– Не беспокойся. Мы скажем твоим братьям, что ветчину съела я. Обещаю – про тебя я и словечком не обмолвлюсь.
– Закон чести?
Вспомнив слова Джуда про то, что у них есть свой закон чести, Гинни прижала руку к сердцу.
– Закон чести. Ябедничать я не буду. Это будет наш с тобой секрет.
Посмотрев на гору посуды и на сковородку, Кристофер сказал:
– Хорошо, но только если вы позволите мне доесть ветчину.
– Позволю, но сначала давай вынесем посуду. Не хватало еще, чтобы Джуд застал нас за этим делом.
Они принялись вытаскивать из дома посуду и опускать ее в воду. Кристофер то ухмылялся, то поспешно стирал с лица ухмылку, учитывая, что братья бросили его одного, он, видимо, наслаждался их проделкой не меньше, чем Гинни.
«Да неужели я наслаждаюсь?» – вдруг с изумлением подумала Гинни.
Когда они опустили в протоку последнюю партию посуды, она с вожделением поглядела на воду. Как хочется смыть с себя всю эту грязь!
– Ты не представляешь, – сказала она, – как мне хочется искупаться.
Кристофер удивленно поглядел на нее.
– Ну и искупайтесь.
– Нет, в протоку я не полезу! Мальчик поглядел на нее как на дурочку.
– А почему вам не вымыться в лохани, как Рафу?
– Лохани?
– Да, она стоит за домом. Рядом с бочкой для дождевой воды.
Гинни боялась поверить своим ушам.
– Покажи, где это.
Кристофер с важным видом человека, выполняющего ответственное задание, повел ее за дом, где на помосте стояла огромная деревянная бочка для сбора дождевой воды. Кристофер показал на оцинкованную лохань, стоявшую рядом на земле.
– Видите кран? Откроете его, и вода польется в лохань. В жаркие дни она бывает совсем теплой.
Гинни смотрела на лохань и представляла себе, как стоит под краном и на нее льется теплая вода.
– А мыла у вас нет? – с надеждой спросила она.
– Раф держит мыло вон в той банке.
Гинни подошла к бочке и опустила руку в чистую теплую воду. Ей хотелось немедленно залезть в лохань, но она понимала, что лучше дождаться вечера, когда ее никто не увидит.
Кроме того, Кристофер нуждался в ванне еще больше, чем она.
Но когда она спросила, не хочет ли он помыться, он посмотрел на нее с таким ужасом, точно она предложила ему прыгнуть в кипяток.
– Да вы что, никогда не моетесь?
Гинни взяла мыло и протянула его Кристоферу.
– Возьми-возьми, оно не кусается. Вымоешься, и тебе станет легко и приятно. Даже, может, понравится.
Гинни с улыбкой открыла кран и стала наполнять лохань. Но когда она повернулась, Кристофер начал пятиться. Решив, что хоть одного из детей Раф, приехав, увидит чистым, она схватила его за руку.
– Нет уж, молодой человек, не сбежите. Сейчас я тебя приведу в божеский вид.
Она потянула его к лохани, и тут он завопил не своим голосом. Стараясь подавить раздражение, Гинни попыталась уговорить его добром, но Кристофер извивался как угорь и в конце концов вырвался.
В этом ему помогла грязная рука, которая схватила Гинни за локоть.
– Оставьте моего брата в покое!
Рядом стоял Джуд, держа в руке связку рыбы, от которой шла невообразимая вонь.
– Я хотела вымыть Кристофера, но, раз ты помог ему сбежать, я вместо него выкупаю тебя.
– Не буду я купаться!
В голосе Джуда не было обычного вызова: он, казалось, испугался.
– Да что с вами со всеми? – спросила Гинни, которой было непонятно их отвращение к чистоте. – Купаться же приятно. Ну попробуй.
– Отпустите меня!
Джуд тоже попытался вырваться, но на этот раз Гинни была готова к его сопротивлению и полна решимости отмыть дочиста хотя бы одного из этих обормотов. И если это будет, их вожак, тем лучше.
Между ними началась борьба не на жизнь, а на смерть. Джуд жутко ругался. Эта борьба и грязная брань из уст ребенка как бы символизировали войну, которую ей объявил Джуд. Отступать было поздно – тогда он никогда ей не подчинится, дескать, тоже мне хозяйка! Нет, Джуда она искупает, чего бы это ей ни стоило.
Может быть, не следовало так злорадствовать от сознания, что она сильнее мальчика. Так или иначе, она сумела затолкать его в лохань. Связка рыбы полетела в сторону, а Джуд плюхнулся спиной в воду. Сама мокрая с головы до ног, Гинни воспользовалась его минутной растерянностью, чтобы сунуть его голову под кран.
– На вот, – сказала она, протягивая ему мыло. – Все равно уж намок, так по крайней мере вымой голову.
Джуд ударил ее по руке. Это не поколебало решимости Гинни, и она велела ему раздеться – тогда они смогут выстирать и его одежду.
Джуд и не подумал выполнить ее приказ, но с удивительным выражением достоинства поднялся на ноги. По лицу его текли слезы. Гинни стало не по себе при виде того, как плачет этот гордый мальчик. Но потом ее взгляд спустился с его лица ниже, на прилипшие к его телу мокрую рубашку и штаны.
– Я вас ненавижу! – выкрикнул Джуд, вылез из лохани и побежал в сторону болота.
– Святый Боже! – в растерянности воскликнула Гинни, глядя ему вслед. – Вот так история! Оказывается, Джуд – девочка!
Ланс ходил взад и вперед по библиотеке своего покойного отца. Он чувствовал себя как в клетке. Как он ненавидел Белль-Оукс и все, что символизировал этот дом! Что толку родиться и быть воспитанным как богатый плантатор, когда в наследство тебе достались несколько разрушенных дамб, заболоченных полей и запущенный дом, в котором стоит дух плесени и нищеты? Его стен почти не видно из-под разросшихся лиан, и, видимо, болото скоро полностью поглотит и его. Лансу часто снился кошмарный сон, как дикая растительность душит их с мамой в доме. Другой человек, наверно, проклинал бы отца за то, что тот пропил и проиграл состояние и оставил сына в нищете. Но Ланс вместо этого сам пошел по стопам отца, алкоголь и прочие джентльменские развлечения помогали ему забыть о действительности. Он считал, что ему нет ни малейшего смысла трудиться, да хоть он спину сломай, с соседями ему все равно не сравняться. Мама не зря без конца твердит, что Белль-Оукс – слишком маленькая плантация и их земли слишком скудны.
Мама с детства поощряла Ланса как можно больше времени проводить в Розленде, но она не знала – и он не смел ей этого сказать, – что Ланс предпочел бы быть не Бафордом, а Маклаудом.
Какой сильный человек был Джон Маклауд, какая прелестная женщина была Аманда! В те годы у Маклаудов было все, и они щедро делились с другими. Ланса они принимали у себя как родного.
Но только до тех пор, пока Гинни не согласилась выйти за него замуж.
Отказ ее родителей разрешить их брак был для него пощечиной, от которой он не оправился до сих пор. Они говорили с ним, как всегда, вполне вежливо, но сквозь вежливость сквозила непривычная холодность. Ланс, может, и годится для того, чтобы сопровождать их дочь на местные увеселения, но мужем ее может стать только человек с состоянием и гораздо более высоким положением в обществе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
– Закон чести?
Вспомнив слова Джуда про то, что у них есть свой закон чести, Гинни прижала руку к сердцу.
– Закон чести. Ябедничать я не буду. Это будет наш с тобой секрет.
Посмотрев на гору посуды и на сковородку, Кристофер сказал:
– Хорошо, но только если вы позволите мне доесть ветчину.
– Позволю, но сначала давай вынесем посуду. Не хватало еще, чтобы Джуд застал нас за этим делом.
Они принялись вытаскивать из дома посуду и опускать ее в воду. Кристофер то ухмылялся, то поспешно стирал с лица ухмылку, учитывая, что братья бросили его одного, он, видимо, наслаждался их проделкой не меньше, чем Гинни.
«Да неужели я наслаждаюсь?» – вдруг с изумлением подумала Гинни.
Когда они опустили в протоку последнюю партию посуды, она с вожделением поглядела на воду. Как хочется смыть с себя всю эту грязь!
– Ты не представляешь, – сказала она, – как мне хочется искупаться.
Кристофер удивленно поглядел на нее.
– Ну и искупайтесь.
– Нет, в протоку я не полезу! Мальчик поглядел на нее как на дурочку.
– А почему вам не вымыться в лохани, как Рафу?
– Лохани?
– Да, она стоит за домом. Рядом с бочкой для дождевой воды.
Гинни боялась поверить своим ушам.
– Покажи, где это.
Кристофер с важным видом человека, выполняющего ответственное задание, повел ее за дом, где на помосте стояла огромная деревянная бочка для сбора дождевой воды. Кристофер показал на оцинкованную лохань, стоявшую рядом на земле.
– Видите кран? Откроете его, и вода польется в лохань. В жаркие дни она бывает совсем теплой.
Гинни смотрела на лохань и представляла себе, как стоит под краном и на нее льется теплая вода.
– А мыла у вас нет? – с надеждой спросила она.
– Раф держит мыло вон в той банке.
Гинни подошла к бочке и опустила руку в чистую теплую воду. Ей хотелось немедленно залезть в лохань, но она понимала, что лучше дождаться вечера, когда ее никто не увидит.
Кроме того, Кристофер нуждался в ванне еще больше, чем она.
Но когда она спросила, не хочет ли он помыться, он посмотрел на нее с таким ужасом, точно она предложила ему прыгнуть в кипяток.
– Да вы что, никогда не моетесь?
Гинни взяла мыло и протянула его Кристоферу.
– Возьми-возьми, оно не кусается. Вымоешься, и тебе станет легко и приятно. Даже, может, понравится.
Гинни с улыбкой открыла кран и стала наполнять лохань. Но когда она повернулась, Кристофер начал пятиться. Решив, что хоть одного из детей Раф, приехав, увидит чистым, она схватила его за руку.
– Нет уж, молодой человек, не сбежите. Сейчас я тебя приведу в божеский вид.
Она потянула его к лохани, и тут он завопил не своим голосом. Стараясь подавить раздражение, Гинни попыталась уговорить его добром, но Кристофер извивался как угорь и в конце концов вырвался.
В этом ему помогла грязная рука, которая схватила Гинни за локоть.
– Оставьте моего брата в покое!
Рядом стоял Джуд, держа в руке связку рыбы, от которой шла невообразимая вонь.
– Я хотела вымыть Кристофера, но, раз ты помог ему сбежать, я вместо него выкупаю тебя.
– Не буду я купаться!
В голосе Джуда не было обычного вызова: он, казалось, испугался.
– Да что с вами со всеми? – спросила Гинни, которой было непонятно их отвращение к чистоте. – Купаться же приятно. Ну попробуй.
– Отпустите меня!
Джуд тоже попытался вырваться, но на этот раз Гинни была готова к его сопротивлению и полна решимости отмыть дочиста хотя бы одного из этих обормотов. И если это будет, их вожак, тем лучше.
Между ними началась борьба не на жизнь, а на смерть. Джуд жутко ругался. Эта борьба и грязная брань из уст ребенка как бы символизировали войну, которую ей объявил Джуд. Отступать было поздно – тогда он никогда ей не подчинится, дескать, тоже мне хозяйка! Нет, Джуда она искупает, чего бы это ей ни стоило.
Может быть, не следовало так злорадствовать от сознания, что она сильнее мальчика. Так или иначе, она сумела затолкать его в лохань. Связка рыбы полетела в сторону, а Джуд плюхнулся спиной в воду. Сама мокрая с головы до ног, Гинни воспользовалась его минутной растерянностью, чтобы сунуть его голову под кран.
– На вот, – сказала она, протягивая ему мыло. – Все равно уж намок, так по крайней мере вымой голову.
Джуд ударил ее по руке. Это не поколебало решимости Гинни, и она велела ему раздеться – тогда они смогут выстирать и его одежду.
Джуд и не подумал выполнить ее приказ, но с удивительным выражением достоинства поднялся на ноги. По лицу его текли слезы. Гинни стало не по себе при виде того, как плачет этот гордый мальчик. Но потом ее взгляд спустился с его лица ниже, на прилипшие к его телу мокрую рубашку и штаны.
– Я вас ненавижу! – выкрикнул Джуд, вылез из лохани и побежал в сторону болота.
– Святый Боже! – в растерянности воскликнула Гинни, глядя ему вслед. – Вот так история! Оказывается, Джуд – девочка!
Ланс ходил взад и вперед по библиотеке своего покойного отца. Он чувствовал себя как в клетке. Как он ненавидел Белль-Оукс и все, что символизировал этот дом! Что толку родиться и быть воспитанным как богатый плантатор, когда в наследство тебе достались несколько разрушенных дамб, заболоченных полей и запущенный дом, в котором стоит дух плесени и нищеты? Его стен почти не видно из-под разросшихся лиан, и, видимо, болото скоро полностью поглотит и его. Лансу часто снился кошмарный сон, как дикая растительность душит их с мамой в доме. Другой человек, наверно, проклинал бы отца за то, что тот пропил и проиграл состояние и оставил сына в нищете. Но Ланс вместо этого сам пошел по стопам отца, алкоголь и прочие джентльменские развлечения помогали ему забыть о действительности. Он считал, что ему нет ни малейшего смысла трудиться, да хоть он спину сломай, с соседями ему все равно не сравняться. Мама не зря без конца твердит, что Белль-Оукс – слишком маленькая плантация и их земли слишком скудны.
Мама с детства поощряла Ланса как можно больше времени проводить в Розленде, но она не знала – и он не смел ей этого сказать, – что Ланс предпочел бы быть не Бафордом, а Маклаудом.
Какой сильный человек был Джон Маклауд, какая прелестная женщина была Аманда! В те годы у Маклаудов было все, и они щедро делились с другими. Ланса они принимали у себя как родного.
Но только до тех пор, пока Гинни не согласилась выйти за него замуж.
Отказ ее родителей разрешить их брак был для него пощечиной, от которой он не оправился до сих пор. Они говорили с ним, как всегда, вполне вежливо, но сквозь вежливость сквозила непривычная холодность. Ланс, может, и годится для того, чтобы сопровождать их дочь на местные увеселения, но мужем ее может стать только человек с состоянием и гораздо более высоким положением в обществе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107