она открыла глаза и улыбнулась, глядя в потолок, а не на него.
– Да, я вас слышу… Макс.
– Прекрасно. А теперь вы будете делать то, что я вам скажу. Вы чувствуете себя очень сонной, верно?
– Да.
Глаза ее снова закрылись.
– Вы погружаетесь в глубокий, глубокий сон, Мара, но, хотя вы и спите, вы сможете слышать все, что я вам скажу, и будете правдиво отвечать на мои вопросы. Понимаете?
– Да.
– Хорошо… Когда я скажу «начнем», вы начнете считать в обратном порядке от ста. И каждый раз, называя число, будете все глубже погружаться в транс… Итак, начинаем считать.
Мара облизала губы и принялась считать:
– Сто… девяносто девять…
Все время, пока она считала, Фидлер проверял ее пульс. Ее погружение в глубокий транс происходило необычайно быстро, и так же быстро замедлялся пульс. Когда она досчитала до пятидесяти, пульс ее замедлился до сорока пяти ударов в минуту.
– Сорок один… сорок…
Голос Мары стал хрипловатым, и теперь она надолго замолкала, прежде чем произнести следующее число.
Фидлер начал беспокоиться – количество ударов все сокращалось и уже доходило до тридцати в минуту. При таком замедленном пульсе сердце могло остановиться еще до того, как она досчитает до конца.
– Ладно, Мара. Достаточно. Вы уже погрузились в транс.
Она подчинилась, и пульс ее перестал замедляться – остановился на тридцати ударах в минуту. Дыхание тоже было замедленным, она делала не более пяти вдохов и выдохов в минуту. Фидлер впервые наблюдал столь быстрое погружение в столь глубокий транс. Он подумал о том, что Мара станет феноменальным случаем, если представить ее данные на семинаре.
– Начнем сегодня с беседы, Мара. Итак, вы любите свои дни рождения?
Она улыбнулась:
– Особенно любила, когда была маленькой. Дни рождения в нашей семье всегда отмечались по-особенному.
– Поговорим о том вашем дне рождения, который вам особенно памятен. Вы можете рассказать о таком?
На лбу ее прорезались морщинки – она пыталась сосредоточиться. Потом морщинки исчезли и лоб разгладился.
– О да, – сказала она. – Я помню такой день рождения. Мне тогда исполнилось четырнадцать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Она улыбнулась.
– Не важно, Макс. Вы тоже прекрасно выглядите.
Фидлер был без пиджака, в рубашке с закатанными рукавами, галстук же его съехал набок. И как Мара сразу заметила, ему давно было пора подстричься.
– Садитесь. Я открою карту на вас. Большинство специалистов доверяют это своему секретарю или медицинской сестре, но я предпочитаю лично делать все предварительные записи. Так надежнее, и при этом устанавливается более тесный контакт между доктором и пациентом.
Он подал знак медицинской сестре.
– Нэнси, готова смотровая для мисс Тэйт?
– Да, сэр, – ответила сестра и исчезла за боковой дверью.
– У вас тут все продумано, Макс. И все очень-очень шикарно.
– Спасибо. Дизайном занимался один из моих пациентов. Среди них много людей искусства…
– А много среди них деловых женщин, занимающих высокие посты?
– Немало.
Фидлер водрузил на нос очки в роговой оправе и подмигнул Маре.
– По крайней мере теперь я больше соответствую вашему представлению о мозгоправах. Верно? – Он постучал пальцем по стеклу очков и вздохнул. – Возможно, на следующей неделе я сяду на диету, начну ходить в гимнастический зал и попытаюсь стать похожим на Грегори Пека.
Мара рассмеялась.
– И слышать об этом не хочу. Оставайтесь самим собой, Макс. Не думаю, что доверилась бы Грегори Пеку в качестве психиатра.
В глазах его заплясали озорные искорки.
– Готов держать пари, что не стали бы. Скажите, как вы себя чувствовали то время, что мы не виделись?
– Как огурчик, хотя я никогда не понимала, что означает это выражение.
– Думаю, это означает быть свежей и бодрой.
Положив перед собой бланк истории болезни, Фидлер отодвинул в сторону гору бумаг.
– Итак, ваше имя Мара Роджерс Тэйт…
– Третья, – подсказала она без тени улыбки.
Он поднял голову и взглянул на нее. Однако промолчал.
– И ваш адрес…
Двадцать минут спустя Фидлер поставил точку и отложил ручку.
– Пока достаточно. А теперь, если вы пройдете в смотровую, Нэнси приготовит вас.
– Приготовит меня? Вы говорите так, будто я свиное ребрышко.
– И готов поклясться, вы будете нежной и мягкой… как масло.
– Нет уж! – возмутилась Мара. – Я жилистая и жесткая, как коровья шкура.
Она направилась в смотровую.
Фидлер смотрел ей вслед. «Какой у нее чертовски привлекательный зад! Впрочем, и все остальное тоже».
Он взял газету, которую Мара оставила на столе. Статья, которую она читала, тотчас же привлекла его внимание:
«Сегодня Комиссия по безопасности и обмену информацией направила просьбу прокурору Соединенных Штатов возбудить дело против Мары Роджерс Тэйт по обвинению в лжесвидетельстве и представлении ложных отчетов и других фальсифицированных документов, касающихся деятельности «Т.И.И.» и подконтрольной ей компании «Коппертон куквэйр».
Подобное же обвинение выдвигается комиссией против Шона Тэйта и Харви Сэйера, президента и вице-президента компании «Коппертон куквэйр». Одновременно группа держателей акций компаний «Т.И.И.» и «Коппертон куквэйр» обращаются в суд с ходатайством наложить запрет на деятельность Тэйтов и Харви Сэйера до тех пор, пока ситуация не прояснится. В суд обращаются также с ходатайством назначить временно исполняющих обязанности по руководству «Т.И.И.» и подконтрольных ей компаний. Двумя крупнейшими держателями «Т.И.И.» возбуждается также дело против трех высших руководителей компании с требованием вернуть пять миллионов долларов, которые они пытались использовать для своих личных нужд наравне с другими крупными вкладами и фондами».
Фидлер не стал читать дальше и отложил газету.
«Не хотел бы я оказаться на месте этой дамы ни за какие деньги, ни за какую власть!»
Она утверждала, что стрессы и всевозможные проблемы только подпитывают ее энергией, что подобное состояние позволяет ей процветать, но у Фидлера появилось ощущение, что в данном случае Маре Тэйт Третьей суждено впервые в жизни пережить «момент истины». Он поднялся из-за стола и направился в смотровую.
Мара лежала на спине на узкой койке у стены. Сестра попросила ее снять блузку и бюстгальтер и дала ей белый халат с завязками на спине. Она уже начала вводить ей внутривенно пентотал, и, когда Фидлер вошел, Мара была совсем сонной.
– Можете уйти, Нэнси, – сказал он сестре. – Она уже засыпает.
– Едва я начала вводить препарат, она сразу отреагировала. Хорошая больная, удачный случай. Верно?
– Верно. Прежде чем уйдете… не забудьте включить магнитофон.
Усевшись на металлический стул возле кровати, Фидлер заговорил:
– Мара, вы слышите меня?
Она открыла глаза и улыбнулась, глядя в потолок, а не на него.
– Да, я вас слышу… Макс.
– Прекрасно. А теперь вы будете делать то, что я вам скажу. Вы чувствуете себя очень сонной, верно?
– Да.
Глаза ее снова закрылись.
– Вы погружаетесь в глубокий, глубокий сон, Мара, но, хотя вы и спите, вы сможете слышать все, что я вам скажу, и будете правдиво отвечать на мои вопросы. Понимаете?
– Да.
– Хорошо… Когда я скажу «начнем», вы начнете считать в обратном порядке от ста. И каждый раз, называя число, будете все глубже погружаться в транс… Итак, начинаем считать.
Мара облизала губы и принялась считать:
– Сто… девяносто девять…
Все время, пока она считала, Фидлер проверял ее пульс. Ее погружение в глубокий транс происходило необычайно быстро, и так же быстро замедлялся пульс. Когда она досчитала до пятидесяти, пульс ее замедлился до сорока пяти ударов в минуту.
– Сорок один… сорок…
Голос Мары стал хрипловатым, и теперь она надолго замолкала, прежде чем произнести следующее число.
Фидлер начал беспокоиться – количество ударов все сокращалось и уже доходило до тридцати в минуту. При таком замедленном пульсе сердце могло остановиться еще до того, как она досчитает до конца.
– Ладно, Мара. Достаточно. Вы уже погрузились в транс.
Она подчинилась, и пульс ее перестал замедляться – остановился на тридцати ударах в минуту. Дыхание тоже было замедленным, она делала не более пяти вдохов и выдохов в минуту. Фидлер впервые наблюдал столь быстрое погружение в столь глубокий транс. Он подумал о том, что Мара станет феноменальным случаем, если представить ее данные на семинаре.
– Начнем сегодня с беседы, Мара. Итак, вы любите свои дни рождения?
Она улыбнулась:
– Особенно любила, когда была маленькой. Дни рождения в нашей семье всегда отмечались по-особенному.
– Поговорим о том вашем дне рождения, который вам особенно памятен. Вы можете рассказать о таком?
На лбу ее прорезались морщинки – она пыталась сосредоточиться. Потом морщинки исчезли и лоб разгладился.
– О да, – сказала она. – Я помню такой день рождения. Мне тогда исполнилось четырнадцать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95