Трудно представить… Ну что ж, неделя тяжелой работы, когда спина все еще горит огнем от ударов кнута, послужит хорошим испытанием этой верности. Вдобавок неприязнь замковой стражи и страх и презрение челяди постоянно будут держать его в напряжении.
Сэр Эдвард был вполне доволен собой. Парень слишком заносчив, чтобы долго терпеть такое унижение. Рано или поздно он сорвется, а когда это случится, наказание будет суровым. Пусть только попробует хоть на йоту отклониться от самого незначительного правила, соблюдаемого в замке, — снисхождения он не дождется. Ему предоставлен один-единственный шанс. Если он — даже в самой малой степени — нарушит установленные для него границы, у Розалинды не будет возможности возражать или бросаться на его защиту.
13
Розалинда просто места себе не находила, так терзала ее тревога за Черного Меча; однако она понимала, что к вечерней трапезе — к следующей встрече с отцом — ей следует готовиться самым тщательным образом. В течение дня, после всех треволнений, связанных с поркой, и после того, как она при всех обнаружила свой непокорный нрав, не было общего застолья, и каждый мог лишь второпях подкрепиться нарезанным мясом, хлебом и сыром. Даже эль прихлебывали на ходу. Ратники, слуги, ремесленники — все норовили убраться подальше от разгневанного сэра Эдварда и не попадаться ему на глаза. К вечеру в замке стало поспокойнее, и последовал приказ подать на стол должным образом приготовленный ужин. Туг уж пришлось Розалинде отложить на время свои попечения о разбойнике-провожатом и сделать это как можно натуральнее. Она облачилась в одно из платьев, которые прислал ей отец — некогда они принадлежали ее матери, — гладко уложила волосы, скрепила их шнурком и воткнула в прическу веточку лаванды.
У нее не было ни кружев, ни драгоценностей, ни узорных лент; пропали, захваченные грабителями, ее шелковые платья, украшенные нарядной каймой. Однако она не скорбела об их потере — все это сейчас совсем не казалось важным. Только жизнь имеет значение, напомнила она себе, когда ее мысли вновь обратились к человеку, который спас ее в Данмоу. Быть живым, быть в безопасности — вот что действительно важно. Самое роскошное платье, сшитое из золотой парчи, разукрашенное серебром и жемчугом, перехваченное поясом из тончайших золотых цепочек, — ничто по сравнению с возможностью просто дышать глубоко и без страха, под надежной зашитой стен родного дома.
Розалинда медленно повернулась, обводя взглядом комнату, в которую теперь вернулась. Странные очертания этой комнаты остались такими же, какими она их помнила: грубые каменные стены, образующие почти настоящий круг, и шесть высоких узких окон, расположенных таким образом, что из них открывался вид во все стороны и можно было созерцать окрестности замка сколько душе угодно. Каждое окно размещалось в глубокой нише, размер которой был словно специально подобран, чтобы там могли играть дети… или чтобы там могла сидеть женщина, баюкающая младенца.
Долго присматривалась она к тому, что ее сейчас окружало; от ее взгляда не укрылись ни пыль на дощатом полу, ни простая высокая кровать, ни слегка потертый гобелен на стене. Все это разительно отличалось от той картины, которая стояла перед ее мысленным взором в последние годы, проведенные вдали от дома. О, комната была та же самая, но в воображении она представала словно бы наполненной свечением, утешающим теплом. Как она была здесь счастлива, думала Розалинда, и к этим светлым воспоминаниям примешивалась невольная горечь. Да, счастлива, безгранично счастлива. Она смахнула набежавшие слезы и еще раз осмотрелась вокруг. Все изменилось. И в комнате не было теплого свечения, хотя невысокое пламя камина боролось с вечерней прохладой. Ни о каком счастье и речи не было. Комната оставалась такой же, но все в ней свидетельствовало о заброшенности и запустении.
Глубоко вздохнув, она попыталась стряхнуть тягостные мысли. Незачем тужить о прошлом, приказала она себе и бесцельно провела рукой по крышке громадного деревянного сундука. На ладони осталась мохнатая серая пыль, и Розалинда нахмурилась, стряхнув с руки ее след. Когда мать была жива, замок сиял чистотой, как редкая золотая монета. Теперь он был темным, грязным и унылым.
Распрямив плечи, Розалинда двинулась к двери. Уж что-что, а порядок она здесь наведет. Она присмотрит за тем, чтобы в Стенвуде все было вычищено от пыли, вытерто и вымыто. Может быть, она и не сумеет добиться, чтобы счастье снова поселилось в замке… кто может знать, что для этого требуется? Но со всем остальным она управится. Что ни говори, а управление хозяйством большого замка — это именно то искусство, которому обучала ее тетушка Гвинн.
Теперь, когда Розалинда определила для себя, чем ей надлежит заняться в самое ближайшее время, на душе у нее стало легче. Она подгребла угольки в камине поближе к середине топки, плотно прикрыла деревянные ставни на окнах и направилась в парадную залу, где ей предстояло снова встретиться с отцом. До сих пор все складывалось так, что каждая их встреча сопровождалась стычкой. На этот раз, решила она, все будет по-другому. В конце-то концов, для стычек теперь просто не осталось никаких поводов. О смерти Джайлса он уже знал, и хотя она все еще казнила себя за то, что не уберегла маленького брата, теперь все равно с этим ничего не поделаешь. Время — лучший целитель для таких ран, хотя приходилось признать, что от удара, пережитого восемь лет назад, отец не оправился до сих пор. Но и здесь, напоминала себе Розалинда, спускаясь по ступеням, она бессильна что-либо изменить.
Другой предмет их разногласий — как следует обойтись с Черным Мечом — также должен благополучно разрешиться, как ей хотелось бы надеяться. Из окна своей комнаты она видела, как стражники отвязали его и увели прочь от разочарованной толпы. У нее словно камень с плеч свалился. Его не убьют! Однако вслед за облегчением в душу сразу закрался страх — страх иного толка. Что мог он выболтать теперь, когда ему сохранили жизнь? Она обещала ему вознаграждение — коня, оружие, золото, но отец ясно дал понять, что не собирается награждать человека, которого считал подлым негодяем. Однако, что бы там ни придумал отец, в ее собственных интересах надо найти для Черного Меча хотя бы какое-то подобие награды, чтобы купить его молчание. Уж теперь-то, когда он с таким трудом избежал смерти, должен же он понять, как глупо с его стороны претендовать на ее руку, ссылаясь на состоявшееся обручение. Отец убьет его без колебаний, если узнает, что произошло между ними в лесу. Нет, успокоила она себя, Черный Меч примет все, что она сумеет предложить ему в награду, и удерет отсюда.
Розалинда остановилась внизу тускло освещенного лестничного пролета, невольно отметив, что много светильников просто не заправлены промасленным тростником.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
Сэр Эдвард был вполне доволен собой. Парень слишком заносчив, чтобы долго терпеть такое унижение. Рано или поздно он сорвется, а когда это случится, наказание будет суровым. Пусть только попробует хоть на йоту отклониться от самого незначительного правила, соблюдаемого в замке, — снисхождения он не дождется. Ему предоставлен один-единственный шанс. Если он — даже в самой малой степени — нарушит установленные для него границы, у Розалинды не будет возможности возражать или бросаться на его защиту.
13
Розалинда просто места себе не находила, так терзала ее тревога за Черного Меча; однако она понимала, что к вечерней трапезе — к следующей встрече с отцом — ей следует готовиться самым тщательным образом. В течение дня, после всех треволнений, связанных с поркой, и после того, как она при всех обнаружила свой непокорный нрав, не было общего застолья, и каждый мог лишь второпях подкрепиться нарезанным мясом, хлебом и сыром. Даже эль прихлебывали на ходу. Ратники, слуги, ремесленники — все норовили убраться подальше от разгневанного сэра Эдварда и не попадаться ему на глаза. К вечеру в замке стало поспокойнее, и последовал приказ подать на стол должным образом приготовленный ужин. Туг уж пришлось Розалинде отложить на время свои попечения о разбойнике-провожатом и сделать это как можно натуральнее. Она облачилась в одно из платьев, которые прислал ей отец — некогда они принадлежали ее матери, — гладко уложила волосы, скрепила их шнурком и воткнула в прическу веточку лаванды.
У нее не было ни кружев, ни драгоценностей, ни узорных лент; пропали, захваченные грабителями, ее шелковые платья, украшенные нарядной каймой. Однако она не скорбела об их потере — все это сейчас совсем не казалось важным. Только жизнь имеет значение, напомнила она себе, когда ее мысли вновь обратились к человеку, который спас ее в Данмоу. Быть живым, быть в безопасности — вот что действительно важно. Самое роскошное платье, сшитое из золотой парчи, разукрашенное серебром и жемчугом, перехваченное поясом из тончайших золотых цепочек, — ничто по сравнению с возможностью просто дышать глубоко и без страха, под надежной зашитой стен родного дома.
Розалинда медленно повернулась, обводя взглядом комнату, в которую теперь вернулась. Странные очертания этой комнаты остались такими же, какими она их помнила: грубые каменные стены, образующие почти настоящий круг, и шесть высоких узких окон, расположенных таким образом, что из них открывался вид во все стороны и можно было созерцать окрестности замка сколько душе угодно. Каждое окно размещалось в глубокой нише, размер которой был словно специально подобран, чтобы там могли играть дети… или чтобы там могла сидеть женщина, баюкающая младенца.
Долго присматривалась она к тому, что ее сейчас окружало; от ее взгляда не укрылись ни пыль на дощатом полу, ни простая высокая кровать, ни слегка потертый гобелен на стене. Все это разительно отличалось от той картины, которая стояла перед ее мысленным взором в последние годы, проведенные вдали от дома. О, комната была та же самая, но в воображении она представала словно бы наполненной свечением, утешающим теплом. Как она была здесь счастлива, думала Розалинда, и к этим светлым воспоминаниям примешивалась невольная горечь. Да, счастлива, безгранично счастлива. Она смахнула набежавшие слезы и еще раз осмотрелась вокруг. Все изменилось. И в комнате не было теплого свечения, хотя невысокое пламя камина боролось с вечерней прохладой. Ни о каком счастье и речи не было. Комната оставалась такой же, но все в ней свидетельствовало о заброшенности и запустении.
Глубоко вздохнув, она попыталась стряхнуть тягостные мысли. Незачем тужить о прошлом, приказала она себе и бесцельно провела рукой по крышке громадного деревянного сундука. На ладони осталась мохнатая серая пыль, и Розалинда нахмурилась, стряхнув с руки ее след. Когда мать была жива, замок сиял чистотой, как редкая золотая монета. Теперь он был темным, грязным и унылым.
Распрямив плечи, Розалинда двинулась к двери. Уж что-что, а порядок она здесь наведет. Она присмотрит за тем, чтобы в Стенвуде все было вычищено от пыли, вытерто и вымыто. Может быть, она и не сумеет добиться, чтобы счастье снова поселилось в замке… кто может знать, что для этого требуется? Но со всем остальным она управится. Что ни говори, а управление хозяйством большого замка — это именно то искусство, которому обучала ее тетушка Гвинн.
Теперь, когда Розалинда определила для себя, чем ей надлежит заняться в самое ближайшее время, на душе у нее стало легче. Она подгребла угольки в камине поближе к середине топки, плотно прикрыла деревянные ставни на окнах и направилась в парадную залу, где ей предстояло снова встретиться с отцом. До сих пор все складывалось так, что каждая их встреча сопровождалась стычкой. На этот раз, решила она, все будет по-другому. В конце-то концов, для стычек теперь просто не осталось никаких поводов. О смерти Джайлса он уже знал, и хотя она все еще казнила себя за то, что не уберегла маленького брата, теперь все равно с этим ничего не поделаешь. Время — лучший целитель для таких ран, хотя приходилось признать, что от удара, пережитого восемь лет назад, отец не оправился до сих пор. Но и здесь, напоминала себе Розалинда, спускаясь по ступеням, она бессильна что-либо изменить.
Другой предмет их разногласий — как следует обойтись с Черным Мечом — также должен благополучно разрешиться, как ей хотелось бы надеяться. Из окна своей комнаты она видела, как стражники отвязали его и увели прочь от разочарованной толпы. У нее словно камень с плеч свалился. Его не убьют! Однако вслед за облегчением в душу сразу закрался страх — страх иного толка. Что мог он выболтать теперь, когда ему сохранили жизнь? Она обещала ему вознаграждение — коня, оружие, золото, но отец ясно дал понять, что не собирается награждать человека, которого считал подлым негодяем. Однако, что бы там ни придумал отец, в ее собственных интересах надо найти для Черного Меча хотя бы какое-то подобие награды, чтобы купить его молчание. Уж теперь-то, когда он с таким трудом избежал смерти, должен же он понять, как глупо с его стороны претендовать на ее руку, ссылаясь на состоявшееся обручение. Отец убьет его без колебаний, если узнает, что произошло между ними в лесу. Нет, успокоила она себя, Черный Меч примет все, что она сумеет предложить ему в награду, и удерет отсюда.
Розалинда остановилась внизу тускло освещенного лестничного пролета, невольно отметив, что много светильников просто не заправлены промасленным тростником.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112