Ее до скрежета зубовного раздражало, что она вынуждена выступать в роли миротворца, когда самым большим ее желанием было увидеть как сэра Корбетта поставят на место. Тем не менее, если она не утихомирит сэра Олдиса, то не миновать кровопролития, а этого она не допустит.
— Нам еще повезло, что мы нашли здесь приют, — слабым голосом закончила Лиллиана.
Сэр Олдис в ответ лишь что-то невнятно пробурчал и жестом приказал одному из своих людей усадить девушку позади себя. Но когда они тронулись в путь, это была вполне мирная компания.
Полдень уже миновал, когда они наконец достигли Оррик-Касла. Унизительным было для Лиллианы такое возвращение: она сидела на лошади бочком, за спиной пожилого рыцаря; босые ноги каждому бросались в глаза, да еще эта грива всклокоченных каштановых волос. В полях было пусто, в деревнях тоже редко встречался прохожий. И только когда отряд вступил за стены замка, Лиллиана прочувствовала всю глубину своего позора. Все до последнего обитатели Оррика — ремесленники и слуги, вольные и крепостные — были одеты в свои лучшие наряды, готовясь повеселиться на пышной свадьбе дочерей старого лорда и поприсутствовать на церемонии представления нового лорда. И мало того, что ей пришлось пройти сквозь эту глазеющую толпу, — предстояло еще встретиться лицом к лицу с отцом и всеми высокородными гостями.
Гул приглушенных пересудов сопровождал процессию всадников, пока они продвигались через двор замка. Щеки Лиллианы горели лихорадочным румянцем, а в глазах блестели готовые пролиться слезы. Но она не станет плакать. Когда отряд подъехал ко входу в главную башню, она сидела, горделиво выпрямив спину и высоко подняв голову.
Отец не встречал ее у дверей, и Лиллиане оставалось только догадываться, насколько же сильно он разгневан. Зато Оделия была тут как тут, и выражение праведного негодования на ее лице больно ранило Лиллиану. Сестра и другие дамы отшатнулись с наигранным отвращением, когда рыцари с непокорной беглянкой остановились перед ними.
Лиллиана не знала, как поступить. Она уже была готова, не ожидая поддержки, соскочить с высокого боевого коня когда к ней протянулась мужская рука.
Перед ней почтительно стоял сэр Корбетт — само воплощение изысканных манер и галантности. От изумления у Лиллианы перехватило дух.
Да и все общество, затаив дыхание, ожидало, как она ответит на его жест.
Ах, как хотелось бы Лиллиане отвергнуть его помощь, отшвырнуть его руку, облить презрением этого наглеца вместе со всеми его придворными манерами. Но ей еще предстояло пройти длинный путь через злорадно-шушукающуюся толпу. Она не сомневалась, что все знают о ее неповиновении, и хотя в душе многие, весьма вероятно, не одобряли решение лорда Бартона, все были едины в убеждении, что дочь должна всегда повиноваться воле отца.
Должно быть, сэр Корбетт прочел на ее лице эти колебания, потому что он придвинулся ближе, так что его грудь коснулась ее босых ног.
— Если ты действительно хочешь быть здесь хозяйкой, ты должна пройти через испытание, которое они тебе устроили, — произнес он так тихо, чтобы только Лиллиана слышала его. — Прими мою руку, давай покажем им наше единство и сплоченность.
Она не хотела принимать его руки, не хотела вообще касаться его, или быть рядом… или показывать единство и сплоченность с ним. В долгие и утомительные часы, которые прошли в дороге, ее преследовали воспоминания о том, чем они занимались в убогой хижине пастуха. Как бы хотела она забыть о происшедшем или сделать вид, что все это ей просто приснилось, стоило лишь взглянуть на широкоплечего рыцаря, скачущего во главе отряда, как становилось ясно, что ночь в хижине была на самом деле. И ее снова охватывало странное волнение, оставляя в душе сплетение непостижимых чувств.
Сейчас, глядя вниз на его смуглое неулыбчивое лицо, Лиллиана хотела бы знать, что за мысли скрыты в глубине этих стальных серых глаз.
Она со вздохом расправила плечи, последний раз окинула взглядом ожидающую толпу и нерешительно протянула руку сэру Корбетту. Одно напряженное мгновение они не размыкали рук, как будто заключая перемирие и в то же время отчетливо осознавая ужасную враждебность… и непреодолимое влечение друг к другу.
Затем он непринужденным движением обхватил тонкую талию Лиллианы, а она наклонилась к нему, опираясь руками на его плечи. Корбетт не сразу опустил Лиллиану на землю. Наоборот, он, казалось, не спешил расстаться со своей ношей, пока у Лиллианы не заколотилось сердце. Поставив наконец девушку на землю, сэр Корбетт ловко подал ей руку, чтобы она могла опереться, и повел в парадную залу.
Убедившись, что лорда Бартона нет среди присутствующих, оба больше не удостаивали взглядом изумленное общество. Корбетт проводил Лиллиану прямо в ее комнату, всем своим видом предотвращая любые попытки помешать ему. Однако, дойдя до двери, он повернулся к ней и положил руки ей на плечи.
— Я сейчас же поговорю с твоим отцом, а ты готовься к свадьбе. — Он провел рукой по густым спутанным от ветра волосам Лиллианы. — Пусть это уже и не модно, но я хотел бы, чтобы ты носила волосы распущенными, Лилли.
Лиллиана испытывала слишком сложные чувства, чтобы найти нужный ответ. Он был ее врагом, но должен был стать ее мужем. Он был высокомерен и корыстолюбив но позаботился о том, чтобы никто не унизил ее при столь постыдных для нее обстоятельствах. Она ненавидела его, тем не менее они были любовниками.
От его тяжелых рук исходило тепло, но это прикосновение тревожило Лиллиану, и она поспешила укрыться в своей комнате. Она слышала, как Корбетт спускается по лестнице. Нет сомнения, он отправился к ее отцу, и сердце у Лиллианы ушло в пятки. Она терялась в догадках, что он собирается сказать старому лорду. И что сказала бы она?
Лиллиана прислонилась к двери, прижавшись лбом к твердой шероховатой поверхности. Тупая боль ломила виски. Еще никогда она не чувствовала себя такой усталой. Как будто из нее вынули душу, оставив лишь тело, застывшее в холодном оцепенении. Ее против воли сосватали, и против воли она провела ночь в постели с мужчиной. Теперь ей надо было готовиться к свадьбе, а она не чувствовала ничего. Ни гнева, ни отчаяния. Не было даже страха. Она оказалась игрушкой в чужих руках — и, по сути, так было всю жизнь, призналась себе Лиллиана. Пребывание в Бергрэмском аббатстве создало иллюзию, что она может не выходить замуж, пока сама не захочет, но теперь все стало на свои места. Отец позволил ей остаться в аббатстве, потому что это было ему на руку. Теперь же он пожелал выдать ее замуж за сэра Корбетта Колчестера.
Тихий стук в дверь вывел Лиллиану из задумчивости. Потом все совершалось очень быстро. Большую оловянную ванну наполнили водой с благовониями;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
— Нам еще повезло, что мы нашли здесь приют, — слабым голосом закончила Лиллиана.
Сэр Олдис в ответ лишь что-то невнятно пробурчал и жестом приказал одному из своих людей усадить девушку позади себя. Но когда они тронулись в путь, это была вполне мирная компания.
Полдень уже миновал, когда они наконец достигли Оррик-Касла. Унизительным было для Лиллианы такое возвращение: она сидела на лошади бочком, за спиной пожилого рыцаря; босые ноги каждому бросались в глаза, да еще эта грива всклокоченных каштановых волос. В полях было пусто, в деревнях тоже редко встречался прохожий. И только когда отряд вступил за стены замка, Лиллиана прочувствовала всю глубину своего позора. Все до последнего обитатели Оррика — ремесленники и слуги, вольные и крепостные — были одеты в свои лучшие наряды, готовясь повеселиться на пышной свадьбе дочерей старого лорда и поприсутствовать на церемонии представления нового лорда. И мало того, что ей пришлось пройти сквозь эту глазеющую толпу, — предстояло еще встретиться лицом к лицу с отцом и всеми высокородными гостями.
Гул приглушенных пересудов сопровождал процессию всадников, пока они продвигались через двор замка. Щеки Лиллианы горели лихорадочным румянцем, а в глазах блестели готовые пролиться слезы. Но она не станет плакать. Когда отряд подъехал ко входу в главную башню, она сидела, горделиво выпрямив спину и высоко подняв голову.
Отец не встречал ее у дверей, и Лиллиане оставалось только догадываться, насколько же сильно он разгневан. Зато Оделия была тут как тут, и выражение праведного негодования на ее лице больно ранило Лиллиану. Сестра и другие дамы отшатнулись с наигранным отвращением, когда рыцари с непокорной беглянкой остановились перед ними.
Лиллиана не знала, как поступить. Она уже была готова, не ожидая поддержки, соскочить с высокого боевого коня когда к ней протянулась мужская рука.
Перед ней почтительно стоял сэр Корбетт — само воплощение изысканных манер и галантности. От изумления у Лиллианы перехватило дух.
Да и все общество, затаив дыхание, ожидало, как она ответит на его жест.
Ах, как хотелось бы Лиллиане отвергнуть его помощь, отшвырнуть его руку, облить презрением этого наглеца вместе со всеми его придворными манерами. Но ей еще предстояло пройти длинный путь через злорадно-шушукающуюся толпу. Она не сомневалась, что все знают о ее неповиновении, и хотя в душе многие, весьма вероятно, не одобряли решение лорда Бартона, все были едины в убеждении, что дочь должна всегда повиноваться воле отца.
Должно быть, сэр Корбетт прочел на ее лице эти колебания, потому что он придвинулся ближе, так что его грудь коснулась ее босых ног.
— Если ты действительно хочешь быть здесь хозяйкой, ты должна пройти через испытание, которое они тебе устроили, — произнес он так тихо, чтобы только Лиллиана слышала его. — Прими мою руку, давай покажем им наше единство и сплоченность.
Она не хотела принимать его руки, не хотела вообще касаться его, или быть рядом… или показывать единство и сплоченность с ним. В долгие и утомительные часы, которые прошли в дороге, ее преследовали воспоминания о том, чем они занимались в убогой хижине пастуха. Как бы хотела она забыть о происшедшем или сделать вид, что все это ей просто приснилось, стоило лишь взглянуть на широкоплечего рыцаря, скачущего во главе отряда, как становилось ясно, что ночь в хижине была на самом деле. И ее снова охватывало странное волнение, оставляя в душе сплетение непостижимых чувств.
Сейчас, глядя вниз на его смуглое неулыбчивое лицо, Лиллиана хотела бы знать, что за мысли скрыты в глубине этих стальных серых глаз.
Она со вздохом расправила плечи, последний раз окинула взглядом ожидающую толпу и нерешительно протянула руку сэру Корбетту. Одно напряженное мгновение они не размыкали рук, как будто заключая перемирие и в то же время отчетливо осознавая ужасную враждебность… и непреодолимое влечение друг к другу.
Затем он непринужденным движением обхватил тонкую талию Лиллианы, а она наклонилась к нему, опираясь руками на его плечи. Корбетт не сразу опустил Лиллиану на землю. Наоборот, он, казалось, не спешил расстаться со своей ношей, пока у Лиллианы не заколотилось сердце. Поставив наконец девушку на землю, сэр Корбетт ловко подал ей руку, чтобы она могла опереться, и повел в парадную залу.
Убедившись, что лорда Бартона нет среди присутствующих, оба больше не удостаивали взглядом изумленное общество. Корбетт проводил Лиллиану прямо в ее комнату, всем своим видом предотвращая любые попытки помешать ему. Однако, дойдя до двери, он повернулся к ней и положил руки ей на плечи.
— Я сейчас же поговорю с твоим отцом, а ты готовься к свадьбе. — Он провел рукой по густым спутанным от ветра волосам Лиллианы. — Пусть это уже и не модно, но я хотел бы, чтобы ты носила волосы распущенными, Лилли.
Лиллиана испытывала слишком сложные чувства, чтобы найти нужный ответ. Он был ее врагом, но должен был стать ее мужем. Он был высокомерен и корыстолюбив но позаботился о том, чтобы никто не унизил ее при столь постыдных для нее обстоятельствах. Она ненавидела его, тем не менее они были любовниками.
От его тяжелых рук исходило тепло, но это прикосновение тревожило Лиллиану, и она поспешила укрыться в своей комнате. Она слышала, как Корбетт спускается по лестнице. Нет сомнения, он отправился к ее отцу, и сердце у Лиллианы ушло в пятки. Она терялась в догадках, что он собирается сказать старому лорду. И что сказала бы она?
Лиллиана прислонилась к двери, прижавшись лбом к твердой шероховатой поверхности. Тупая боль ломила виски. Еще никогда она не чувствовала себя такой усталой. Как будто из нее вынули душу, оставив лишь тело, застывшее в холодном оцепенении. Ее против воли сосватали, и против воли она провела ночь в постели с мужчиной. Теперь ей надо было готовиться к свадьбе, а она не чувствовала ничего. Ни гнева, ни отчаяния. Не было даже страха. Она оказалась игрушкой в чужих руках — и, по сути, так было всю жизнь, призналась себе Лиллиана. Пребывание в Бергрэмском аббатстве создало иллюзию, что она может не выходить замуж, пока сама не захочет, но теперь все стало на свои места. Отец позволил ей остаться в аббатстве, потому что это было ему на руку. Теперь же он пожелал выдать ее замуж за сэра Корбетта Колчестера.
Тихий стук в дверь вывел Лиллиану из задумчивости. Потом все совершалось очень быстро. Большую оловянную ванну наполнили водой с благовониями;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97