Айтеку показалось, будто янычар смотрит на него с нескрываемым торжеством. Его глаза были ярче неба над головой и почти так же ясны. Он был полон радости, ибо не сомневался, что сумел завоевать Мадину. На мгновение Айтек бессильно вытянул вдоль тела опустевшие руки. Потом внезапно подался вперед и… что есть силы толкнул янычара в грудь.
Мансур не удержался и полетел в пропасть, не успев даже вскрикнуть.
Стоявшие на площадке люди услышали только треск слоистого льда, потревоженного падением тела и дробящегося на каменных уступах. Минуту, равную вечности, Мадина стояла неподвижно, слушая тяжелый, частый стук своего сердца. Внезапно она почувствовала, что теряет самообладание, выпускает из рук вечно натянутые вожжи, что по ее бледным щекам струятся слезы, а из груди вырываются рыдания. Она пронзительно закричала и ринулась к краю обрыва, но Хайдар успел схватить ее за руку и удержать на месте.
Ильяс в бешенстве бросился к Айтеку, толкнул на землю и приставил саблю к его горлу. Лицо юноши исказилось от ярости и отчаяния.
– Нет, Ильяс! – В ужасе вскричала Мадина. – Оставь, не надо! Не увивай! Я – твоя мать, и это моя первая, а быть может, последняя просьба!
Юноша отошел; его руки дрожали. Немного погодя он опустился на одно колено и закрыл лицо руками.
Айтек поднялся с земли. Он был бледен и не осмеливался смотреть в глаза Мадины.
– Вы довольны? – Глухо произнесла женщина и обвела присутствующих мужчин безнадежным, тяжелым взглядом. Потом добавила: – Вы должны помочь мне найти тело.
«Падаль нужна только воронам!» – в те страшные секунды Мадина не смогла запомнить, кто именно произнес эти слова.
Все мусульмане равны перед Кораном, и кровь каждого из них ценится одинаково. Но только не в этом случае. Иноземца, пришедшего в чужой край, ворвавшегося в чужой дом и посягнувшего на честь чужой семьи, можно убить как собаку, за это не последует наказания, ибо для всякого грабителя, как гласит старая черкесская пословица, «лучше лежать в земле, чем ходить по земле».
Они удалились – три гордых горца, свершивших праведный суд, не побоявшихся ни порицания людей, ни гнева Аллаха.
С Мадиной остались только ее сыновья.
Глава V
Обрывистый склон возвышался над бурной рекой. То там, то сям на уступах гор виднелись пятна снега и редкие тонкие кустики, чудом выросшие среди камней. На одну из таких площадок и упал Мансур.
Он чудом не соскользнул с узкого уступа, так как успел уцепиться за какие-то ветки. Янычар сильно ударился о скалу и вмиг ослабел. К тому же он чувствовал, что не сумеет удержаться и все равно сорвется вниз.
Прошло несколько томительных минут, каждая из которых показалась Мансуру вечностью. Его лицо было неподвижно. На лбу и висках вздулись вены, дыхание со свистом вырывалось из груди. Теперь он понял, что значит находиться на краю гибели, сполна прочувствовал, что происходит с человеком, когда его охватывают истинное бессилие и сводящая с ума безнадежность.
Когда Мансур вновь рухнул в пустоту, ему почудилось, будто у него оборвалось дыхание. Миг между жизнью и смертью был очень коротким, и все-таки в этом ярком секундном проблеске он успел увидеть всю свою жизнь, даже, как ему показалось, то, что прежде было надежно сокрыто от его разума, памяти и чувств. Он снова ударился о скалу, потом соскользнул по обледенелому склону и упал на тропу.
Мадина издалека заметила неподвижно лежащее тело и побежала вперед. Потом внезапно остановилась, тяжело дыша и прижав руки к груди. Женщину захлестнула волна… нет, даже не страха, а ужаса перед тем, что ей предстояло увидеть. Хотя местные жители редко срывались с гор, они хорошо знали: упав с такой высоты, человек не просто разбивался насмерть – его тело превращалось в окровавленный, набитый раздробленными костями мешок.
Видя, что мать дрожит и не может сдвинуться с места, Хайдар мужественно произнес:
– Подожди, мама. Я пойду посмотрю.
Ильяс последовал за младшим братом. Когда Хайдар подошел к янычару и склонился над ним, старший сын Мадины оглянулся и посмотрел на нее. Совсем недавно это была поразительно красивая женщина с живым, горящим взглядом. Теперь черты ее лица заострились, а в глазах затаилось что-то болезненное и жуткое. Ильясу хотелось сказать ей что-то нежное, попытаться успокоить, но он не сделал этого, потому что знал: утешения будут напрасны.
Потом они увидели, что Хайдар отчаянно машет им рукой.
– Мама, он жив!
– Этого не может быть! – С тоской прошептала Мадина. Ильяс уверенно взял ее за руку и повел вперед, как слепую. Мансур и правда дышал, хотя Мадине казалось, что жизнь вот-вот покинет его тело.
– Что делать, мама, куда идти? – Растерянно произнес Хайдар.
– Я побегу в аул, расскажу аге, он пришлет хакима, – сказал Ильяс.
Мадина задумалась. В ее плотно сжатых губах и пылающем взоре читалась упрямая, твердая как камень воля.
– До Фахама далеко. Ты можешь не успеть, – медленно произнесла она, сосредоточенно глядя вдаль. – Я не знаю, как лечат хакимы. Зато мне известно, что может сделать Гюльджан. Она живет неподалеку, и я пойду к ней. А вы оставайтесь здесь.
Хайдар хотел приподнять Мансура и постелить на землю свою черкеску, но женщина не позволила.
– Не трогай! – Сказала она. – Оставь все как есть до прихода Гюльджан.
Мадина побежала по тропе. Иногда она останавливалась и ждала, пока утихнет бешеный стук сердца. Женщина не знала, чего больше в ее мыслях о будущем – надежды или страха. Гюльджан было очень много лет – похоже, старуха сама не знала сколько! – и Мадина давно не видела, чтобы она появлялась в ауле. Возможно, старая черкешенка умерла или утратила свое целительское искусство! Но даже если это не так, времени очень мало: пока Гюльджан добредет до того места, где остался Мансур, он может сто раз расстаться с жизнью!
На западе возвышался огромный скалистый массив; серые вершины гор исчезали в густом тумане. Внезапно Мадина подумала, что скоро может пойти сильный снег и тогда аул и то место, где живет Гюльджан, будут отрезаны от внешнего мира. Вскоре она увидела большой разлом в горах – там росло много деревьев, среди которых стояла хижина старухи. Деревья были старые, сучковатые, сильно накренившиеся от ветра. Крыша хижины покосилась, стены почернели, их покрывала плесень.
Мадина заметила медленно поднимавшуюся над крышей тонкую струйку дыма и безумно обрадовалась. Она подошла и открыла дверь. Под навесом крыши висели пучки сухих трав и темных корешков. В хижине не было ни ковров, ни разноцветных войлоков с шерстяными кистями по краям, ни резных сундуков, ни медной посуды. Гюльджан сидела возле очага на ворохе шкур и смотрела на гостью пожелтевшими от старости глазами. Мадина знала, что охотники всех трех аулов приносят старухе шкуры и дичь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58