Золотисто-красноватый огонь камина подчеркивал его силу и слегка угловатую мужественную красоту.
Не решаясь ответить на этот вопрос, она задала свой:
— Сможешь ли ты когда-нибудь забыть о войне? Навсегда сложить оружие?
Рено помрачнел:
— Не так давно умер один из начезов. Это был жрец храма, хранитель священного огня, горевшего на протяжении многих столетий. На смертном одре он признался, что однажды огонь угас по его вине. Он страшно испугался, потому что такой проступок карался смертью, и поспешил вновь зажечь пламя от огня, горевшего в очаге жены. Когда начезы услышали эту историю, они поняли, почему лишились своих земель, почему потерпели поражение от французов, почему так наказаны. Они не сохранили священный огонь. По этой же причине мой брат, Большое Солнце, сдался французам. Дни начезов сочтены. Так чем же я должен быть недоволен? Мне не за что больше бороться.
— Ты разделяешь верования своего брата?
— Какое это имеет значение? Ведь мне уже не нужно возглавлять племя.
Конечно, он был слишком цивилизован, чтобы верить в такие легенды, и все же Элиз не была в этом уверена до конца. В Рено всегда оставались такие глубины, которые были ей недоступны.
— А что же будет с другими — с теми, кто остался на свободе?
— Некоторые, зная, что обречены, постараются подороже продать свою жизнь. Остальные смешаются с другими племенами и, таким образом, останутся жить.
— Мы слышали о побеге Лесного Медведя…
— Да. Я полагаю, он соберет людей, чтобы вновь напасть на форт Сан-Жан-Баптист. Он только об этом и говорил после нашего отступления оттуда. Я пытался убедить его, что это будет ошибкой, потому что Сен-Дени воюет не как француз, а как индеец.
— Мы должны предупредить Сен-Дени!
— Я уже давно это сделал.
Элиз удивленно взглянула на него:
— Я не знала, что ты поддерживал связь с кем-то из французов.
— Я и не хотел, чтобы ты знала. Так было лучше.
Рено резко поднялся и вышел из ванны. Взяв полотенце, он начал вытираться энергичными движениями.
— Лучше для кого? — спросила Элиз, нахмурившись.
Он помолчал, а затем, отбросив в сторону полотенце, приблизился к ней.
— Для тебя. Вести от меня причинили бы тебе только боль, открыли бы старые раны. И мне так было легче держаться в стороне от тебя — я знал, что это необходимо. Но теперь ты все так устроила, что я твой раб по закону. Зачем ты это сделала?
— Это тебя очень беспокоит? — Элиз невольно отступила на шаг, но заставила себя не опустить глаз. — Тебя возмущает то, что ты мой слуга?
Рено протянул руку и слегка коснулся ее щеки своими теплыми пальцами.
— Нет, почему же? Я твой раб с того момента, как увидел тебя за столом у коменданта Шепара. Ты держишь мою любовь и жизнь в своих руках с тех пор, как впервые прикоснулась ко мне в тот зимний день. Ты моя жена, мое солнце, которое согревает и исцеляет меня, возрождая к жизни. Я твой.
Элиз почувствовала, что на глаза ее навернулись слезы.
— Рено… — прошептала она.
— Что?
— Ты меня уже оставил один раз, и я очень боюсь, что это повторится.
— Но это произошло потому…
Она прикрыла ему рот рукой.
— Я знаю. Но разлука была для меня маленькой смертью, Рено. Я люблю тебя, и я любила тебя, не сознавая этого, с тех пор, как мы поженились по приказу Большого Солнца.
Рено усмехнулся:
— Мой вездесущий брат знал, что лучше для нас.
— Он оказался прав.
Они помолчали, думая о вожде начезов, о Сен-Космэ и других, кого скоро отправят в Сан-Доминго. Наконец Элиз сказала:
— Может быть, через некоторое время нам удастся вызволить твою мать с королевских плантаций. Она сможет жить у нас в доме в Байу-Дож-дю-Майн.
— Ты примешь ее?
— С радостью. Но я боюсь, что Маделейн…
— Да, пожалуй. Но, по обычаям начезов, это твой дом, — напомнил Рено.
— Наш, — поправила его Элиз, быстро вскинув голову. — Но, возможно, когда-нибудь мы все сможем вернуться на мои — нет, на наши земли возле Большой Деревни и построить там дом. Мы могли бы жить и тут, и там.
— Ах, Элиз, я не могу выразить, как я тебя люблю! Если бы я не любил тебя раньше, то полюбил бы сейчас. — Рено обнял ее своими сильными руками и притянул к обнаженной татуированной груди. — Раз уж все так случилось и мы вместе, хотя казалось, что мы расстались навсегда, я готов исполнить любой твой приказ, моя госпожа.
— Если ты не шутишь, я знаю, что тебе приказать, — прошептала она, глядя в его темно-серые глаза. — Люби меня Рено! Люби меня крепко и вечно.
Взгляд Рено потеплел, он еще сильнее прижал ее к себе.
— Элиз, любимая, я живу, чтобы подчиняться тебе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Не решаясь ответить на этот вопрос, она задала свой:
— Сможешь ли ты когда-нибудь забыть о войне? Навсегда сложить оружие?
Рено помрачнел:
— Не так давно умер один из начезов. Это был жрец храма, хранитель священного огня, горевшего на протяжении многих столетий. На смертном одре он признался, что однажды огонь угас по его вине. Он страшно испугался, потому что такой проступок карался смертью, и поспешил вновь зажечь пламя от огня, горевшего в очаге жены. Когда начезы услышали эту историю, они поняли, почему лишились своих земель, почему потерпели поражение от французов, почему так наказаны. Они не сохранили священный огонь. По этой же причине мой брат, Большое Солнце, сдался французам. Дни начезов сочтены. Так чем же я должен быть недоволен? Мне не за что больше бороться.
— Ты разделяешь верования своего брата?
— Какое это имеет значение? Ведь мне уже не нужно возглавлять племя.
Конечно, он был слишком цивилизован, чтобы верить в такие легенды, и все же Элиз не была в этом уверена до конца. В Рено всегда оставались такие глубины, которые были ей недоступны.
— А что же будет с другими — с теми, кто остался на свободе?
— Некоторые, зная, что обречены, постараются подороже продать свою жизнь. Остальные смешаются с другими племенами и, таким образом, останутся жить.
— Мы слышали о побеге Лесного Медведя…
— Да. Я полагаю, он соберет людей, чтобы вновь напасть на форт Сан-Жан-Баптист. Он только об этом и говорил после нашего отступления оттуда. Я пытался убедить его, что это будет ошибкой, потому что Сен-Дени воюет не как француз, а как индеец.
— Мы должны предупредить Сен-Дени!
— Я уже давно это сделал.
Элиз удивленно взглянула на него:
— Я не знала, что ты поддерживал связь с кем-то из французов.
— Я и не хотел, чтобы ты знала. Так было лучше.
Рено резко поднялся и вышел из ванны. Взяв полотенце, он начал вытираться энергичными движениями.
— Лучше для кого? — спросила Элиз, нахмурившись.
Он помолчал, а затем, отбросив в сторону полотенце, приблизился к ней.
— Для тебя. Вести от меня причинили бы тебе только боль, открыли бы старые раны. И мне так было легче держаться в стороне от тебя — я знал, что это необходимо. Но теперь ты все так устроила, что я твой раб по закону. Зачем ты это сделала?
— Это тебя очень беспокоит? — Элиз невольно отступила на шаг, но заставила себя не опустить глаз. — Тебя возмущает то, что ты мой слуга?
Рено протянул руку и слегка коснулся ее щеки своими теплыми пальцами.
— Нет, почему же? Я твой раб с того момента, как увидел тебя за столом у коменданта Шепара. Ты держишь мою любовь и жизнь в своих руках с тех пор, как впервые прикоснулась ко мне в тот зимний день. Ты моя жена, мое солнце, которое согревает и исцеляет меня, возрождая к жизни. Я твой.
Элиз почувствовала, что на глаза ее навернулись слезы.
— Рено… — прошептала она.
— Что?
— Ты меня уже оставил один раз, и я очень боюсь, что это повторится.
— Но это произошло потому…
Она прикрыла ему рот рукой.
— Я знаю. Но разлука была для меня маленькой смертью, Рено. Я люблю тебя, и я любила тебя, не сознавая этого, с тех пор, как мы поженились по приказу Большого Солнца.
Рено усмехнулся:
— Мой вездесущий брат знал, что лучше для нас.
— Он оказался прав.
Они помолчали, думая о вожде начезов, о Сен-Космэ и других, кого скоро отправят в Сан-Доминго. Наконец Элиз сказала:
— Может быть, через некоторое время нам удастся вызволить твою мать с королевских плантаций. Она сможет жить у нас в доме в Байу-Дож-дю-Майн.
— Ты примешь ее?
— С радостью. Но я боюсь, что Маделейн…
— Да, пожалуй. Но, по обычаям начезов, это твой дом, — напомнил Рено.
— Наш, — поправила его Элиз, быстро вскинув голову. — Но, возможно, когда-нибудь мы все сможем вернуться на мои — нет, на наши земли возле Большой Деревни и построить там дом. Мы могли бы жить и тут, и там.
— Ах, Элиз, я не могу выразить, как я тебя люблю! Если бы я не любил тебя раньше, то полюбил бы сейчас. — Рено обнял ее своими сильными руками и притянул к обнаженной татуированной груди. — Раз уж все так случилось и мы вместе, хотя казалось, что мы расстались навсегда, я готов исполнить любой твой приказ, моя госпожа.
— Если ты не шутишь, я знаю, что тебе приказать, — прошептала она, глядя в его темно-серые глаза. — Люби меня Рено! Люби меня крепко и вечно.
Взгляд Рено потеплел, он еще сильнее прижал ее к себе.
— Элиз, любимая, я живу, чтобы подчиняться тебе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94